На сопках маньчжурии - Павел Далецкий

Поймал переводчиков жандармский вахмистр Сумино, считавший всех китайцев русскими сторонниками и русскими шпионами.

Сейчас Сумино сидел на сопочке, курил и смотрел на дорогу. Рикша катил китайца в расположение его, Сумино, части. Против бугра остановился, и оба китайца заговорили друг с другом. Сумино, не понимая ни слова, по жестам и интонациям догадался, что рикша не хочет везти своего пассажира дальше.

Пассажир вылез, бросил в пыль дороги монету и пошел пешком.

Сумино забыл об этом инциденте. Но вспомнил о нем через час, когда увидел китайца-пассажира под стенами деревни.

Что ему было нужно здесь? Он вел себя подозрительно: останавливался, присматриваясь; шел какими-то зигзагами, оглядывался…

— Несомненно! — решил Сумино. — Для чего иного китаец может быть здесь? Я на войне и не должен зевать.

Он кликнул солдат, они окружили Цзена-старшего около полуразрушенной снарядом фанзы, подхватили под руки и потащили.

— Как вы смеете так обращаться со мной? — кричал Цзен, но они не понимали его.

— Я господин Цзен-старший. Я должен поговорить с вашим офицером Маэямой Кендзо. Проводите меня к вашему начальнику. У меня есть чрезвычайное сообщение об опасности, которая грозит вашей стране.

Но солдаты продолжали его не понимать, потому что не знали китайского языка.

— Господин Сумино, — сказал один из солдат, — он тут все у нас высмотрел, я тоже давно за ним слежу — ходит, смотрит и что-то спрашивает. Спокойнее будет, господин Сумино…

— Да, придется, — сказал Сумино и, не стесняясь, вынул нож.

Цзен-старший увидел нож и затих. Потом торопливо, путаясь и сбиваясь, заговорил, требуя бумаги и туши, чтобы написать объяснение. Солдаты стояли по правую и левую его сторону и смотрели на него, как быки.

Сумино подал им знак. Они схватили Цзена под руки.

— Ложись, ложись, не бойся, — даже ласково говорили они, опрокидывая его на каны, и в ту же секунду Сумино вонзил в его живот нож.

О смерти брата Цзен-младший узнал через несколько дней. Он испытывал два чувства: страх и радость. Радость оттого, что вместе с неожиданной смертью брата прекращались неприятности для Хэй-ки, а страх оттого, что казнь брата могла быть предвестием плохого и для него.

Тоань Фан высказался по этому поводу:

— Про вас вообще известно нехорошее. Ваш Яков Ли! Ведь он служащий вашей фирмы? Все знают про его дела с русскими, а он до сих пор не пойман и не казнен. Наверное, потому, что вы его покрываете…

Тоань Фан смотрел маленькими хитрыми глазками, и розовое лицо его было розовее обычного. В цензорах он преуспевал. За большие деньги строчил цензорские доносы. В эту минуту Цзен-младший возненавидел его.

— Ну, что там… какой-то Яков Ли! — небрежно сказал он. — Кто его будет покрывать!

Тоань Фан засмеялся.

— Подумайте, как приятно конфисковать богатую фирму!

«Могут быть большие неприятности», — подумал Цзен-младший.

Надо было уезжать из Ляояна. Цензор Тоань Фан просто из привычки к доносам мог сказать кому следует про этого злосчастного Якова Ли. Кроме того, в Ляоян приехал Ивасаки Токуро и повел себя так, точно все вокруг принадлежало ему. Готовился что-то строить, что-то вывозить, ездил в Янтай, осматривал железнодорожные мастерские. Неужели он хотел захватить все?

В первое свое появление здесь он был как друг, в худшем случае — как пайщик. Теперь о делах он не заговаривал ни с кем.

— Надо ехать в Мукден, — решил Цзен. — Здесь ни одного мешка рису не продашь, а тем временем там, у Куропаткина и Губера, потеряешь всё…

2

Вечером первого дня боя под Ляояном Емельянова и еще нескольких солдат его роты назначили в сводную роту поручика Соловьева и послали прикрывать батарею Неведомского.

Шли солдаты под сплошным огнем, кое-кто пригибался, особенно Жилин. Емельянов не пригибался.

— Ты думаешь, пуля разбирает? — спросил Жилин. — Летит себе и шлепает.

— А вот разбирает. Судьба у человека есть или нет?

— Ну, судьба… — задумался Жилин. — Против судьбы, брат, не попрешь…

— В том-то и дело, а я знаю свою судьбу.

