Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

Бронепоезд, стоявший на рельсах в трехстах метрах от моста через Моддер, состоял из трех платформ, защищенных сплошной броней из клепаной листовой стали, усиленной стальными же балками. Ни пули, ни шрапнель[44] не представляли для его команды, насчитывавшей шестьдесят человек, никакой опасности. В броне в два ряда располагались амбразуры для стрелков, а в задней части корпуса на вращающейся платформе было установлено мощное морское орудие. Паровоз, приводивший в движение все это сооружение, также был закован в броню до самой трубы.

Но вернемся немного назад и попробуем объяснить, чем было вызвано появление бронепоезда на этом участке. Дело в том, что паника среди английских пехотинцев оказалась так велика, что лорд Метуэн, опасаясь того самого преследования, о котором офицеры-волонтеры буквально умоляли генерала Кронье, был вынужден выдвинуть бронепоезд вперед и приказать вести отвлекающий огонь по позициям буров. Британский командующий рассчитывал таким образом ослабить контратаку буров, которая и ему казалась совершенно неизбежной.

Если бы лорд Метуэн мог знать, что буры, допев до конца свой псалом, попросту завалились спать!..

Тем временем Фанфан, терзаемый тревогой, лежал на шпалах в ожидании взрыва моста. Сорвиголова сказал ему: «Через четверть часа», но при таких обстоятельствах минуты тянутся, как часы. Сердце юного парижанина колотилось: ему чудилось, что орудие бронепоезда стреляет все реже. А что, если эта железная черепаха прекратит огонь и уберется отсюда целой и невредимой?..

И в самом деле – прильнув ухом к рельсам, он уловил глухой гул медленно вращающихся колес. Самое время поджечь бикфордов шнур!

Вспыхнула спичка, бикфордов шнур зашипел. Фанфан одним прыжком отскочил от железнодорожного полотна и помчался к товарищам. Обнаружив Молокососов на прежнем месте, он отдал команду, весьма далекую от военной терминологии:

– Валим отсюда!

Бронепоезд неторопливо приближался, и за это время сорванцы отбежали метров на двести от рельсов. Однако тревога в душе Фанфана только росла: не слишком ли поздно он поджег шнур?

И тут же со стороны реки громыхнул чудовищной силы взрыв, сопровождаемый ослепительной вспышкой. «Браво, Сорвиголова!» – успел подумать Фанфан, когда на железнодорожном полотне словно разверзся кратер вулкана: земля затряслась, во все стороны полетели обломки рельсов и шпал, полыхнуло мрачное багровое пламя.

Бронепоезд резко затормозил на расстоянии двухсот метров от места взрыва – путь к отступлению был отрезан. Несколько солдат спрыгнули с поезда и бросились к месту взрыва, сбежались часовые, прискакал офицер-кавалерист. Послышались крики, ругань, проклятия, в толпе англичан вспыхнул огонек – кто-то зажег фонарь.

Фанфан шепотом приказал:

– Огонь!.. Бей в кучу!

Приказы его все меньше походили на военные, но Молокососы исполняли их по-военному точно. Сухо щелкнули маузеры. Ружейный огонь мгновенно разметал толпу. Воздух огласился стонами и воплями раненых, а уцелевшие солдаты бросились врассыпную.

– Здорово! – бормотал себе под нос Фанфан. – Бей их, ребята! Задай им жару!.. Эх, видел бы нас сейчас Сорвиголова!.. Дьявол, а ведь и в самом деле, куда он провалился?..

Основания для тревоги у Фанфана действительно имелись. Положение капитана Молокососов становилось все более сложным. Оторвавшись от железнодорожной шпалы, он полетел вниз головой в реку Моддер, а, как сказал один свалившийся с крыши трубочист, «лететь не так уж скверно; упасть – вот в чем проблема». В то мгновенье, когда Жан на полной скорости ушел под воду, раздался оглушительный взрыв, сопровождавшийся дождем осколков. Произойди он мгновением раньше – Сорвиголова взлетел бы на воздух вместе с мостом, мгновением позже – он был бы убит обломками. Невероятная удача: в момент взрыва юноша находился на четырехметровой глубине и еще не начал всплывать, так как был почти оглушен ударом об воду.

Он немного проплыл, стараясь подольше остаться под водой; но воздух в легких закончился, и пришлось подняться на поверхность. И тут удача отвернулась от Жана. Он подплыл к торчащему из воды после взрыва бревну, чтобы схватиться за него и перевести дух, и тут же сильная рука схватила самого Сорвиголову. У самого уха загремела кельтская брань:

– Поймал! Вот он, проклятый убийца! Поджигатель! Исчадие ада!..

Жан мгновенно узнал ирландца, которого сам же и отправил в реку.

– Караул!.. – продолжал хрипло орать ирландец. – Ко мне! Да помогите же взять в плен этого…

Фраза оборвалась, потому что Сорвиголова обеими руками стиснул шею незадачливого болтуна. Оба камнем пошли ко дну, и течение подхватило их. Прошло немало времени, и на поверхности появилась только одна голова. Ирландец навсегда исчез в мутных волнах.

Жан попытался оценить обстановку. Опора моста была почти полностью разрушена, настил и рельсовый путь серьезно повреждены. На мосту суетились люди с фонарями. До ушей Жана то и дело долетала крепкая солдатская ругань, а потом ясно донеслась фраза: «Проклятье! Тут работы на полторы недели, не меньше!..»

Теперь необходимо как можно скорее отыскать Фанфана и присоединиться к Молокососам. Но сначала следовало выбраться из реки. Жан неторопливо поплыл вдоль обрывистого берега и вскоре заметил нечто вроде расщелины в нагромождении скал. Подтянувшись на руках, он вскарабкался на один из прибрежных камней и замер, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темноту.

Со стороны железнодорожного полотна доносились звуки выстрелов, и он тут же узнал щелчки маузеров. «Фанфан! – подумал Сорвиголова. – Должно быть его мина взорвалась в то время, когда я возился под водой с этим болваном-ирландцем».

С кошачьей гибкостью Жан начал карабкаться на скалу. Но прежде чем ступить на ее вершину, он распластался на камне, еще хранившем дневное тепло, и осмотрелся. В пяти шагах от Жана стоял, опираясь на винтовку, английский солдат. Его силуэт четко вырисовывался на фоне звездного неба. Сорвиголова различил даже головной убор – фетровую шляпу из тех, что носили волонтеры английской пехоты. Возвращаться было не менее опасно, чем оставаться на месте. Во что бы то ни стало он должен миновать волонтера, невзирая на его винтовку с примкнутым штыком.

С рассудительностью, которая прекрасно уживалась в нем с безумной отвагой, Жан обдумывал, как взяться за дело. В Кейптауне, еще будучи «прислугой», он не раз видел этих только что прибывших из Англии добровольцев. Они были скверно обучены, хотя и корчили из себя героев-вояк.

Сорвиголова весь подобрался, нащупал ногами надежную опору и изготовился к прыжку…

Волонтер, заметив в темноте очертания человека, выскочившего словно из-под земли, отступил на шаг. Вытянув перед собой ружье со штыком, он выкрикнул по-английски срывающимся голосом: