Газета День Литературы # 148 (2008 12) - Газета День Литературы

Но тогда скажите мне,

Кто в дождливый вечер

На трухлявом низком пне

Зажигает свечи?

............

В полночь кто звенит в овсе,

Да на всю округу?

Эта глушь, собственно говоря, и есть тот заповедный уголок старины, жителю которого не совсем уютно под боком у большого мира, как будто он сам становится редким экспонатом, да, похоже, и действительно им является.

Поэзия Николая Якунина, как и народная, чужда публицистичности и полемичности, образы её развиваются последовательно, закономерно, как и всё живое, органично. Кому-то она может показаться слишком созерцательной для наших дней, но иной она быть не может. И тем более его обеспокоенность за будущее очевидна. Она в вопросах, на которые нет ответа: "Как же мне сохранить для тебя свет ромашек и запах пшеницы?", "Чем мне душу твою оградить от слепого, как ночь, равнодушья?" Да и как можно говорить о созерцательности, если вся жизнь в деревне – это непрерывное, неустанное движение, действие и просто работа, а поэзия Якунина – отражение этого движения.

Из дома выведут тропинки летние,

Бегут – расходятся,

бегут – встречаются,

Как косы девичьи, переплетаются.

Пусть размечтаешься,

пусть позабудешься,

Броди и час, и день, –

тут не заблудишься.

Шагай одной из них,

что всех приметнее, –

Вернёт в своё село или соседнее.

Конечно, сельские жители "бродят" по этим тропинкам не от безделья, а все по той же вековечной хозяйственной надобности: на полевые работы или косьбу, в магазин соседнего села или в лес по дрова, по грибы или по ягоды, а то и на охоту:

Напрямик через поле по насту,

Как в шалаш, в прошлогодний омёт.

Отсыревшие звёзды погаснут,

Отвердеет на лужицах лёд.

Просочится сквозь лес на опушку

По берёзовым веткам заря.

И внезапно на алую "мушку"

Упадёт красный глаз глухаря.

Об охоте говорится спокойно, как о естественном, обычном деле. Нет здесь и охотничьей страсти, азарта, – это занятие, к которому вынуждает жизненная необходимость. И пейзажная ясность в стихотворении как бы отодвигает думы о предстоящем выстреле на задний план.

Видимо, есть смысл говорить не только об эстетическом, но также и о прикладном значении поэзии в народной среде. То есть в рамках эстетики она нередко выполняет функцию учебника, проповедуя наиболее разумный с точки зрения многовекового опыта образ жизни наиболее доступным и выразительным языком, воздействуя не только на ум, но и на чувства. Так поэтизируется повседневный быт с его яркими событиями и рядовыми заботами, в том числе, например, об огороде.

Беспомощны, как детские ладошки,

Зелёные листочки у берёз.

И только-только первые картошки

Упрятались под холмики борозд.

............

Взметнулись к солнцу прямо

перья лука

И, как штыки, росточки чеснока.

Но в ящиках гнездятся, как цыплята,

Пока что помидоры у окна.

Но этот быт, становясь предметом эстетики, помогает сформулировать поэту такие истины, которые должны быть аксиомой: "Проста, как день, крестьянская наука: хозяйский глаз да лёгкая рука".

К вопросу хозяйствования поэт возвращается нередко, потому что хозяйство – это основа основ любой жизни. И в "Стихах о топоре" ("Без топора в деревне, как без рук") Якунин снова объясняет простую крестьянскую истину: "Не держится хозяйство без пригляда". Поэтому издавна топор служил мерилом способности человека вести хозйство:

Не все они остры и хороши,

Другим – рубить крапиву не годится.

Иными хоть чинить карандаши,

А можно и при случае побриться.

Бывало, дед зайдёт к тебе во двор,

Топор осмотрит хитрыми глазами,

И ни к чему дальнейший разговор –

Каков топор – таков его хозяин.

Работа – ежедневная, ежечасная – является, как водится, средством достижения цели, а не самой целью, но при этом она не только не в тягость, а представляется удовольствием, радостью, и несчастлив тот, кто незнаком с блаженством усталости, которая свалит с ног, а потом:

Листва берёз зелеёной пеной

Плеснёт в прикрытые глаза.