Он весь полон был новых мыслей. На тайных беседах он жадно слушал слова поручика Топорнина о российской жизни и о том, что если весь народ поднимется, то правда восторжествует. Думал он еще, что, когда вернется после войны домой, не будет от него пощады Валевскому. Для людей жизнь, а для Валевского озорство. Началось ведь с чего. Наталья шла по лесной дороге с корзиной грибов. Проезжал барин на беговых дрожках. Конь шел шагом, отбивался хвостом и головой от оводов. Наталья посторонилась. Стояла высокая, а подол юбки, подоткнутый за пояс, забыла опустить. Барин посмотрел на нее, на голые ноги, усмехнулся и остановил коня. Рассказывала Наталья, что подозвал к себе, стал перебирать грибы, зубы заговаривать. Несчастье это — бабья красота.

Рота миновала сопку, за которой располагались пушки Неведомского, и устроилась на соседней высокой, как петушиный гребень, скалистой сопочке. Бой принимал все более ожесточенный характер. Батарейцы вкатили пушки на сопку и били прямой наводкой.

Против прикрытия батареи японцы к утру сосредоточили две роты. К одной из них, к роте самурайского батальона, был сейчас прикомандирован Маэяма. Он лежал за скалой и не сводил глаз с вершины сопки, занятой русской пехотой.

Рядом с ним устроился капитан Нисида. На сопку он глядел в бинокль, стекла бинокля казались ему недостаточно чистыми, и он то и дело протирал их.

— Сегодня мы не можем победить русских, — бормотал он.

— Я хочу победить их, — сказал Маэяма, прислушавшись к его бормотанию.

После нескольких неудачных атак Маэяма отправился к командиру отряда майору Кавамуре и изложил ему свой план овладения батареей.

Кавамура воскликнул:

— Превосходно! Как это до сих пор никому не пришло в голову?

Он командировал в тыл взвод солдат под командой фельдфебеля, посоветовав бежать побыстрей, Нисида наблюдал, как светло-желтые рубашки мелькали в лощине и как наконец слились с желтизной склонов.

— Что вы придумали? — спросил он Маэяму.

— Скоро узнаете.

Фельдфебель со взводом прибыл к начальнику дивизии и передал ему просьбу майора Кавамуры.

Через полчаса тридцать тюков лежали на поляне, к тюкам подвели китайцев-носильщиков. Носильщики уложили тюки и корзины, коромысла подняли на плечи, японцы прикрикнули, вскинули для убедительности винтовки, и китайцы побежали.

Японцы бежали тоже, но японцы бежали налегке, только с винтовками, а китайцы — с тяжелым грузом. Через четверть часа они стали изнемогать.

— Бегите, бегите! — кричал фельдфебель, — Вы устали? Особенной важности нет в том, что вы устали.

Японцы били носильщиков прикладами в спины. Иной носильщик тут же падал, лицом к земле, руки в стороны, изо рта пена, тогда его корзину подхватывал запасной и бег продолжался.

Майор Кавамура, получив груз, сейчас же созвал офицеров. Тюки развернули, там оказалось обмундирование русских войск. Японцы взяли его под Ташичао.

— Переодевайте своих солдат и сами переодевайтесь! — приказал майор.

— Это то, что вы придумали? — спросил Нисида Маэяму, надевавшего русскую рубаху.

— Да, это придумал я, и теперь мы победим. Переодевайтесь, переодевайтесь же!

Нисида сказал с сомнением:

— У всех народов такой поступок клеймится как грязь и подлость, но мы считаем его превосходным воинским поступком, не так ли?

Маэяма, стоявший в русской рубашке и в японских штанах, кивнул головой:

— Мы — японцы. Если это делают другие, это плохо. Если делаем мы — хорошо. Это великая философия, которая дает нам свободу и радость. Если вы японец, вы можете делать все.

После обеда пошел дождь. В серых полосах дождя Неведомский увидел солдат. В бинокль он разглядел: шла русская рота. Но шла она с японской стороны. Значит, японцы отступили. Неведомский крикнул Топорнину:

— Вася, японцы отступили, идут наши…

— Ура, ура! — проговорил Топорнин, — Теперь мы спокойно попьем чайку.

Рота направлялась прямо к батарее. И вдруг Неведомскому показалось странным: рота идет чересчур быстро, куда она торопится? Неведомский снова взялся за бинокль.

Однако уже и без бинокля под русскими бескозырками были видны японские лица и в руках солдат японские ружья… Еще минуту Неведомский сомневался, но Топорнин уже бежал к пушкам; он успел дать залп, затем японцы устремились в атаку и оказались в мертвом пространстве. Канониры выхватили шашки, фейерверкеры — револьверы. Завязалась рукопашная.

Преимущество было на стороне японцев, многочисленных и лучше вооруженных. Поэтому Неведомский решил укрыть своих солдат между скалами.