Лучшее за год: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Сборник

– Что именно?

– Кто такой мой спутник? Ведь он кажется тебе очень странным, не так ли?

– Совершенно верно.

– Ты что-нибудь слышал про абэков?

– Да, но никогда их не видел. Это редкостные существа, – немного помолчав, добавил Эш. – Они отличаются не умом, а беззаветной преданностью.

– Да, они довольно простодушны, – ответил Хозяин. – Но несмотря на это качество, а может, именно благодаря ему из них выходят прекрасные слуги.

Мрак в туннеле сгущался. Внезапно туннель расширился. Повинуясь беззвучной команде Эша, вспыхнули огни, мгновенно озарившие обширное помещение, пол которого был вымощен простой плиткой. Шершавый потолок терялся где-то в высоте, а у дальних стен стояли шеренги приборов, уже просыпавшихся для одного из тех редких случаев, когда в них возникала необходимость.

– Вас снедает любопытство, Хозяин? – Эш позволил себе улыбнуться.

– О, да еще как! – воскликнул воззен. – Но о чем ты говоришь сейчас?

– О том, как все это работает, – с нескрываемой гордостью ответил Эш, показывая на свою аппаратуру. – Такого нет даже у капитана корабля. Во всей известной части Галактики едва ли найдутся еще две-три такие лаборатории.

– Лаборатории для коррекции памяти, – эхом отозвался Хозяин. – Я знаю принцип действия этих приборов. Они манипулируют электронами в мозгу пациента, усиливая некоторые из их свойств. Кроме того, они используют квантовую структуру Вселенной, проникая в триллионы очень похожих, но все-таки разных миров. Именно благодаря принципу двух весьма изощренных вмешательств временно повышается способность мозга вспоминать прошлое.

Эш кивнул и подошел к главному пульту управления.

– Но все это мне очень не нравится! – заявил воззен.

– Ничего удивительного…

– В представлении о Вселенной как о множестве разных миров есть что-то непристойное. По-моему, это уродливый и нелепый гротеск. Я всегда презирал эту теорию.

– И не вы один, – покачал головою Эш.

– Надо же такое придумать! – гневно рявкнул воззен. – Каждый электрон, видите ли, существует во множестве параллельных миров, дрейфует в бескрайнем океане собственного потенциала, и никогда не знаешь, чем кончится его очередная метаморфоза!

– Мы живем лишь в одном мире, – перебил воззена Эш. – И этот мир – маленькая веточка в пышной кроне огромного дерева.

– Чушь! – прорычал Хозяин.

Приборы проснулись. Множество световых индикаторов и ярких дисплеев были призваны производить неизгладимое впечатление на клиентов Эша, который при желании мог бы управлять приборами в полной темноте с помощью коммуникационных узлов, вшитых в разные части его тела.

Но ведь яркие огни и загадочные звуки – прекрасный антураж для такого таинственного действа!

– Никакая мы не веточка в пышной кроне! – раздраженно захлопав ступнями задних ног, воскликнул воззен. – Я историк. Меня все уважают, хотя и не все любят. Всю свою длинную жизнь я провел, собирая и изучая факты. Никто не убедит меня в том, что пышный карнавал событий истории – всего лишь мох на прогнившей веточке древа с необъятной кроной!

– Мне очень хотелось бы с вами согласиться, – задумчиво сказал Эш.

– Хотелось бы?

– Иногда я даже думаю… – Эш замолчал, словно подбирая слова. – Я считаю, что мы живем в единственном истинном мире. Вселенная именно такова, какой кажется нам, и такой ей следует быть. Я же использую только хитроумный прием для контакта с призрачными мирами, математическими формулами и бесплодными потенциалами. Иными словами, мы – ствол огромного древнего древа, а его призрачные ветви должны лишь питать наши великие души…

Шестиногое существо с уважением взглянуло на Эша. Молчание само по себе было для воззена проявлением уважения к собеседнику. Затем Хозяин протянул длинные членистые пальцы человеку, которого он, хотя бы сейчас, считал равным себе.

– Ты действительно так думаешь?

– Сейчас – да, – ответил Эш и усмехнулся – два внутренних коммуникационных центра и один дисплей сообщили ему, что у историка достаточно денег, чтобы оплатить его услуги. – И если понадобится, я буду так думать целый день.

С этими словами Эш повернулся к воззену, вновь отвесил ему неглубокий поклон и спросил:

– Ну и что же именно вы хотите вспомнить, Хозяин?

Глаза шестиногого потухли.

– Я и сам не знаю, – дрожащим от ужаса голосом сказал он. – Я забыл что-то очень важное… Что-то невероятно важное… Но я не помню, что именно…

Прошло несколько часов, но искусственное солнце не сдвинулось с места. Ветер дул все так же сильно, и когда Эш вышел из прохладных глубин своей лаборатории, ему лишь показалось, что на улице стало жарче. Он оставил пациента в цилиндрической камере-детекторе. К панцирю воззена были подключены тысячи датчиков, лихорадочно рывшихся в содержимом его тела и древнего мозга. Сначала Эш пристально следил за поведением воззена, готовый подбодрить или одернусь своего пациента, если это будет необходимо. Однако воззен беспрекословно выполнял все указания и старался стоять неподвижно, пока приборы составляли сложную карту его мозга, протянувшегося толстым слоем сверхпроводящих белков, световых каналов и квантовых колодцев вдоль всего цилиндрического тела. Однако заставить шестиногое существо держать язык за зубами было не под силу даже Эшу с его приборами, и воззен все время бормотал, вспоминая какие-то загадочные события давно ушедших эпох.

Составление карты мозга было необходимым, но очень скучным этапом работы.

Из небольшого углубления в розовой гранитной стене Эш извлек очередную чашку только что заваренного невероятно вкусного и деликатесного горького чая.

– Красивый вид, – вдруг раздался чей-то голос.

– Красивый, – согласился Эш, отхлебнув из чашки.

Абэки охотно принимали предложенные им напитки, но Эш не стал угощать Призрака.

Укрывшись за сосной от ветра и солнца, Эш спросил:

– Ты знаешь что-нибудь о существах класса 31/3?

– Очень мало, – признался Призрак.

Абэк говорил без помощи переводчика. Его речевые органы могли вполне отчетливо, хотя и медленно, воспроизводить человеческую речь.

– Их родной мир не движется вокруг своего светила и довольно далек от него, – стал рассказывать Эш. – В его атмосфере много углекислого газа, к которому мои легкие привыкли на Марсе. Водяные пары и углекислый газ разогревают светлое полушарие, а ветер уносит избыточные тепло и влагу к ледникам темной стороны, которые растут, выползают в светлое полушарие, тают, и все начинается сначала… Корабельные специалисты прекрасно воспроизвели у нас на борту естественные условия, к которым привыкли существа класса 31/3.