И к сердцу нежному по венам

Прольются птичьи голоса.

Лежишь, как в детстве,

светлой ночью,

И словно мать в избе родной

В своём застиранном платочке

Поет, склонившись над тобой.

И всё это настолько легко, чисто и тихо, что сон усталости кажется каким-то даже неземным, небесным, и в то же время по-земному реальным, ощутимым всей внутренней сущностью как "нечаянная радость" (А.Жигулин), сладкая телу и сердцу.

В поэзии Николая Якунина почти повсеместно сближаются эти такие непохожие радости – для тела и души, потому что народная психология их тоже сливает воедино. К таким вот способам расслабления тела и отдыха души относится русская баня:

Догорает закат за сараем,

И блаженствует в баньках народ,

Не спеша в кипятке растворяя

Тяжесть нажитых за день забот.

В устном народном творчестве создан полный кодекс жизненного круга, основанный на единении с природой. И читая стихи Николая Якунина, реально представляешь себе эти народные воззрения, народные идеалы, к которым, как к совершенству, стремится народ всё время.

Над околицей тихой, над полем

Смех и песни взметнулись в зенит.

Не копила земля свои боли,

Не запомнила горьких обид.

У дворов средь просторов пахучих

Зачернел забурьяненный пласт.

Жизни мудрой природа научит

И душевность свою передаст.

Так в образе земли и природы изображается тяготение национального характера к добру и справедливости, его незлопамятность и душевность, стремление к мудрости. Об этих чертах вспоминается поэту нередко как раз весной, что всего естественнее:

Забылись зимние обиды,

И нет причин для новых ссорю

То шёпот ласковый, то вздохи

Почти у каждого крыльца.

Пересекаются дороги,

Соединяются сердца.

Миролюбие русского характера, его доброжелательность и дружелюбие основаны на уважении к другому человеку и ожидании ответного уважения, ибо для народного самосознания так важно это чувство сохранённого достоинства. "Пусть нежных слов в ответ я не услышу, но и никто мне здесь не нагрубит", – ведь на грубость надо отвечать соответственно, она в любом случае ведёт к результату, которого лучше избежать вовсе. Длительное оскорбление этого чувства ведёт издавна к пьянству, к тому "смиренью, что паче гордыни", шутовству и, наконец, когда уже дальше некуда, к прямому бунту. Однако это чувство связано не только миролюбием, но и с чувством национальной и личной гордости ("Не буду я просить, как нищий, любви у запертых дверей"), тяготеющей к независимости.

И в то же время в этом характере, когда он раскрыт, проскальзывает лёгкость нрава и простота, отсутствие высокомерия, даже какая-то дурашливость, но не от игривости, а от лукавой любознательности:

И туманно, и облачно снова,

Тускл, прохладен березовый свет.

Крикнешь в роще весёлое слово,

Не дождёшься ни звука в ответ.

Конечно, понятие национального характера неоднозначно, он многолик и многосторонен, в поэзии же Якунина развивалась и наиболее отразилась та сторона, которой более по душе мягкость, чем удальство, нежность, чем сила. И не случайно так хорошо понимает поэт женскую душу, её сущность и её боль. У него есть стихи, написанные от лица женщины, но ещё больше – ей посвящены.

В его интимной лирике, стихах о любви привлекает необыкновенность самопожертвования, он готов, примчась к любимой издалека, "дыханьем осторожно рассеять в небе облака", он мечтает коснуться её губ "робко листком берёзовым" и наперекор своей судьбе готов лечь ей под ноги "последним ярким листопадом", желая в награду лишь удивлённо брошенного на ходу: "Какая ласковая осень случилась в нынешнем году". Любовь эта по-русски жертвенна и альтруистична. Сердце поэта, становясь падающей звездой, даже ценой последней боли готово помедлить падать с высоты, чтобы любимая успела загадать желание. И в обоих случаях он соглашается, мечтает об этом без мысли последующей реабилитации своего имени, ему достаточно служить ей и радовать её – даже безымянно.