Умышленное убийство (сборник) - Эрнест Хорнунг

– Ну что ж, – в свою очередь улыбнулся я, – во всяком случае, к тебе-то уж такие рассуждения точно не относятся.

– А вот я на твоем месте не был бы так категоричен, – заметил Раффлз, выпуская струйку сигаретного дыма к потолку. – Но как бы там ни было, сейчас я думал не о себе, а об этом бедолаге Джеке Раттере. Вот у кого ничего не получается до конца, а только какими-то частями. Он вроде увяз в болоте, но и то не окончательно. А ты только посмотри на разницу между ним и нами! Он полностью зависим от злобного жадного ростовщика, мы же с тобой – приличные платежеспособные граждане. Он начал пить – мы же предпочитаем трезвость. Его друзья начали избегать его общества – от наших друзей мы едва успеваем отбиваться. В итоге он продолжает брать взаймы и увязать в этой долговой яме все глубже. А мы с тобой вот, к примеру, не воруем половинками, мы сделали свое дело и забыли о нем. Мы с тобой, получается, более честные парни, чем он. Но так ли это? Может, Зайчонок, мы с тобой тоже люди «половинчатые», так сказать, а?

– Почему? Чего же больше мы могли сделать? – насмешливо воскликнул я и тут же опасливо осмотрелся: нет ли кого-нибудь поблизости.

– Больше? – переспросил Раффлз. – Ну хотя бы убийство. Мы ведь еще никогда не совершали убийства.

– Вздор все это!

– Как сказать, мой милый Зайчонок. Но я хотел услышать от тебя совсем другой ответ. Как-то раз я ведь уже говорил тебе, что самый значительный человек во всем свете – это тот, который совершил убийство, но об этом, кроме него самого, еще никто не знает. По крайней мере, так должно быть, но в таких случаях он сам этого не сознает и не считает себя таковым. Ты только подумай! Представь себе, что ты приходишь сюда, ведешь беседы на разные темы, зная при этом, что именно ты успел натворить. И ты думаешь: а как бы все остальные повели себя, если бы узнали обо всем? Это было бы великолепно, это даже и сравнить, пожалуй, не с чем! Но и это еще не все. Потом, когда тебя схватят, начнется настоящая драма. Несколько недель ты будешь ожидать суда, потом приговора и в конце концов тихо увянешь. Тебя попросту повесят. Ты же не будешь гнить за решеткой лет семь или даже десять, правда?

– Господи, дорогой мой! – хихикнул я. – Ну ты напридумывал! Вот ведь фантазер! Я, пожалуй, готов простить твое плохое настроение за обедом.

– Ведь я говорю с тобой сейчас совершенно откровенно, еще никогда я не был таким открытым, как сейчас.

– Продолжай!

– Я серьезно тебе говорю!

– Ты и сам прекрасно знаешь, что никогда не смог бы убить человека. Многое другое – да, но только не это.

– И еще я знаю, что сегодня ночью я совершу именно убийство.

До сих пор он сидел, откинувшись на спинку кресла и посматривая на меня сквозь полуприкрытые веки. Теперь же Раффлз подался вперед, и глаза его засверкали, как стальной клинок, выхваченный из ножен. Я встрепенулся и сразу все понял. Нет, Раффлз не шутил, не разыгрывал меня. Я слишком хорошо знал своего друга. В его сжатых губах, стиснутых кулаках и ставших за одну секунду жестокими голубых глазах читалась готовность к убийству. К тысяче убийств!

– Ты имеешь в виду Бэрда? – спросил я, облизнув пересохшие губы.

– Разумеется.

– Но ты ведь сам говорил, что эта мастерская в Челси, в общем, не слишком опасна для нас.

– Я врал.

– Но тебе же в конце концов удалось оторваться от него!

– Снова ложь. Ничего подобного мне не удалось. Я так думал, когда пришел к тебе вечером. Но потом я выглянул из окна – помнишь? Я хотел убедиться в том, что оказался прав. Но он стоял внизу, на противоположной стороне улицы.

– И ты не сказал мне ни слова!

– Я не посмел испортить тебе обед, Зайчонок, и не дал бы испортить себе свой. Но этот негодяй оставался следить за мной и, разумеется, проводил нас до «Олбани». Что ж, он затеял большую игру, достойную его черствого сердца. Он намеревается шантажировать меня, затем предложить свою цену полиции. Получается что-то вроде торгов. Кто больше предложит, тот и выиграет. Но со мной это так просто не пройдет, он не доживет до дня своего чудесного триумфа. Ну а миру я помогу избавиться еще от одного вымогателя. Официант! Еще две порции виски с содовой! В одиннадцать я отправляюсь в путь, Зайчонок. Это единственное, что я могу сделать.

– Значит, тебе известно, где он обитает?

– Да, и живет он совершенно один. Скряга тот еще. Я уже давно разузнал о нем буквально все, что мне требовалось.

Я снова оглядел комнату. Это был молодежный клуб, и повсюду молодые люди смеялись, вели беседы, курили и выпивали. Кто-то кивнул мне сквозь пелену дыма. Я машинально кивнул ему в ответ, затем повернулся к Раффлзу и застонал.

– Но ты должен дать ему последний шанс! – взмолился я. – Один вид твоего пистолета заставит его выполнить любые твои условия.

– Но он все равно не сдержит своего слова.

– И все же стоит попробовать.

– Наверное, так оно и будет. Вот тебе выпивка, Зайчонок. Пожелай мне удачи.

– Я пойду с тобой.

– Но я не хочу этого.

– Нет, я должен идти!

Его глаза подозрительно блеснули.

– Чтобы вмешаться в самый ответственный момент?

– Ни за что на свете!

– Клянешься?

– Да.

– Зайчонок, если ты нарушишь свою клятву…

– Ты заодно пристрелишь и меня тоже!

– Скорее всего, и пристрелил бы, – торжественно произнес Раффлз. – Вот почему ты отправляешься со мной на свой собственный страх и риск, дорогой мой. Но раз уж ты согласился, что ж, тогда пошли. Чем быстрей все закончится, тем лучше. К тому же мне нужно будет еще зайти по дороге к себе домой.

Через пять минут я уже поджидал его на Пикадилли у входа в «Олбани». И причина оставаться снаружи у меня была серьезная. Меня не отпускало некое чувство – надежда, смешанная со страхом, – что Ангус Бэрд, возможно, до сих пор следит за нами. И тогда не исключено, что при нашей с ним встрече все закончится мгновенно и мне не придется долго переживать. Конечно, я не стану предупреждать его об опасности, но во всяком случае постараюсь исключить трагический исход нашего приключения. Позднее, когда мы с Раффлзом уже шли по направлению к станции, я по-прежнему был полон самых искренних намерений осуществить свой план. Разумеется, я не нарушу данного мной честного слова. И все же мне было приятно сознавать, что при непредвиденных обстоятельствах я все же смог забыть о данной мне клятве. Увы! Все мои добрые намерения были подпорчены пожиравшим меня любопытством. Я словно находился под гипнозом, что случается довольно часто, когда человек понимает, что его может ожидать смертельная опасность.

Я почти не помню, как мы добирались до дома ростовщика, а на это ушел целый час. Мы прошлись по парку (теперь я припоминаю отражение в воде фонарей, их круги пятнами дрожали на поверхности реки, когда мы переходили через небольшой мостик). У нас оставалось несколько минут до прибытия поезда. Раффлз отправился проверить расписание. Когда мы оказались на месте, я удивился, увидев вокруг открытое пространство с редкими строениями и минимумом деревьев. Впрочем, того самого дома я больше никогда не видел. Итак, мы сошли с поезда и направились вперед по тропинке меж полей. Вдали чернел лес. В этот момент вокзальные часы пробили двенадцать.

– Наверное, он уже спокойно спит в своей постели, – начал я.

– Я тоже надеюсь на это, – мрачно отозвался Раффлз.

– Значит, ты собираешься взломать замок и ворваться в дом?

– А ты предлагаешь что-то другое?

Нет, у меня в голове никаких планов не было. Все мое сознание было заполнено предстоящим немыслимым преступлением, страшней которого не существовало ничего во всем свете. По сравнению с ним кража со взломом казалась мне сущей безделицей, хотя и кражу сейчас я тоже готов был резко осудить. Кроме всего прочего, я предвидел множество препятствий и сложностей, которые могли встать у нас на пути. Этот человек был хорошо знаком с разного рода мошенниками. Скорее всего, он был и сам неплохо вооружен, а потому мог использовать свои пистолеты гораздо раньше нас и выстрелить первым.

– Это был бы лучший вариант, – тем временем продолжал Раффлз. – Тогда мы сразились бы с ним один на один, и дьявол забрал бы себе того, кому не повезет. Ты же знаешь, что я всегда предпочитал честную игру, верно? Но умереть он должен, так или иначе. В противном случае жизнь нашу могут омрачить серьезные осложнения.

– Но, может, все не так страшно?

– Если ты в этом уверен, то тебе лучше оставаться здесь, дорогой мой. Я же с самого начала сказал тебе, что пойду к нему один. А вот и его дом, мы пришли. Что ж, доброй тебе ночи.

Я не видел никакого дома, только угол какой-то каменной стены возвышался в ночной темноте и где-то наверху, в разбитых стеклах, отражался звездный свет. В стене я отыскал взглядом ворота, ощетинившиеся острыми шипами, словно приготовившиеся дать достойный отпор стенобитным орудиям. Все это было едва видно в свете далекого фонаря, стоявшего у современной дороги. Она была сделана на совесть, словно для маленького городка, хотя, кроме дома нашего врага, больше никаких зданий тут не обнаружилось. А может быть, у меня просто разыгралась фантазия, да еще особенно темная ночь подстегивала мое воображение.