Врачу, исцелись сам! - Владимир Митрофанов

– Никуда он не пойдет! – тут же мгновенно взвивалась Марья Петровна.

– А кто же тогда будет Родину-мать защищать? – будто бы удивлялся

Жизляй.

– Да кто угодно, только не мой сын! Сам, если хочешь, и иди! – Ее страшно бесили эти намеки. С Жирдяем они всегда была на "ты".

– А я уже свое сходил! И ничего страшного не случилось. Теперь пусть другие идут, исполняют свой гражданский долг!

– Еще чего! – мрачно сказала Марья Петровна.

Жизляй потом это дело прокомментировал:

– Тот же типичный женский подход: сына никуда от себя не отпускать, а тем более в проклятую армию, где его могут обидеть злые мальчишки. Впрочем, мужа бы своего она отдала бы, пожалуй, без сожаления. Понятно, это врожденный женский инстинкт, никуда своего ребенка от себя не отпускать. Наверняка слышал, как женщина говорит:

"Мы", отождествляя себя со своим ребенком. Но если допускать такое воспитание, то оно как раз и формирует именно тот самый тип мужчины, который сами же женщины больше всего и ненавидят: ничего не решающая тряпка, зависящая от своей матери. Исконно тому было придумано противодействие: в племенах мальчика в определенном возрасте отрывали от матери, посвящали в воины, и это обычно было связано с каким-то болезненным испытанием, всегда с преодолением боли. У нас такую роль в какой-то степени играет армия: там ты учишься выживать вне семьи, в чужой среде, принимать решения и отвечать за себя.

Мужчина в жизни должен быть добытчиком и защитником – это его основная социальная роль, – и при необходимости немедленно, не раздумывая, вступать в бой. Армия всегда была жесткая система. Это теперь все жалуются, а раньше были гауптвахты, сейчас, говорят, их вроде как отменили, но уверен, снова введут. Ты там был? А я был! Я до сих пор помню того начальника гауптвахты. Настоящий зверь! И я сейчас понимаю, что по-другому с такой публикой, как мы, было нельзя. Меня забрали оттуда через пять дней, приехали из части, спрашивают: "Ты чего такой грязный и вонючий? Тебя же в машину невозможно посадить!" Так ведь совсем там не мылся. Чуть зазеваешься, прикладом в спину дадут – мало не покажется. Поэтому все исполняется мгновенно. В школах раньше били детей. Сейчас это кажется диким. А я так считаю, что розги в меру, без садизма – только детям на пользу. Отдельные идиоты перегибают, так они и без официальных наказаний бьют детей. Если ребенка бить по жопе – что с ним будет? Только на пользу. "Он нас бьет и плюется в лицо!" – тут, услышал случайно, одна девчонка про учителя своего рассказывает. А почему: потому что никто не хочет учиться, балуются, шумят, не слушают. А как ты их накажешь? Попробуй, тронь! Двойку разве что остается поставить, чтобы их уже родители дома драли.

Больничный ординатор Наташа Алтухова, сидевшая за соседним столом, благоразумно промолчала. У нее сын в настоящее время служил на флоте. В армию идти не очень-то хотел, но делать "белый билет" отказался категорически. Когда его забирали, то, говорят, чуть не рыдал. То ли от тоски, то ли от страха, а может просто спьяну. Потом оказалось, что, как и обещали в военкомате, попал он на Северный флот – на крейсер "Петр Великий" и очень удачно, отслужил там уже год, и службой был очень доволен. Даже якобы собирался оставаться служить по контракту и учиться на мичмана. Его же школьный дружок закосил от армии "по дурке" и теперь болтался по городу и не работал.

Потом в ординаторскую зашла за рецептами для своей матери Оля

Кондратьева, медсестра, которая какое-то время работала в приемном отделении, а теперь собиралась в очередной декретный отпуск. История ее личной жизни была запутанная до такой степени, что Борисков сначала ничего толком в ней и не понял. Потом ему с трудом женщины растолковали. Она вышла замуж то ли за узбека, то ли за таджика, который после окончания аспирантуры уехал к себе домой. Хотя тут у них родилась дочка, однако она туда ехать испугалась. Тут у нее еще была мать, которая в жизни ни дня не работала и не собиралась, а после смерти отца, который ее кормил, намеревалась жить уже за счет детей. Там он по другому паспорту женился на местной девушке, взятой откуда-то из глухого кишлака, из бедной семьи, и которая смотрела мужу в рот и подчинялась ему беспрекословно. Уже там у него родился еще один ребенок. Какое-то время он все еще предлагал ей приехать туда, чтобы жить всем одной семьей. Она отказывалась. Знакомые показали ее одному холостому мужчине, которому она понравилась (он посмотрел на нее, когда она была на работе – в кассе сбербанка). Она какое-то время колебалась, потому что никак на него не реагировала, но потом все-таки согласилась пойти покататься на "ватрушках" с гор, и в итоге снова забеременела. Поначалу хотела сделать аборт, но отец ребенка и его мать сказали, что лучше бы оставить, поскольку он готов на ней жениться сразу же, как она разведется. Она пошла вставать на учет в женскую консультацию, там ее спросили: замужем ли она, и она сказала: "Да", однако, добавила: "Не совсем", те тут же зачеркнули первую запись и написали: "гражданский брак", Ольга же снова сказала: "Тоже не совсем так, поскольку я состою в браке с одним мужчиной, а этот ребенок у меня от другого". Впрочем, и это тоже не удивило работников консультации – они всякого перевидали.

