Московские истории - Нильс Хаген

Я лежу на дне кнорра. Лодку качает, меня тошнит, хотя не припомню, чтобы когда-то страдал морской болезнью. Гребцы усердно налегают на весла.

– Р-раз! Р-раз! – мерно задает ритм голос.

Я поворачиваю голову. На носу возвышается сухощавый старик в тяжелых рыбацких сапогах. Хитрый прищур, кривая ухмылка, морщинки, разбегающиеся от уголков глаз, делают старика похожим на трикстера.

– Р-раз! Р-раз! – командует мой покойный дедушка Гуннар, и гребцы налегают на весла, продолжая рычать его любимую песню про Филлемана, победившего тролля.

– Куда мы плывем? – спрашиваю я.

– Плавает дерьмо, – в свойственной ему манере, но при этом как-то очень по-русски замечает дедушка Гуннар.

Руки мои отчего-то связаны за спиной грубой веревкой. Ноги тоже чем-то оплетены, и я не могу подняться, только еще сильнее выворачиваюсь, чтобы видеть деда.

– Куда ты меня везешь? – спрашиваю иначе.

– В небытие, – отвечает дедушка Гуннар. – Вальхаллы ты не заслуживаешь.

Сказанное кажется сюрреалистическим бредом. Какая Вальхалла? Двадцать первый век на дворе.

– Глупый маленький Нильси. – Дед шире растягивает темные стариковские губы в ухмылке. – Ты так и не понял. Нет разницы, во что ты веришь: в Христа или Одина. Не важно, куда ты стремишься: в рай или Вальхаллу. Совершенно безразлично, кем ты хочешь умереть: воином или послушником. Значение имеет только то, как ты жил: скотом или человеком.

Дед смеется. Смех его звучит обидно и жутковато. Я хочу проснуться.

– Посмотри на них. Взять хотя бы Олафа. У него пятеро детей и жена на сносях. Хотел бы ты, Олаф, поговорить сейчас со своей женой?..

Олаф не отвечает, лишь сильнее налегает на весла.

– Он хотел бы, но у него нет телефона. А вон Бьерн. У него три жены, и он бы не отказался поговорить с каждой. Вот только мобильника еще не изобрели. Они заняты делом, их жены в безопасности, но они отдали бы все за возможность поговорить сейчас с ними. А ты? Чем ты был занят? Что с твоей женой?

Мне становится совсем некомфортно и…

…Я открыл глаза и приподнялся на локте. В комнате было еще темно. За окном только-только наметились сумерки. Я лежал на кровати одетый, ноги опутало покрывало, сковывая движения. Комната покачивалась, меня подташнивало.

Но, по крайней мере, я дома, в своей квартире.

Глупая мысль. А где мне еще быть?

С трудом размотав покрывало, я поднялся с кровати и поплелся в ванную комнату. По дороге замутило сильнее, и я едва успел добежать до унитаза.

Господи, зачем же я так набрался?

Это была первая вменяемая мысль. В голове маячили мутные отголоски сна. Дедушка Гуннар в обличье викинга… викинги, читающие морали…

Не люблю, когда снятся покойники. Кто-то говорит, что явившийся во сне покойник – предвестник неприятностей, кто-то считает, что умершие родственники снятся к перемене погоды. В России вообще любят связывать со сновидениями всякие странности. Я не сторонник толкований снов: ни народных, ни фрейдистских – никаких. Но общаться с покойниками мне не нравится. И сюрреализм с морализаторством во сне я тоже не люблю. Потом ходишь целый день и мысленно возвращаешься к ночным играм разума. Думаешь, с чего вдруг вся эта ерунда возникла у тебя в подсознании…

И тут память с беспощадностью и стремительностью спущенной пружины ударила мне в голову подробностями вчерашнего дня, выстрелив сразу кучей феерических картинок. Случайно встреченный Валерий, обед, бильярд, бар с Джимом Моррисоном. Бесконечная история несчастной любви Валерия, втекающая в меня планомерно вместе с алкоголем, Светлана, клуб, неработающий смартфон, отвратительные сцены, будто срисованные жизнью у Босха, белый танец, занавес.

В голове шумело. Не то от мыслей, не то… Только сейчас я обнаружил, что все еще стою над унитазом, утопив пальцем кнопку слива, и вода гремящими струями уносится в канализацию.

Отпустил кнопку. Силы неожиданно закончились, и я, откинувшись спиной на стену, медленно сполз на холодный кафель. Тяжесть вчерашнего грехопадения ощущалась почти физически.

– Какое грехопадение? Ведь ничего же не было.

Кажется, последние слова я произнес вслух. В любом случае прозвучали они как-то малоубедительно. Одно воспоминание о так называемом клубе вызывало жгучий приступ стыда.

