10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Радикальные реформы – это разрушение «социалистических основ»: обращение к частной собственности, свободному рынку, политическому плюрализму, ликвидация монополии одной идеологии.

Думаю, Горбачев страшился даже анализировать такой вариант. На пленуме ЦК (23 апреля 1985 г.), который вся печать КПСС дружно, по инерции стала называть историческим, в действительности ничего принципиально и исторически нового не было сказано. Все те же унылые, привычные разговоры «о ленинской традиции», «преимуществах нового строя», «углублении социалистической демократии», «социалистическом образе жизни», об «успехах дела социализма и коммунизма, которые зависят от партии…»{1036}.

Лозунг ускорениие – действительно был относительно новым. Но этот пропагандистский призыв является малосодержательным. Что значит добиться «социально-экономического прогресса» без кардинальных изменений в общественных и политических структурах? Это все тот же старый экстенсивный путь развития, увеличение темпов, подстегиваемых «дисциплиной», «соревнованием», «правильным партийным руководством». Старый бег к «количеству» не смог кардинально что-либо изменить. Сталин называл это понятнее: «Пятилетку в четыре года».

Наконец, есть еще один путь перемен: либеральное развитие. Думаю, что Горбачев и раньше, да, по всей видимости, и теперь является сторонником этой политической и социально-экономической методологии. Здесь, если внимательно прочесть «позднего» генсека, уживаются план и рынок, государственные и частные предприятия, централизация и децентрализация. По сути, путь либерализации системы – это попытка создать модель, которая бы включала в себя, скажем упрощенно так: лучшие социалистические и капиталистические элементы. Согласится или не согласится со мной уважаемый Михаил Сергеевич, но его шаги, особенно на «первом»… втором этапах (ох, сколько он их намечал!) свидетельствовали о намерениях сохранить социалистическую экономику, которая по своему принципу была бы смешанной. Исторический опыт показывает (Югославия, Китай), что такая модель способна давать некоторые временные позитивные результаты, но порождает много новых сложных проблем, которые не могут быть успешно решены. Конечно, более понятна и, видимо, перспективнее – социально-демократическая модель развития, о которой в последние годы тоже говорил Михаил Сергеевич.

Сегодня многие, в том числе и я, порой и в этой книге, критикуют Горбачева за отсутствие эффективной «стратегии» перестройки. А кто предложил в те годы другой, более рациональный путь? Кто в партийном руководстве выдвинул, сформулировал более эффективную стратегию перестройки? Кто предложил иную методологию мышления и действий? Пожалуй, никто. За порогом XXI века нам еще яснее и рельефнее будут видны «ошибки» Горбачева. Но он-то не имел столько времени для их осмысления! Реформатор не созерцал, а действовал! Генсек часто должен был действовать немедленно, в этот день и даже минуту. Лучший способ избежать облыжных обвинений – уметь мысленно ставить себя на место человека, которого критикуешь, да еще и «погрузиться» в «то» время. Нельзя забывать, что ему, возможно, как «первому» лицу в партии и государстве, изменять себя было еще труднее, чем нам, грешным. Как Горбачев однажды заявил своим коллегам: «Идет огромная перестройка, перестройка нас самих. Мы – не боги…»{1037} Хотя, по правде, раньше всегда генсек в СССР был земным богом…

Слов нет, Горбачев имел просчеты. И крупные. Особенно в национальном вопросе. Но я не знаю ни одного политика в истории, который обходился бы без них. Обратитесь к Ленину – мы все считали гением. А теперь доподлинно выясняется, что именно «основатель» заложил генетические корни всех наших главных исторических неудач в XX веке…

Горбачев действовал «по ситуации». Ему не у кого было учиться. Наиболее рельефная его слабость – нерешительность, половинчатость предпринимаемых шагов. Многим позитивным усилиям как бы подрезались «жилы», и им так и не суждено было завершиться. Двойственность Горбачева не только от избранной либеральной, смешанной линии движения, но и от мучительного процесса освобождения от цепких стереотипов, которыми нас всех «наградила» большевистская ментальность. Без этого трудно понять феномен перестройки – процесса попыток внесения качественных изменений в социалистическую систему.

Все дело в том, что эти изменения люди пытались осуществить, еще являясь носителями многих старых стереотипов. Вот один пример: переоценка Сталина.

В октябре 1987 года при обсуждении на политбюро проекта доклада на торжественном заседании, посвященном 70-летию Октября, зашла речь о Сталине. Все были за то, чтобы дать ему критическую оценку, но с разными оговорками. Высказал свое мнение и Горбачев:

«…Доклад не получался, пока не родилась мысль выделить 20-е и 30-е годы после Ленина, тогда выявилась большая, огромная заслуга (курсив наш. – Д.В.) Сталина… Тогда Сталин и нашел свое место. А ведь это был решающий этап: решался вопрос, куда пойдет страна»{1038}.

Трудно поверить, что так говорил Горбачев спустя более чем три десятилетия после XX съезда… «Заслуга» в дальнейшем «бетонировании» системы, в которой не оставалось места человеку, но был гигантский резервуар для «массы».

Или вот еще фрагмент из его выступления на политбюро 4 апреля 1985 года: «…не секрет, когда Хрущев довел критику действий Сталина до невероятных размеров, это принесло только ущерб, после которого мы до сих пор в какой-то мере не можем собрать черепки»{1039}.

В своем докладе о 70-летии Октября, произнесенном 2 ноября 1987 года в Кремлевском Дворце съездов, Горбачев трижды упомянул Сталина и получил в ответ бурные аплодисменты, когда произнес: «В достижении победы сыграли свою роль огромная политическая воля, целеустремленность и настойчивость, умение организовать и дисциплинировать людей, проявленные в годы войны И.В. Сталиным…»{1040}

Человек, по вине которого накануне войны были разгромлены военные кадры, заключен позорный договор о «дружбе» с Гитлером, не позволивший привести в нужный момент войска в боевую готовность, оказывается, явился чуть ли не спасителем Отечества. А как забыть те 26,5 миллиона жертв в войне, большая часть которых рождена прямыми преступлениями и просчетами Сталина?

У Горбачева в сознании долго оставалось какое-то двойственное отношение к Сталину: изверг, но ведь «защитил» социализм.

Когда встал вопрос о разрешении СИ. Аллилуевой вновь покинуть страну, после ее импульсивного возвращения, решили, что неплохо бы с ней побеседовать. Может, дочь Сталина передумает. Но Горбачев отказался встречаться с Аллилуевой: