Мексиканские негодяи - Леонид Барац

- Да-да-да, «Зимнего» особенно не хватает.

- …но я думаю, недели за две я восполню этот пробел.

- Знаешь что, Мария, поэзия – это такое дело, в нем не надо спешить. Поезжай-ка ты лучше куда-нибудь в творческую командировку, месяца на три – в Болдино, в Михайловское, там, говорят, хорошо пишется. А я буду публиковать твои письма ко мне и водить экскурсии по нашему музею-квартире, у меня на примете уже есть три-четыре симпатичных поклонницы твоего творчества.

158.

- (Звук падения). Ой!

- Антонио!

- Да, Мария, это я…

- Ты что, опять напился и упал?

- Ты что, Мария, я… я пал жертвой действия закона всемирного тяготения. Какой негодяй его придумал?

- Ньютон. Но он тоже от этого пострадал – получил яблоком по голове.

- Умер?

- Да. Но не от этого.

- Тем лучше для него. А то бы я ему… И вообще, он ничего не понимал. Что это – большое тело притягивает малое?

- Это закон, он неоднократно подтверждался.

- А вот смотри – у тебя большое тело? А оно меня совершенно не притягивает.

- Нет, Антонио, здесь имеются в виду космические размеры…

- Знаешь, при твоем росте эти размеры вполне можно считать космическими. Ой! (Звук падения).

- Ну вот, ты опять упал!

- Это все Ньютон! Я добьюсь законодательного отменения этого закона.

- Ты неправильно говоришь, Антонио.

- Почему?

- Нельзя говорить «отменения», надо говорить «отмены».

- Да? А я тогда добьюсь еще и законодательного отменения правила, по которому нельзя говорить «отменения». Ой! (Звук падения).

- Антонио, иди, ложись.

- Да, Мария, пойду притяну это тело к постели. Ой! (Звук падения). Какой светильник разума упал… угас… ну, ничего, к утру проснется… загорится опять. Спокойной тебе ночи, Антонио.

- Меня зовут Мария!

- Очень приятно. Антонио. Разрешите присесть за ваш столик… (Захрапел).

159.

(Скрип входной двери).

- Антонио, это ты?

- Тихо, Мария, тсс. Если ты сейчас не проснешься, то все будет нормально, ты ничего не заметишь.

- Я уже все заметила! Опять напился?

- Ну что ты начинаешь, Мария?… тем более, что на этот раз все по-другому.

- А где тебя носило, уже два часа ночи?

- Мария, я был на суде. Судили моего дедушку, он сбил пешехода.

- Боже, какой кошмар! Бедный твой дедушка, негодяй Дон Альварес!… Но, погоди, Антонио, как он мог кого-то сбить, он же инвалид?

- Правильно, он ехал в своем инвалидном кресле. И теперь ему придется возмещать ущерб – помятый бампер, дверь, фара.

- Ты же сказал, что он сбил пешехода!

- Пешехода?... А, да, конечно пешехода. Просто пешеход был за рулем. Главное, дедушка отделался небольшими вмятинами – на голове, а тот – вдребезги.

- Как же такое может быть?

- Ты просто плохо знаешь моего дедушку. Он в молодости мог ездить со скоростью 200 километров в час. Если бы тогда еще были машины, способные развивать такую скорость, он бы вообще… А так, умер – и все.

- Как, умер? Ты же сказал, его судили?

- А, да! Умер другой дедушка, а этого судили за изнасилование и дали пятнадцать лет.

- Какое изнасилование? Что ты несешь?

- А про что я говорил?

- Все ясно! Ты что, не мог придумать что-нибудь получше?

- Нет, Мария, ты же видишь, в каком я состоянии. Но все равно я сказал тебе чистую правду,… правда, не помню, в чем она заключалась…

160.

- Антонио.

- Да, Мария.

- Я давно хотела с тобой поговорить. Ты не считаешь, что тебе пора зашиться?

- О, Мария, я и так зашиваюсь. Видишь, не успел допить одну бутылку текилы, а уже надо пить вторую. Когда я это успею?

- Антонио, по-моему, текила становится для тебя проблемой.

- Какая же это проблема, Мария? Смотри: раз (глоток) – и нет проблемы.

- Антонио, ты становишься алкоголиком!

- Мария, не путай понятия. Алкоголик – это человек, который не может не пить. А я хочу – пью, хочу – не пью.

- Но ты же все время пьешь!

- Просто я все время хочу. А если бы я все время не хотел бы – не пил бы.

- А давай ты перестанешь хотеть – ну, хотя бы на некоторое время.

- Что ты, Мария, как же это возможно. То, что я пью, помогает мне хоть как-то мириться с окружающей действительностью, с тем, что все кругом – негодяи… А если я буду смотреть на это все трезвым, я же не выдержу, начну страшно пить и, в конце концов, стану алкоголиком. Ты этого добиваешься?

- Конечно, нет! Но ты же… ой, Антонио, я запуталась…

- Вот, Мария.

