Сын розовой медведицы - Виталий Чернов

- Ну?

- Да что ну? Отказал. Зачем это нам? Несерьезно.

- Уж не любовь ли? Да ты вроде не увлекался. Может, скрывал?

Федор Борисович рассмеялся:

- Нет, нет, ничего не скрывал. Пойдем. Что же мы стоим на перроне?

На пути к дому Федор Борисович рассказал о Дине Тарасовой.

- Так, та-ак, - протянул Скочинский, - значит, дочка красногвардейца? Хорошо! Нашей закваски. И что же она собою - хорошенькая?

- Ну, я плохой ценитель женской красоты. Сам знаешь, сухарь. Однако, пожалуй, очень даже мила и особа с характером - в лучшем понимании этого слова.

Скочинский с минуту о чем-то думал, потом сказал:

- А может, и в самом деле надо было взять ее? Втроем было бы веселее.

- Что ты, что ты! Женщину - в горы? Разве ей такое по силам? Забыл, в каких дебрях воевали? Да и не до веселья нам будет. Экспедиция предстоит тяжелая. Зачем же брать на себя лишнюю ответственность? Тем более и денег в обрез.

- Не скаредничай. Хватит денег. Я ведь к тебе тоже не пустой приехал. А третий человек нам не помешает.

Федору Борисовичу не хотелось чем-либо огорчать друга, но тут он решил быть непреклонным:

- Ничего, обойдемся.

* * *

Через неделю Федор Борисович и Скочинский оформили все надлежащие документы, получили деньги и занялись сборами в дальнюю дорогу.

В Ленинграде решили купить лишь самое основное и не громоздкое. Все остальное можно было приобрести в Алма-Ате. Ушло еще три дня. Но зато достали великолепный пятизарядный винчестер и почти новенькую бельгийку с двумя стволами шестнадцатого калибра и третьим снизу - нарезным. Оружие было отличным. Посчастливилось достать брезентовую палатку - вместительную, человек на пять, два спальных мешка, две пары яловых сапог и легкие, но прочные парусиновые костюмы. В третьем месте повезло на рюкзаки и прочие вещи. Одним словом, собрали с миру по нитке.

Когда подсчитали, сколько ушло всего денег, оказалось, что доброй половины уже нет.

- М-да, - почесали оба в затылках. Дорога, пропитание, расходы на месте - все это тоже стоило немалых средств.

- Ничего, проживем! - заверил с присущим ему оптимизмом Скочинский. А вот Дины нам все-таки не будет хватать.

Федор Борисович отмахнулся:

- До нее ли? И так еле-еле.

Больше они о ней не вспоминали. Но она вдруг сама напомнила о себе.

Рано утром Федора Борисовича и Скочинского разбудила хозяйка и сказала, что внизу у подъезда стоит какая-то девушка и просит, когда проснутся ее жильцы, доложить о ней.

Федор Борисович, потирая ладонью заспанное лицо, распахнул створку окна и выглянул. У подъезда, низко опустив голову, стояла Дина Тарасова.

- Вот незадача, - пробормотал Федор Борисович. - Чего ради пришла? Ведь я, кажется, убедил ее...

Скочинский, сидя на полу, на разостланной в углу постели, потер глаза и сказал абсолютно безразличным тоном:

- Выгляни и скажи: пусть уходит.

Федор Борисович пришел в еще большее замешательство:

- Да как это так?

- Да так, очень просто, - посоветовал друг. - Скажи еще раз, что в помощниках мы не нуждаемся, что мы люди трезвые, романтики не признаем и вообще не понимаем ее бескорыстия. Словом, нагороди чего-нибудь. Она и уйдет.

- Нет, я серьезно...

- Ну, если серьезно, тогда нам надо покупать третий спальный мешок. Скоты мы с тобой, Федя, вот что, - заявил Скочинский. - Человек, возможно, ставит на карту все свое жизненное благополучие во имя нашей бредовой затеи. Может, она верит в наш успех больше, чем мы сами, а мы, как последние кретины, сидим и думаем, как ее отшить. Воспитанные, образованные люди! Тьфу! Заставляем женщину ждать...

В мгновение ока Скочинский оказался на ногах, надел брюки и, глянув через окно вниз, побежал умываться.

Федор Борисович волей-неволей последовал его примеру. Спустя пять минут, раскидав по углам где попало сваленные вещи, наспех застелив одеялом железную койку, они приготовились встретить раннюю гостью.

И вот девушка вошла, растерянно поздоровалась и столь же растерянно огляделась, видя наспех прибранные тюки.

- Присаживайтесь. - Скочинский скинул с единственного стула в комнате набитый рюкзак.

Дина села.

- Простите, что в такой час, - сказала она, - но я пришла проститься и пожелать вам счастливого пути. Не сочтите это за нескромность. Я... не могла иначе. Через неделю уезжаю к себе в Тамбов...

Она глядела на Федора Борисовича, Скочинский же не сводил глаз с нее и, слыша ее голос, видя ее немигающий взгляд, устремленный на друга, почти физически ощущал, что он будет последним дураком, если сейчас же все не перевернет по-своему.

Он отошел к окну и прервал ее:

- Скажите мне честно: вам очень тяжело было решиться на этот визит?

Она перевела на него все тот же прямой, пристальный взгляд:

- Да, это далось мне нелегко.

Скочинский нагнулся и поднял с пола сверток со спальным мешком.

- Тогда это ваш, Дина.

3

Он спал на ворохе слежавшихся, присушенных ветром и солнцем листьев. Их намело сюда, в удобное углубление под навес обломка скалы, еще в прошлую осень, когда три дня и три ночи бушевал сухой ветер. И, однажды обнаружив это укромное и безопасное место, он теперь часто приходил сюда отдыхать. Лежал на боку, свернувшись, подтянув мозолистые колени к самому носу. Но сон не был глубоким: мешали мухи, ползавшие по нему и щекочущие кожу, а больше всего - сама осторожность. Прикрыв ладонями лицо, словно защищаясь от невидимого врага, он спал, тихонько посапывая и время от времени встряхивая головой.

Но вот луч солнца коснулся спящего, и тогда ноги его распрямились, он весь вытянулся, откидывая голову и поводя плечами. Потом открыл глаза, и что-то вроде довольной улыбки мелькнуло на его губах. Он встал, встал во весь рост и, уже стоя, еще раз потянулся.

Это был высокий подросток, скорее даже юноша. И если бы не заметно утолщенные колени, он казался бы пропорционально сложенным. У него были широкие плечи, слегка сутулые, хорошо развитая грудь и сильные руки. Длинные жесткие волосы, цвета воронова крыла, свалявшимися прядями свисали ему на спину. Одна прядь, с приставшими к ней травинками, упала на лоб, прикрыв глаза и ухо. Он тряхнул головой и одновременно ладонью отбросил прядь назад. Потом протянул руку к выступу камня, весь напружинился и вдруг с невиданной легкостью сделал огромный прыжок вверх. Еще два-три резких движения - и он уже на обломке скалы. Здесь, стоя во весь рост, залитый солнцем, издали похожий на бронзовое изваяние, он запрокинул голову, глубоко вздохнул и исторгнул из груди протяжный крик, словно утверждая им самого себя и объявляя всем, кто может слышать, что у него хорошее настроение и что он голоден:

- Ху-у-у-ги-ии!