Два брата - Александр Волков

У дороги стояла большая бревенчатая изба. Проезд был загорожен жердью, положенной на козлы. Из избы вышли заставные сторожа и начали проверять подорожные грамоты. Из рощ доносились стук топоров и дружное уханье: это плотники строили хоромы для вельмож и дома для простых людей.

«Много, ох много работы впереди!..» — вспомнил Егор слова царя.

Старосте дали разрешение на въезд, ямщики побросали камни в общую кучу, что громоздилась у дороги, и обоз тронулся дальше.

Телеги потащились к Адмиралтейству по широкой просеке. По плохонькому мосту переехали через довольно большую речку.

— Нева? — спросил Егор.

Антон рассмеялся и ответил:

— Фонтанка.

Поехали дальше. Снова речка.

— Нева?

Антон захохотал во все горло:

— Мойка! Тут этих речек не перечесть. Кои раньше здесь были, кои царь приказал выкопать.

— Зачем? — удивился Егор.

— Здесь земля — сплошная болотина. А чтоб ее осушить, потребны каналы.

Наконец обоз остановился у невысокого вала, по верху которого шел прочный деревянный палисад. За палисадом виднелись высокие сараи. Через открытые ворота въезжали возы с поклажей. У ворот, около будки, стоял солдат в тулупе и с мушкетом.

— Это Адмиралтейство. Здесь корабли строятся, — объяснил Егору староста. — И всякие товары складываются. Здесь нашему обозу остановка. А вас куда прикажете доставить?

Марков задумался.

— Придется первым делом во дворец, — сказал он, — к государю Петру Алексеевичу явиться. А там уж, как он укажет.

Антон влез в телегу, подстегнул лошадь, обогнул Адмиралтейство и выехал на набережную.

— Вот она, Нева!.. — крикнул Егор.

Огромная река величаво катила среди низких берегов мутные весенние воды. На просторе Невы белели паруса. Богатая галера с дюжиной гребцов везла важного вельможу. В мундире с орденами, в огромном парике, в форменной треуголке, вельможа гордо развалился под навесом в кресле. Галера промелькнула и скрылась. К берегу пристал ялик. Из лодки выскочили два чиновника со свертками бумаг под мышкой и побежали в Адмиралтейство.

Телега остановилась у небольшой пристани.

— Тпр-рру! — закричал Антон. — Слезайте! Здесь лодку наймете. Царский дворец за рекой.

У царя было так много дел, что он смог принять Егора Маркова только на следующий день вечером. Домик Петра внутри оказался так же прост, как снаружи. В нем было две комнаты и кухня.

Стены были обиты беленым холстом, косяки дверные и оконные расписаны букетами ярких цветов. Почти всю мебель — шкафы, стулья, скамейки — сделал царь. Петр гордился тем, что сам обставил свое жилье.

Марков робко вошел в комнату. Большой дубовый стол был завален книгами и бумагами. Под рукой у Петра лежала подзорная труба; через нее он высматривал корабли на Неве. По стенам кабинета висели географические карты, картины. Царь вычерчивал план крепости, напевая сквозь стиснутые зубы военный марш.

Егор переступил порог. Петр обернулся. Марков упал на колени.

— Встань! Не люблю этого!

— Прибыл по указу вашего величества.

— Добро! А станок свой привез?

— Привез, ваше величество. Только бы определиться поскорее к делу!

— Без работы руки чешутся? Молодец! — Царь сразу повеселел. — Будет тебе дело, Егор! Есть у меня замысел — соорудить такой станочек, чтобы и точить был годен, и сверлить, и его же на винторезное дело можно было бы повернуть. Сумеешь сделать такую универсалию[89] для нашей мастерской?

У Егора разгорелись глаза:

— Сделаю! Любой станок сделаю, ежели время будет работу обдумать!

— Время я тебе дам, только не слишком тяни: нам мешкать некогда. Кормовые получил?

— Нет еще, ваше величество.

— Прикажу, чтоб выдали. Один приехал?

— С матушкой.

— Ну, тогда жить будете на казенном дворе для приезжающих. А потом придумаем что-нибудь получше.

Егор радостно заторопился к матери.

Маркову временно пришлось работать в уголке одной из мастерских при Адмиралтействе. Сутолока и шум кораблестроительной верфи ему не мешали. Со всем пылом страсти Егор взялся за любимое дело. Недели две он обдумывал устройство нового станка. Закончив чертежи, Марков рассказал кузнецам, какие ему нужны поковки, а для более сложных сделал деревянные модели.

Но работа кузнецов его не удовлетворила. Они привыкли ковать огромные железные якоря, цепи, крепления для мачт, где точность работы не имела большого значения. Егору приносили грубо откованные детали, то больше, то меньше размером, чем следует.