- Но все-таки, каждый день текила…

- Да, Мария, вот в этом ты права. Принеси-ка мне рому.

161.

- Мария.

- Да, Антонио.

- Вызови «Скорую помощь».

- Зачем, Антонио?

- Затем, что скоро мне понадобится помощь. Пусть эти негодяи привезут текилу, сигарет … и чего-нибудь вкусненького.

- Антонио, но ведь «скорая» приезжает только, когда кому-то плохо.

- А мне плохо. Мне очень плохо без текилы, сигарет и чего-нибудь вкусненького. А они, наверняка, сидят там и ничего не делают. Или ездят к этим симулянтам, которые делают вид, что они больны.

- Антонио, я не уверена, что они приедут, если я назову им причину.

- Как эти негодяи могут не приехать, если ты им скажешь, что у меня сердечный приступ?

- Но у тебя же нет приступа.

- Если они не привезут текилу – будет. Лучше не лечить болезнь, а предупреждать.

- О чем предупреждать болезнь, Антонио?

- Ох, Мария, Мария, как же тяжело с тобой. Ну, неси сюда сковородку.

- Ты будешь прикладывать ее к больному месту?

- Да. К твоей голове.

- Но у меня не болит голова, Антонио.

- Да? (Удар). А сейчас?

- Ой, да, ты прав, Антонио. Спасибо тебе.

162.

- Мария.

- Да, Антонио.

- Который час?

- Без четверти восемь.

- Спасибо, Мария.

- Ну-у?

- Что «ну», Мария?

- Ну, а дальше?

- Что «дальше»?

- Когда начнется все это: «принеси мне текилы», или «я пошел к Луизе», или «ну-ка, дай мне сковородку, я ударю тебя по голове»?

- Зачем, Мария?

- Ну, так у нас всегда.

- А мы что, в эфире? Ой! Ну-ка, Мария, дай мне сковородку, я сейчас… нет, Мария, я ничего этого не хочу. Текилы я напился в предыдущих сериях, у Луизы я был вчера, а сковородка… это уже сто раз было.

- Но как же наши слушатели? Они же ждут этого.

- Не дождутся. Негодяи! Они испортили нам жизнь. Все на потребу. Я не позволю, чтобы моя личная жизнь зависела от каких-то там негодяев. Слышите меня, вы, негодяи! (Удар). Что это было? Мария, ты ударила меня сковородкой?

- Да, Антонио. Мы же получаем за это деньги.

- Та-ак, Мария, ну, неси сюда текилу.

- Ура, ура, конечно!… а зачем?

- Будем обмывать твои похороны. (Удар).

- Ой, Антонио, ну, не так же сильно.

- Да, это не так сильно, как я хотел. Вот так. (Удар).

- Антонио, ты что!

- Пусть уж слушатели порадуются! (Удар). Все. Сейчас порежу ее на куски и поеду к Луизе.

163.

(Стук в дверь).

- Мария, открой!

- Конечно, конечно, Антонио. (Скрип входной двери). Ой, что это?

- Что такое, Мария?

- Почему ты голый и в одном полотенце?

- Где? Ой! Мария… это… а я был в бассейне, и у меня украли все вещи.

- Но ты мне уже рассказывал это позавчера.

- Да? А сегодня и есть позавчера, Мария.

- Как? А когда же будет сегодня?

- Мария, странный, детский вопрос. Сегодня будет послезавтра. Что?

- Значит, послезавтра, когда будет сегодня, у тебя опять украдут вещи, как сегодня, которое на самом деле позавчера, да?

- Что, Мария?… Так, Мария, не путай меня. Доживем до послезавтра и посмотрим.

- Ты какое послезавтра имеешь в виду? То послезавтра, которое на самом деле «сегодня», или то послезавтра, которое будет через два дня после того послезавтра, которое сегодня?

- Хороший вопрос, Мария. Знаешь, так далеко я не заглядывал. Стоп! Мы же в Акапулько, мы же отдыхаем. Зачем же я тебе наврал? Я же вышел в полотенце, чтобы искупаться в море. Вечно ты достаешь меня своими подозрениями, приходится врать и выкручиваться на каждом шагу. А то, что я вместо моря зашел в номер к этой грудастой блондинке, ты вообще не можешь знать, поэтому зачем мне врать, согласна?

- А это было когда?

- Что, Мария?

- Все.

- Всегда, Мария. Это море, солнце, небо были всегда.

- А звезды?

- Иногда, Мария. Главным образом по ночам. Все, Мария, давай мне презервативы.

- И что, ложиться в кровать?

- Да, ложись и спи. А я пойду наливать в эти презервативы воду и бросать их с двенадцатого этажа.

- Ой, а можно я с тобой?

- Нет, девчонок мы не берем. Там одни мальчишки, и они будут дразниться, что я с тобой вожусь. Спи, Мария. Хочешь, я не буду целовать тебя на ночь?