Империя мертвецов - Кэйкаку Ито

– Народ гигантов, правильно?

Но старик снова сделал вид, что не слышит меня:

– И все же кое-кому удалось спастись от кары Господней. Кого-то не было тогда на родине, и проклятое адитово племя пришло в наши земли, они откопали корни земли, стали шахтерами. Проклятье повторялось много раз. Потому что люди прокляты. Адиты навлекли на них проклятье.

Я бессмысленно кивал, а Красоткин вдруг вклинился как ни в чем не бывало:

– Получается, к вам уже кто-то наведывался?

Если Карамазов затаился в старом месторождении, то ничего удивительного.

– В том месте бывают люди, – загадочно усмехнулся старик. – В прошлую войну, уж лет сорок тому назад, там поселилась одна компания. Их привел чужак. Выдающийся муж. Наверное, больше восьми футов[32] роста. И тогда мы поверили в адитов. Воистину, воистину прекрасный… – затрепетал старик, – царь мертвецов.

Мы скользили во тьму.

Поднимались по течению Леты, отделяющей мир живых от царства мертвых.

– «И земля та покрыта тьмой, и никто не может узреть, что под ее покровом, и никто не смеет войти под него. Кто рядом живет, те говорят, что слышат порою человечью речь, да ржание лошадей, да петушиный клич, а потому ведают, что во тьме той живут люди, но что за люди – того не знают», – по памяти процитировал Барнаби, и Красоткин тут же отозвался:

– «Путешествия сэра Джона Мандевиля»?

Сэр Джон Мандевиль – путешественник XIV века, который оставил письменное свидетельство о государстве пресвитера Иоанна. В свое время записки о его странствиях пользовались исключительной популярностью, но в библиотеку Пятницы эта книга все же не попала. Красоткин объявил, что в описаниях Востока у него сплошь выдумки. Сэр Мандевиль повыдергивал куски из путевых заметок других путешественников, состряпав правдоподобную повесть. В такого рода книгах чем дальше от родины автора, тем больше можно встретить небылиц вроде безголового народа или людей с песьими головами. Человеку свойственно выдумывать. Он мнит себя пупом мира и огораживается стенами, которые защищают от воображаемых призраков. А Барнаби процитировал пассаж, относящийся к Афганистану.

Мы продолжили путь по реке, которую нам указал старик. В этих краях уже сложно было понять, где основное русло, а где приток. Снег холмиками покрывал покосившиеся лачуги на берегу. Мы плыли вверх под прогнившими бревнами мостов во все сужающиеся зазоры меж скал. Голодные, продрогшие, мы ломали жесткие лепешки на мелкие сухари.

Красоткин, который, казалось, отдался в объятья холода, вдруг привстал и беззвучно указал на вершину утеса.

Там стоял мертвый дозорный с копьем. Завидев нас, он вскинул голову и поднял оружие. Копье пролетело по параболе, чиркнуло по борту лодки, но прошло мимо. Мертвец, кажется, на сем удовлетворился и продолжил наблюдение. Мы, уплывая все дальше, молча провожали глазами его покачивающуюся фигурку.

Периодически летящие в нашу сторону копья стали путеводной нитью к карамазовскому царству. Постепенно их становилось больше, а порой нам приходилось и уворачиваться. Мертвецы всегда целятся точно, поэтому не верится, что они хотели нас просто запугать. Завидев лодку, разбросанные по участку мертвецы как будто что-то вспоминали и механически метали копья. Однако после этого застывали и только покачивались. Пополнять арсенал они, вероятно, уходили по ночам.

Какая слабая оборона. Вроде чувствуется, что Карамазов хочет защититься, а вроде ему и все равно. Как будто он выставил стражей для галочки. Но перед кем ему отчитываться? Дозорные атаковали мало того что с дальней дистанции, так еще и всего один раз, поэтому наверняка я утверждать не решался, но на вид они казались мне мертвецами новой модели. Копья вели нас. Каждое нападение подтверждало наш маршрут. Карамазов давал понять, что не против гостей.

Мы гребли день и ночь, разбившись на смены.

И вот на самом горизонте вдруг показался насквозь прогнивший причал. Река на повороте намыла небольшую отмель, и вверх по склону поднималась похороненная под снегом лестница с низкими ступенями. Там распахивал свой зев грот, украшенный барельефами в греческом стиле, и мертвецы, подобно уставшим изгнанникам, выстроились, чтобы встретить нас. Среди них затесались и женщины, и даже совсем маленькие дети, и они меня ужасно поразили. Маленькие их тела, помимо живости, утратили и всякое подобие детскости, на лицах застыло полное бесстрастие. Эти дети стояли навытяжку неотличимо от взрослых.

Из-за вялых движений они напоминали изможденных долгими скитаниями погорельцев – побитых жизнью, едва волокущих ноги. Эффект зловещей долины был столь силен, что казалось, будто мертвецы глумятся над жизнью, которая их предательски оставила. Я видел, что все они относятся к новому типу.

Когда нос нашего судна ткнулся в берег, какая-то невидимая сила заставила мертвецов расступиться и открыть нам дорогу. Из грота вышел высокий худой человек. Одет он был в тонкий подрясник, на груди голубой – возможно, лазуритовый – крест, подвешенный на джутовой веревке.

Когда расстояние между нами сократилось, Красоткин встал, лодка покачнулась, и я вцепился в борт. Мужчина в подряснике покачал пальцем, мертвецы покрепче тут же ступили в ледяную воду, ухватили лодку за корму и подвели ее к полуразрушенному причалу.

– Коля! – окликнул Карамазов Красоткина.

– Алеша! – отозвался тот.

Мы прибыли в карамазовское царство.

Карамазов с тусклой лампой в руках вел нас за собой вверх по лестнице, выбитой прямо в скале.

– Обычно мне не нужен свет, – тихо сказал Карамазов и беззвучно, точно привидение, завернул за угол. Единственный живой среди мертвецов ни капли не удивился нашему появлению. Тихо и чрезвычайно обходительно он отворил дверь на лестничной площадке. За ней оказалась комната с вырубленными наружу окнами. В стене был камин. Интересно, как они решили проблему вытяжки? Простая мебель, целая гора книг и связки записей. Мне показалось, что вся обстановка напоминает монастырскую келью, даже на стенах остались светлые пятна, как будто от снятых икон. В нишах-полках поблескивали голубизной прожилки лазурита. Половину комнаты занимал стол с шестью стульями.

– Может, тут и в самом деле когда-то была келья. Царство пресвитера Иоанна – оплот христианской веры, – молвил Карамазов, хранивший все это время молчание, и жестом пригласил нас сесть.

– Ватсон. Джон Ватсон.

– Алексей Карамазов.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Его кристальный взгляд проник мне в самую душу. В нем не горело фанатическое пламя. Щеки впали, но он не выглядел сильно изможденным. Меня встретил тихий, сдержанный взгляд ученого монаха.

– Я рад, что вы успели, – прошелестел Карамазов, ни к кому конкретно не обращаясь, и тут раздался громоподобный стук в дверь.

– Прошу, – пригласил Алексей, и на пороге появился мертвец. Неуклюже занял один из свободных стульев –