«Что делать? — думал молодой мастер. — Кузнечное дело — всему основа… Первые мастера на земле не иначе как кузнецы были. Кабы они не выковали молота, клещей, топора, чем бы люди работали? Нет, не миновать мне кузнечному делу учиться…»

Царь одобрил решение Маркова:

— Это ты правильно, Егор, надумал! Рад я, что без моей указки, самому тебе сия мысль пришла. У русского человека голова добрая, до всего дойдет! Дай только срок! — Петр погрозил в пространство увесистым кулаком. — Увидит наше мастерство Европа!

— Увидит, государь! — пылко воскликнул Егор.

— Учись, учись, Егор! Тебе токарем, мыслю я, мало быть, подымай выше! Искусный механикус — вот кем хочу тебя видеть!

Егор целыми днями работал в кузнице. Он пошел в науку к лучшему мастеру, старому Никифору Самосадову. Дед, весь закопченный, с глубоко въевшейся в морщины сажей, хрипло покрикивал на Егора, бранил за неверные удары.

Но меткость руки и взгляда помогли Егору быстро усвоить новое ремесло. Через месяц Марков превосходил мастерством всех адмиралтейских кузнецов. Вдвоем с молотобойцем выхватывали они из горна огненно-белый кусок железа, укладывали на наковальню. Егор, точно играя, стучал молоточком по поковке, и на указанные места молотобоец обрушивал тяжкие удары балды.[90] А потом сам Егор начинал отделывать деталь осторожными ударами молотка. И, когда деталь остывала, брал циркуль, измерял размеры.

— Как вылитая! — с восхищением кричали кузнецы, которые собирались около Егора в такие моменты, пользуясь удобным случаем, чтобы хоть на минутку отдохнуть от изнурительной работы. — Ну и глазок у тебя!

С этих пор станок начал продвигаться вперед. Егор сам отковывал детали и обрабатывал их на собственном станке. Петр почти ежедневно бывал в Адмиралтействе. Во время обхода он никогда не забывал подойти к Егору, посмотреть, как идет работа.

День, когда рядом со станком, привезенным из Москвы, стал новый, универсальный, был для Егора большим праздником. Царь явился лично испытывать станок и проработал на нем не отрываясь несколько часов. Он остался очень доволен.

— Буду теперь на твоем станке сам точить, — сказал он. — Перенести его ко мне. По времени надо нам много таких станков сделать, но это уже не твоя забота, Егор. Ты у меня слишком дорогой мастер, чтоб на тебя такую работу наваливать. Надо нам с тобой, Егор, замену готовить. Что ты мнешься? Говори!

Егор подтолкнул к царю высокого парня с белой, как лен, головой и ясными голубыми глазами. Парень отчаянно упирался и, очутившись перед царем, зарделся багрянцем.

— Это мой ученик, ваше величество, — объяснил Егор. — Ивашка Курёнков. К кузнечному делу, думаю, поспособнее меня будет и к токарному немножко привыкает.

— Спасибо, Егор! Нового мастера мне готовишь! Понимаешь государственное дело! — Царь посмотрел на смущенного кузнеца. — А ты, Иван, к работе охоч?

— За уши не оттащишь, — ответил за парня Егор. — Большое желание имеет!

— Старайся, Иван, не обижу! — весело прогудел Петр. — Но помни: за науку платят наукой! Тебя Егор обучит, а ты должен еще кого-нибудь обучить. Так оно у нас цепочкой и пойдет! Чуешь?

— Чую, государь, — пролепетал Иван Курёнков.

После нескольких месяцев жизни в новом городе Егор нахватался петербургских обычаев.

Чтобы не отставать от других, Егор купил маленький паричок «для парада».

Мать ахнула, когда Егор появился перед ней в парике:

— Что ты, Егорушка! Срамота какая! Бабьи космы на голову вздел!

— Нельзя, матушка: царский указ. — И Егор затряс головой, слегка покачиваясь: он вспрыснул с товарищами обнову в австерии.[91]

— Коли царский, так делать нечего, — согласилась Аграфена.

Ее, коренную, старозаветную москвичку, в этом новом городе поражало все: улицы, широкие и прямые, дома непривычного вида, вместо заборов — чугунные или деревянные решетки, в садах — подстриженные деревья, точно люди в коротких кафтанах. А кругом вода да болото; в воздухе сырость; в домах сырость так и прет из-под пола, каплет со стен.

Аграфена скучала по родной Москве, но вскоре встретила на рынке знакомую ключницу, потом еще знакомую и еще.

— Аграфенушка, голубушка, и ты здесь?

— Здесь, сударыня.

— Приходи шить!

— Приду.

Белошвейка Аграфена снова пошла работать по домам.