Два брата - Александр Волков

— К воеводе! К воеводе!

Перед Пречистенскими воротами кремля стоял наряд солдат. Бледные, трепещущие, они жались друг к другу. Капитан смело вышел вперед. Это был тот самый офицер, который месяц назад арестовал Григория Евтифеева.

— Воры вы! — взвизгнул он на всю площадь. — Не боитесь бога и великого государя!

— Нам твой государь не указ! — ответили ему из толпы.

— Прочь от ворот! — приказал капитан. — Ребята, руби! — обратился он к солдатам.

Те не двинулись с места. Сильный удар сбил офицера с ног: Григорий Евтифеев отомстил за свое тюремное сидение. Толпа ухнула, навалилась. Солдаты передались на сторону восставших.

Людская громада наводнила кремль, рассыпалась по закоулкам.

Восставшие особенно усердно искали Ржевского. Обшарили дом и подворье митрополита, воеводское поместье. Воеводу не нашли, зато казнили нескольких офицеров, русских и иноземцев, которые особенно донимали солдат и стрельцов незаконными поборами и издевательствами.

Лишь первые часы восстания прошли стихийно. Шелудяк, Ганчиков, Жегало и другие главари бунта придали ему такую организованность, какой не бывало в прежних мятежах. У дворов казненных были поставлены солдатские караулы, имущество опечатали.

Утром на городской площади собрался Круг.[84] Первым делом надо было выбрать старшин, которые ведали бы текущей работой, так как не мог же Круг заседать беспрерывно. Стрельцы выкрикнули Ивана Шелудяка, посадские — Гаврилу Ганчикова.

Ганчиков не стал отказываться, но, сославшись на свою нерасторопность, выдвинул в старшины Якова Носова.

— Носова! Носова! — зашумел Круг.

— Призвать сюда Носова! — распорядился Шелудяк.

Богатый рыбопромышленник Яков Носов, родом ярославец, пользовался доверием астраханцев. Человек уже пожилой, тяготевший к расколу, он был известен как противник царя Петра.

Носов явился. Он недолго упирался и не только вошел в совет старшин, но даже стал главным его деятелем, часто его называли атаманом.

Малоизвестный астраханцам Степан Москвитин в число старшин не вошел, что очень его огорчило.[85]

Под руководством Носова Круг приступил к решению важных вопросов: об отмене всех налогов, введенных Тимофеем Ржевским, о переходе селитренных промыслов в собственность народа, о выдаче кормовых денег солдатам и стрельцам…

Тем временем упорные поиски воеводы продолжались. В девятом часу утра Ржевского нашли в глухом углу воеводского двора, в курятнике. Его привели на Круг.

Низенький и толстый, с лицом, искаженным звериным страхом, весь в птичьих перьях, в курином помете, Тимофей Ржевский был жалок. Он пал на колени:

— Братцы… родные!.. Простите… помилуйте!..

— А, милости запросил?! — грянула толпа. — Ты нас миловал?

— Видит бог, не виноват… Царские указы…

— Царь тебе не защита! — крикнул Степан Москвитин и ударил воеводу по лицу.

Яков Носов поспешил придать разбирательству законный характер.

— Послушайте меня, честной Круг! — крикнул он. — То не дело, коли-ежели мы воеводу бессудно убьем. Надо над ним суд учинить, и то будет по правилу.

— Судить! Судить! — согласилась толпа. — Все равно от нашего суда живым не уйдет!

Голос Якова Носова снова перекрыл шум толпы:

— Ведомо ли вам, что воевода Тимофей, опричь царских поборов, своих вдвое наложил?

— Ведомо! Истина!

— Отвальные! Причальные!

— Рыбные! Соляные! — надрывались возбужденные голоса.

— Топор наточить — четыре деньги!

— Пиво сварить — пять алтын!

— По всякое время нас на свою работу гнал: сено косить и сено возить, дрова рубить и дрова возить… И селитру сплавлять на плотах и на барках. Многий был нам урон, многие душу положили!

Тимофей Ржевский стоял на коленях; по толстым измазанным щекам его бежали крупные слезы.

— Каюсь! Виноват… Каюсь! Грешен перед людьми и великим государем.

Толпа продолжала исчислять его грехи:

— За бани — по рублю! За погреба — по гривне!

— Вконец разорил!

— Детей малых в залог закладывали — его, аспида, ублажать!

— Помилуйте! — взывал воевода.

Из всех голосов снова выплыл зычный бас Носова:

— Слыхали, люди, про вины воеводские? Сам же он, воевода Тимофей Ржевский, в тех винах покаялся. Какой ваш приговор будет, господа народ честной?

— Смерть! — решила толпа.

— Смерть!