Однако беременность развивалась своим чередом, а развод затягивался по причине сбора документов, поскольку требовалось присутствия на суде обоих родителей первого несовершеннолетнего ребенка и проведение определенной процедуры, поскольку отец, хотя и двоеженец

(вторая жена была зарегистрирована по таджикскому паспорту), – тоже все равно имел на ребенка право. Потом приехал муж, и оказалось, что он богат, работает по контракту в Швейцарии, по-прежнему любит ее, предлагал взять ребенка с собой. Она, естественно, не разрешила.

Выписав нужные рецепты, Борисков направился в лабораторию и по дороге еще заскочил в регистратуру поликлиники, чтобы узнать расписание на вечер. Там царила паника. Совсем юная девушка-медрегистатор пребывала в эмоциональном шоке, ее отпаивали какими-то каплями. Она днем шла по тропинке мимо Сосновского парка, когда оттуда вдруг вышел молодой мужчина, вполне прилично выглядевший, с которым в обычной обстановке она вовсе не прочь была бы познакомиться. Он подошел к ней и сказал, глядя прямо в глаза:

"Пошли со мной!" Она тут же все поняла и ответила: "Возьмите все – сумочку, деньги, телефон, только отпустите!" – "Мне этого ничего не нужно, пошли!" – Она оцепенела, он схватил ее за рукав пальто и потащил в парк, но потом все-таки бросил ее и скрылся среди деревьев, видно что-то его спугнуло. Она сидела и тряслась, а вокруг нее сновали утешительницы. Парк этот, как и все относительно безлюдные места района, был известным маньячным местом. Борисков лично сам не сталкивался, но женщины нередко жаловались на эксгибиционистов и прочих маньяков, карауливших их в кустах. Местный милиционер, находившийся недавно на лечении с обострением язвенной болезни, рассказал, что вот сейчас снег сойдет, и снова будут находить "подснежники" – скопившиеся за зиму и вытаявшие из-под снега трупы.

Впрочем, один раз Борисков столкнулся с подобным насильником. В тот день машина сломалась, он поехал на работу на метро и потом решил пройти пешком, срезать через парк, заодно там и пописать. И увидел маньяка. Тот тащил какую-то женщину в чащу. Та только скулила.

Борисков оторопел, остановился как вкопанный и уставился на них, еще не осознав ситуацию: может быть, это игра у них такая.

Преступник был довольно видный и крепкий парень. Он увидел Борискова и сказал:

– А тебе, мужик, чего надо? – Он смотрел на Борискова, продолжая держать женщину за волосы. – Вали отсюда! – Вид у него был отнюдь не испуганный, а скорее раздраженный тем, что ему помешали.

– Да, в общем-то и ничего – я просто из милиции! – Борисков показал корочки своего красного удостоверения. Это могло оказать некоторое психологическое давление, на которое он очень рассчитывал.

Но этот трюк совершенно не сработал. Насильник, как голодный паук, вовсе не собирался отпускать свою жертву. Женщина мычала, трепыхалась, как рыба в сетке. Затрещало пальто, полетели пуговицы.

– Успокойтесь, девушка! – сказал ей Борисков. – Я уже позвонил в милицию, ближайший наряд будет тут минуты через три, не больше. Они уже едут.

Насильник и тут проявил завидное хладнокровие. Еще с полминуты он пристально смотрел на Борискова, который чувствовал себя в этой ситуации довольно-таки неуютно, но женщине в принципе уже ничего не грозило, поскольку в любом случае акция была сорвана. Потом злодей оттолкнул ее от себя и нарочито медленно пошел в лес.

"Вот бы сейчас выстрелить ему в спину!" – с сожалением подумал

Борисков, глядя ему вслед. Снять хотя бы его на камеру в телефоне, но телефон у Борискова был без камеры. Хотя Борисков в институте пару лет и занимался борьбой самбо, но задерживать маньяка в одиночку не рискнул. Уверенно он себя в этих делах вовсе не чувствовал, да и опыта такого не имел. Короче, испугался.