Телевидение. Закадровые нескладушки - Вилен Визильтер

Телеочерк прозвучал как взрыв в трескучем и благостном эфире. И к счастью, понравился кому-то из силовиков. По ходатайству органов юстиции Виктору Жеглову скостили срок, выпустили по амнистии и тут же призвали в армию. Мы еще долго с ним переписывались. Он служил в войсках по усмирению тюремных бунтов. Сейчас это называется «спецназ». Получил медаль за отвагу. Теперь у него романтики было хоть отбавляй. После службы поступил на юридический факультет Казахского государственного университета. Он все-таки оправдал свою фамилию. Я иногда со страхом думаю, а что было бы с ним, если бы не эта, совершенно случайная наша встреча. И сколько таких Жегловых, сильных и ярких личностей, не найдя выхода, реализуют свои незаурядные способности во вред людям.

Марат Раджибаев

Дело было перед очередным всесоюзным фестивалем молодежных телевизионных программ. Информация до Казахского телевидения доходила медленно. И поэтому подготовка фестивальной программы проходила в жуткой спешке и горячке. Мне и моему редактору Сереже Подгорбунскому (впоследствии, спустя двадцать лет, он стал первым Генеральным директором телеканала «Россия») приказали делать фестивальную программу буквально за двадцать дней до фестиваля. И Сергей мне предложил делать телеочерк о молодом перспективном специалисте Балхашского медеплавильного комбината Марате Раджибаеве. Недолго думая, мы вылетели в Балхаш. В тайне от нашего героя мы стали снимать людей из его окружения. Мнения о нем были самые разные. Вернулись в Алма-Ату, смонтировали все это безобразие и разработали с Сережей настоящую психологически-диверсионную операцию. Сели мы с ним за стол в моей режиссерской каморке, развернули ба-а-альшой чистый лист бумаги и стали разрабатывать партитуру основной съемки: если задать ему такой вопрос, он может ответить так и так. Исходя из ответа, ему можно задать такой вопрос или такой. На этот вопрос он тоже может ответить так, так и так. Словом, набралось до сотни вариантов вопросов и ответов. Нужно отдать должное Подгорбунскому. Он запомнил все это генеалогическое древо. Все уложилось в голове. Дальше мы пригласили Марата Раджибаева в Алма-Ату. Наступает самый ответственный момент. Студия, свет, операторы за камерой. За столом – Сергей Подгорбунский и Марат Раджибаев. Сергей ему и говорит: «Марат, мы тут снимали ваших коллег. Не скрою, мнения о вас разные. Давайте договоримся так. Мы все уходим из студии, оставляем вас наедине с вашими друзьями и недругами. Посмотрите. Может быть, некоторые мнения ваших коллег окажутся для вас неожиданными. Так бывает. А когда вы все это посмотрите, мы продолжим наш разговор. Так, товарищи, прошу операторов выключить камеры и всех покинуть студию. Не будем мешать нашему гостю смотреть и слушать». Операторы демонстративно повесили наушники на камеры, и Марат остался в одиночестве. Но одна камера осталась работать и держала его на крупном плане. И начался психологический мордобой. Это был лучший кусок будущего очерка. Мы угадали. Реакция Марата была потрясающей: от радости до горестного удивления и возмущения. Он с ними спорил, дискутировал, возмущался от всей души. Закончился просмотр, тут же распахнулись двери в студии. Все заняли свои места. И не успел Марат еще прийти в себя, закрыться в свою броню, как Сергей Подгорбунский, не дав ему опомниться, прийти в себя, стал штурмовать его бронебойными вопросами. И пошли ответы, да еще какие: искренние, обнаженные и столь же острые.

Мы сделали фильм за десять дней и получили приз на фестивале. Насколько мне известно, после нас никто не повторил этот драматургический ход. Увы. У нас каждое телевизионное поколение начинает с чистого листа открывать велосипед, наивно предполагая, что до них ничего хорошего не было. А ведь все было. И было такое, что им и не снилось. Впрочем, минуло еще не так уж много «телепоколений».

То взлет, то посадка

В 70-х годах, когда я работал на Казахской студии телевидения, к очередной дате Всесоюзной пионерской организации был запланирован фестиваль телевизионных фильмов «Дети Страны Советов». Мне выпала честь снимать фильм о детях Казахстана. Мы работали весело, лихо, как теперь говорят, в хорошем творческом драйве.

И вот наступил день сдачи фильма руководству. Кругом друзья, товарищи поздравляли с удачной работой. Все были уверены, что сдача – простая формальность, потому что фильм получился. Наконец, приехал наш самый высокий телевизионный начальник. Заработали кинопроекторы. Через час снова зажегся свет. Тишина. Все ждут. Ждут, что скажет руководитель Казахского гостелерадиокомитета. А он молчит. Молчит минуту, вторую, третью, пятую. «Ничего себе мхатовская пауза», – подумал я. Тишина стала гнетущей. Наконец он произнес: «Сколько стоит фильм?» – «Тридцать шесть тысяч рублей», – ответил директор «Казахтелефильма» Маткаримов. По тем временам это была огромная сумма, порядка 50 тысяч долларов. «Взыскать с режиссера, – изрек председатель. – Это дискредитация детей Казахстана».

Я оглянулся вокруг. Только что рядом со мной сидели друзья, товарищи, коллеги по работе. Пусто. Их всех как ветром сдуло. Сижу один. Рядом – никого. Только что был на гребне успеха, многократный лауреат телевизионных программ, уважаемый всеми человек, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, изгой, прокаженный. Бывшие друзья обходят меня десятой дорогой.

А в Алма-Ате царствовала ранняя осень. И я в кои-то веки наслаждался покоем, одиночеством, прогулками по ботаническому саду. На работе совершенно не появлялся, чтобы не ставить в неловкое положение моих коллег.

Вдруг меня разыскивает мой помреж и передает, что меня срочно вызывает главный редактор «Казах-телефильма» Булат Габитов. «Слушай, – говорит Булат, – тут произошли кое-какие события…» Дело в том, что Динмухамед Кунаев, Первый секретарь Компартии Казахстана, вдруг решил посмотреть фильмы «Казахфильма». Ему прислали для просмотра три фильма: «Белая аруана» – о верблюдице, «Кулагер» – о лошади. И фильм о волке. Кунаев посмотрел и говорит: «Что это за звериная киностудия у меня под боком? А ну-ка подайте мне фильмы «Казах-телефильма».

На «Телефильме» началась легкая паника. «В этой жуткой суматохе все может случиться, – говорит Булат. – По ошибке и твой фильм может попасть к Кунаеву. Тебе все равно терять нечего. Хуже не будет. А вдруг, чем черт не шутит, когда Бог спит? Только учти, у нас с тобой этого разговора не было». На том и расстались. Я продолжал изучать флору и фауну окрестностей Алма-Аты, но настроение несколько улучшилось, и не потому, что появился какой-то слабый шанс, а потому, что среди моих коллег оказался человек, Булат Габитов.