— Поми…

Воевода не докончил. Стрелец Уткин пронзил его копьем.

Вновь избранные старшины понимали, что одной Астрахани не устоять против царских войск. А что Петр пошлет полки на непокорный город, в этом никто не сомневался. Надо было искать поддержки.

Поскакали гонцы с «прелестными» грамотами на Яик, на Дон, на Терек. Поднимать Поволжье отправился атаман Иван Дорофеев с отрядом войска.

Восстание охватило северное побережье Каспийского моря и низовья Волги. Ближние города Красный Яр и Черный Яр примкнули к движению, признали власть астраханских старшин. Терские казаки согласились стоять заодно с Астраханью.

Но этим и кончились удачи. Донское войско, очаг постоянных волнений, на этот раз не присоединилось к восставшим. Послы астраханские, вместо того чтобы поднимать верховые донские городки, кишевшие беглой голытьбой, отправились в низовья Дона, в Черкасск.

Многие из донских старшин держали сторону царя, который платил им жалованье, давал чины. Чтобы доказать верность царю Петру, они заковали астраханских послов и отправили в Москву.

Мало того: «проезжее письмо», выданное делегатам и подписанное членами астраханского Круга, было переслано в Москву. В руках боярина Ромодановского оно явилось важной уликой против мятежников. Все, чьи подписи стояли под этим документом, пошли на казнь, кроме тех, кто успел отколоться от восставших и своевременно принести повинную.

Безуспешной оказалась и попытка привлечь на свою сторону Царицын.

Царицынцы заявили посланцу Круга Дорофееву:

— Мы к вашему союзу не пристанем. Вы, когда дело зачинали, с нами не советовались, одни и продолжайте.

Царь Петр чрезвычайно встревожился, узнав о событиях в Астрахани: восстание Степана Разина еще не изгладилось из людской памяти. Если присоединятся к астраханцам войска — донское, яицкое, терское, — пристанет Волга, восставшим откроется прямой путь на Москву. А главные силы царской армии скованы шведами.

Петр послал гонца на шведский фронт, к боярину Шереметеву. Царь ценил его военные таланты: Шереметев первый из русских воевод побил шведов. Искуснейшие в Европе войска под Эрестфером и Гуммельсгофом бежали перед ратью боярина Шереметева; за это царь пожаловал его никогда еще не слыханным на Руси чином фельдмаршала.

Царь приказал фельдмаршалу спешно идти с отрядом войск к Астрахани. Боярину Стрешневу он написал:

«Советую вам, чтоб деньги, из приказов собрав, вывезли из Москвы или б закопали, всякого ради случая; тако ж и ружье лучше б, чтоб не на Москве было…»

Так боялся Петр за Москву!

Вскоре опасения его утихли: астраханское восстание пошло на убыль. Среди астраханцев не было, единства. Голытьба, стрельцы и солдаты и всякий гулящий люд хотели установить в Астрахани подлинно народную власть, стремились сбросить тяжкий купеческий гнет. Народ требовал от старшин конфискации кораблей с товарами и складов богатых купцов. Поэтому купцы и зажиточные посадские сразу охладели к восстанию и послали в Москву грамоту с изъявлением покорности и с просьбой о посылке войск.

Царь, довольный мирным разрешением вопроса, послал к восставшим астраханца Кисельникова. Одновременно Шереметев двигался к Астрахани с войском.

Кисельников был впущен в Астрахань. На сходе прочитали царскую грамоту с увещанием выдать главных возмутителей и тем заслужить прощение. Протесты голытьбы и пришлого люда были заглушены криками богачей и их подголосков. Астраханские толстосумы выслушали грамоту с «надлежащим почтением» и даже присягу принесли в верности царскому престолу.

Однако когда Шереметев стал подходить к городу, в нем снова вспыхнули волнения. Голытьба взяла верх и решила защищать город вооруженной силой. Повстанцев прельщала надежда справиться с Шереметевым, у которого было меньше трех тысяч войска. Если удастся побить фельдмаршала, забунтует все низовье, поднимутся казачьи войска.

А богачи слали тайные грамоты Шереметеву, умоляли его разгромить мятежную Астрахань.

Восставшие перебрались из пригородных слобод в город, закрыли ворота, на стенах расставили пушки.

Шереметев частью своих войск занял Ивановский монастырь близ города.

Астраханцы решили отбить его и послали туда большой отряд с пушками.

У одной из пушек шел Илья Марков — за месяцы жизни в Астрахани он изучил «огненное дело», и его поставили пушкарем.

— Не боишься ты, Илюша, против царя идти? Али тебе живота не жаль? — пытал Акинфий Маркова, удовлетворенно наблюдая, с какой горячностью Илья помогал катить пушку.