Не нужно было туда ехать. Как и не нужно было напиваться с Валерием…

Валерий… Интересно, чем кончился его вечер? И как я вернулся домой? На эти вопросы память упорно не желала отвечать. Да бог с ним, с Валерием. Я ведь так и не позвонил Арите!

Смартфон нашелся в кармане пиджака, валявшегося на полу посреди коридора. Превозмогая тошноту, вернулся в комнату, поставил наконец мертвый аппарат на зарядку и нажал кнопку включения.

Экран мгновенно ожил. Едва запустилась система, запищали сообщения о пропущенных вызовах. Два десятка пропущенных звонков, из них три важных и восемь от Ариты. Хорошо погулял, ничего не скажешь.

SMS от Ариты пришло четыре. Короткие, но емкие, они наглядно демонстрировали изменения в настроении моей жены.

«Ни, не могу дозвониться. Перезвони. Целую» – это сообщение пришло в обед, примерно тогда, когда мы закусывали водку борщом.

«Ни, где ты? Что у тебя с телефоном?» – это позже, когда мы сменили ресторан на бильярдную.

«Нильс, с тобой все в порядке? Позвони, как получишь сообщение».

Последнее послание было отправлено ближе к полуночи, когда Арите, видимо, надоело за меня волноваться и переживания переросли в раздражение, оно было самым лаконичным: «Ну и как это понимать, господин Хаген?»

Первым желанием было тут же позвонить жене и покаяться. Но его я отмел как эмоциональное и неразумное. Во-первых, рано. Арита наверняка еще спит, и будить ее после того, как она полночи переживала, не стоит. Во-вторых, рассказывать правду о моих ночных похождениях нельзя. Мало ли как она на это отреагирует. Сцен ревности жена мне пока не закатывала, но и подобных ситуаций в нашей не такой уж и долгой совместной жизни не было. И экспериментировать не нужно сейчас ни мне, ни Арите, ни нашему будущему ребенку.

Значит, придется врать. Ну а что вы будете врать, господин Хаген?

Задача оказалось неразрешимой для моей похмельной головы, и я поплелся в ванну, размышляя о тщетности бытия и необходимости держать дома аспирин.

Дмитрий в пору нашей дружбы утверждал, что от похмелья спасают три «П»: побриться, посидеть на горшке и поесть жирного. Не уверен в действенности этого рецепта, но контрастный душ и пара чашек крепкого кофе вернули меня к жизни. Во всяком случае, руки перестали трястись, окружающая действительность – качаться, а кроме того, отступила тошнота. Зато ей на смену уверенно заступила все усиливающаяся головная боль.

Хорошо, возле дома была круглосуточная аптека. Добравшись до прилавка, я жалобно попросил аспирина. Фармацевт в белом халате с простым открытым лицом окинула меня странным взглядом. Вообще русские женщины не любят мужчин с отпечатком пьянства или абстиненции, но, видимо, для солидно одетого иностранца эта женщина решила сделать исключение:

– Бедненький, какой аспирин? Это же лекарство из прошлого века. Да и не поможет вам аспирин.

Она отошла на секунду и вернулась с бутылкой минералки и пачкой «алкозельцера».

– Растворите пару таблеток в минералке и выпейте. Только не в полную бутылку. Отпейте или отлейте сперва, – напутствовала меня аптекарша.

Думаю, ни от одного фармацевта ни в одной стране мира невозможно услышать ничего подобного. Хотя бы потому, что в любой другой стране если не первый, то уж второй клиент напишет жалобу, и уволят фармацевта, давшего такой совет, без выходного пособия. Но в России и не такое бывает. И что самое занятное – зачастую совершенно нелепые советы оказываются весьма действенными.

Покинув аптеку, я откупорил бутылку, вылил около трети под ближайший куст и принялся пихать в горлышко шипучие таблетки, а потом глотать шибающий в нос напиток. Как ни удивительно – помогло.

Арите я позвонил уже с дороги. Голос у нее был заспанный и сердитый, а разговор получился скомканный, сухой и свелся большей частью к надиктовыванию списка необходимых жене вещей и продуктов.

Ощущение вины творит чудеса. Я был уверен, что на закупку всего, что попросила Арита, уйдет минимум два часа, однако уже минут через сорок входил в палату, навьюченный, как верблюд.

Жена встретила меня суровым взглядом. Содержимое принесенных мной пакетов, занимало ее, казалось, куда больше, чем муж. Ну а чего я, собственно, ожидал? Сам виноват.

Вынырнув из пакета, Арита стрельнула в меня колючим взглядом.

– Киви купил?

– Да, – засуетился я. – Вот тут… сейчас.

Лоток с киви нашелся не сразу и совсем в другом пакете. Арита наблюдала за мной с таким выражением, с каким, должно быть, охранники в Бухенвальде наблюдали за своими заключенными. Я наткнулся на ее взгляд, и мне стало не по себе.