Телевидение. Закадровые нескладушки - Вилен Визильтер

Пора завязывать

Талант не пропьешь. Очень часто любил повторять эту поговорку и другой мой коллега телеоператор Олег Богданов. Наверное, еще и сейчас многие выходцы из Центрального телевидения помнят этого талантливого оператора. Он много лет был ведущим оператором главного музыкального шоу «Песня года». Олег Богданов соединял в себе качества блестящего репортера и телепостановщика высокого художественного уровня. Это редкое сочетание двух совершенно разных профессий. Острослов и балагур, он создавал на съемочной площадке атмосферу раскованности и веселой непринужденности, постоянно нарушая неписаное мнение об операторе как человеке самой молчаливой профессии. С ним почти всегда было легко и просто. Я сказал – «почти», имея в виду, когда он был трезв. Но даже когда он уходил в запои, а в последние годы жизни с ним это случалось все чаще, он не терял своих профессиональных качеств. Вот уж поистине талант не пропьешь. Однажды его буквально внесли ко мне в студию, как приз в «Поле чудес». В студии была большая массовка, и заменить его было некем. Я приказал поставить его на ноги и дать ему в руки ручную камеру. Прозвучала команда «Мотор!». Пошла съемка, которая продолжалась часа полтора. Наконец прозвучала команда «Стоп». Ассистент взял у Олега камеру, и он буквально рухнул на пол. Пока он отсыпался, мы проверили его кассеты, кадр за кадром. Весь отснятый им материал вошел в монтаж и украсил программу. А ведь все снимал на автопилоте, держась за камеру, ручную, между прочим.

В одной из наших с ним последних командировок произошел любопытный случай. После съемок я пошел в гостиницу, а он – в кафе «поговорить с друзьями о России». По дороге я подобрал маленького бездомного котенка, купил пакет молока и весь вечер приучал его к молоку. Время от времени котенок жалобно мяукал. Олег вернулся поздно, навеселе. На ночь он всегда чистил зубы, брился и напевал свою любимую песню о девушке из Нагасаки. И вот когда он уже добривал полщеки, напевая: «У ней такая маленькая грудь. А губы, губы алы, словно маки…», из-под его кровати раздалось жалобное «мяу!». Олег оторвался от зеркала, ступил из ванной в комнату, оглядел ее внимательно. Ничего подозрительного не заметил и вернулся к своему туалету. Из ванной комнаты снова донеслось: «У ней такая маленькая…» И тут снова раздалось: «Мяу!» Полувыбритый Богданов шарахнулся в комнату, оглядел ее тревожно и внимательно, обреченно опустил помазок и медленно произнес: «Н-да… Пора завязывать…» Увы, не завязал.

Жертвы профессионального сленга

Идет очередная летучка всех творческих коллективов Казахского телевидения. Подводятся итоги недельного эфира. Выступает молодая казашка, выпускница ГИТИСа, и с искренним возмущением заявляет: «Прошу обратить внимание на неэтичное поведение режиссера Печкина. В своей воскресной передаче он захватил мой задник и использовал его, как хотел…»

Однажды я снимал передачу ко Дню милиции. В студии народу видимо-невидимо: подполковники, полковники, генералы. Выкатили в поле четыре камеры. И я пытаюсь аудиторию как-то сориентировать на них. Говорю: «Товарищ генерал, это ваша камера, товарищ полковник, а вот это – ваша камера…» Смотрю – мои генералы, полковники хохочут. В чем дело? Незаметно трогаю ширинку. Вроде застегнута. Проверяю другие детали туалета – вроде все в порядке. Наконец не выдерживаю: «Простите, а над чем смеетесь, дорогие товарищи? Может, что не так?» – «Да все так, – говорит генерал. – Просто у нас понятие о камере несколько другое».

Антипод

Где-то в середине семидесятых годов прошлого столетия главный редактор нашей молодежки предложил мне сделать очерк о молодом преступнике. Приехали на зону. Лето. Жара. В каморке для свиданий тесно и душно. Начальник этого «богоугодного» заведения предупредил меня, что так как мои будущие герои и так уже наказаны, мы можем снимать их только с их согласия. Они это знали и пользовались в массовом порядке своим единственным правом. И потянулся этот жуткий день, не день, а беспрерывная цепь неудач. Мы уже собирались сворачивать удочки, когда я обратил внимание на одну фамилию в списке кандидатур в герои очерка. Виктор Жеглов. «Все! Давайте Жеглова, и на этом закончим наши бесплодные попытки найти героя среди этой серой замкнутой массы», – сказал я. Привели Жеглова. Молодой девятнадцатилетний громила. Он был похож на своего однофамильца, известного киногероя, как я на Аполлона Бельведерского. Типичный уголовник. Не дай бог с таким встретиться в темном переулке. Я уже просто так, для очистки совести, для галочки, стал как-то вяло, исподволь подходить к теме. «Ты чего все ходишь вокруг да около? – прервал меня Жеглов. – Ты хочешь меня снимать? Ради бога. Включай свою аппаратуру. Давай поговорим по душам. Чего там. Спрашивай». И как бы в награду за все мои дневные муки и бесплодные поиски героя пошел разговор и какой. Не разговор, а поток сознания. Виктор Жеглов, единственный сын своих родителей, докторов наук, получил семь лет за разбой. «Тебе что, денег не хватало?» – спрашиваю я. «Да при чем здесь деньги? Ты оглянись вокруг. Мы живем в мире, насквозь пропитанном ложью и скукой. Все врут даже тогда, когда никто не заставляет их это делать. Какая-то жалкая и ничтожная жизнь вокруг. А у меня каждый день – смертельный риск. Можешь проверить в деле. Я встречался с серьезными противниками. Шелупонь я не трогал». – «Тебя послушать, так ты такой романтик-боец, выше некуда. Но ведь все равно ради денег, ради того же жалкого обогащения», – возражаю ему. «Во-первых, я грабил жирных котов, а во-вторых, свою долю я отдавал детским домам. Тебе первому это говорю. В деле этого нет. Можешь проверить. Пиши». И продиктовал адреса детских домов, куда он постоянно перечислял награбленные деньги. Вот так оборот. Уголовник Жеглов, оказывается, русский Робин Гуд, последователь Деточкина. «Значит, романтика, – подытоживаю я. – И ты ее нашел в уголовном мире?» – «Да какая там романтика, – хмыкнул Жеглов. – Такие же жалкие и ничтожные людишки. Мои подельники в ногах валялись у следователей, аж тошнит, как вспомню.» – «И тебе не страшно так откровенно обо всем говорить? – спрашиваю я. – Ведь это же пойдет в эфир на весь Казахстан». – «А чего бояться, – ответил Жеглов, – у нас ведь не сила права, а право силы». – И тряхнул у меня под носом своим огромным кулачищем. Кто силен, тот и прав».

Телеочерк прозвучал как взрыв в трескучем и благостном эфире. И к счастью, понравился кому-то из силовиков. По ходатайству органов юстиции Виктору Жеглову скостили срок, выпустили по амнистии и тут же призвали в армию. Мы еще долго с ним переписывались. Он служил в войсках по усмирению тюремных бунтов. Сейчас это называется «спецназ». Получил медаль за отвагу. Теперь у него романтики было хоть отбавляй. После службы поступил на юридический факультет Казахского государственного университета. Он все-таки оправдал свою фамилию. Я иногда со страхом думаю, а что было бы с ним, если бы не эта, совершенно случайная наша встреча. И сколько таких Жегловых, сильных и ярких личностей, не найдя выхода, реализуют свои незаурядные способности во вред людям.