Больше, чем страх - Ричард Пратер

С носа лодки опять послышался тот же странный звук.

— Чем ты там занимаешься? — шепотом спросил я Моник. — Что там у тебя все время позвякивает?

— Хм-м-м... Позвякивает? — переспросила девушка.

— Откуда эти звуки? — вновь поинтересовался я, осторожно гребя какой-то посудиной, которую на ощупь нашел на дне каноэ.

С ее помощью мне удалось продвинуть лодку еще на пару футов от берега.

На секунду сквозь густую пелену облаков прорвался слабый свет луны и посеребрил очертания силуэта Моник, сидевшей на носу лодки. Я увидел, как что-то слабо блеснуло в ее руках. Приглядевшись, я понял, что это были бутылки, которые она использовала вместо весел.

— Ты что, не бросила бутылки?

— Какие? Эти? — удивленно спросила она, и бутылка снова звякнула, задев о борт лодки. — Я даже не знала, что они у меня в руках. Просто бежала, позабыв обо всем на свете. А ты что, несся как угорелый и думал, что у тебя в руках?

— Да, ты, кажется, права. Ладно, греби дальше.

И мы дружно заработали: я — большой консервной банкой, а она — бутылками. Но лодка почти не сдвинулась с места. Поразмыслив полминуты, я наконец-то понял, в чем дело: Моник сидела лицом ко мне и старательно гребла в противоположную сторону, обратно к берегу.

— Слушай, — обратился я к ней, — ты что, саботажем занимаешься? Может быть, ты коммунистка? Если мы не уберемся подальше, нас обоих убьют. Ты же гребешь обратно к берегу. Давай делай как я.

Моник сразу все поняла, и наша лодка стала набирать скорость. Я оглянулся назад, и, не увидев на берегу света карманных фонариков, немного успокоился, и начал обсуждать с девушкой подробности наших злоключений. Достигнув середины озера, мы перестали грести.

— Что будем делать дальше? — шепотом спросила Моник.

— Не знаю, — также шепотом ответил я. — Пока не известно, где наши преследователи. Может, ходят по берегу, а может, взяли лодку и плывут за нами.

— О Боже, — чуть слышно произнесла девушка и, прильнув губами к горлышку бутылки, перевернула ее дном вверх.

В ночной тишине раздались булькающие звуки. Затем Моник поднялась с места и, осторожно ступая, направилась ко мне. Я встретил ее на середине лодки.

— На, выпей, — сказала она, передав мне бутылку виски. — Тоже, наверное, хочешь.

Отпив виски, я вернул бутылку Моник, а та, сделав глоток, вновь протянула ее мне. Почти молча мы несколько раз передавали друг другу бутылку, пока я не обнаружил, что она пуста. Обе бутылки, из-под виски и минеральной воды, я выбросил за борт. Теперь мне стало совсем хорошо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я девушку.

— Великолепно, — слегка заплетающимся языком ответила та.

— Ты хоть поняла, что нас сегодня чуть было не убили? Правда, опасность еще не миновала, — с трудом шевеля губами, заметил я, — но меня это уже пугает не так, как раньше. — Помолчав немного, я продолжил: — Хотелось бы верить, что эти ребятишки остались на берегу. Жаль, что у нас нет весла. Слава Богу, что наконец-то выплыли на середину озера и теперь одни. Без преследователей.

— Как здесь тихо и спокойно, — мечтательным голосом произнесла опьяневшая девушка.

— Тихо и спокойно? Ха! Того гляди, начнут стрелять, а ты говоришь «спокойно». Ты что, не понимаешь, что нам все еще грозит опасность?

— Это даже романтично. Посмотри, луна выходит из-за туч. Правда, красиво?

— Просто потрясающе. Луна, видите ли, выходит. Только этого нам не хватает. Хорошо, что еще не взошло солнце!

— Боже, надо же сказать такую глупость. По ночам солнце не всходит.

— Ну да. Это ты у нас такая умная: неслась через весь парк с двумя бутылками. Ладно, мы оба хороши. Кстати, как нам отсюда выбраться? Ты не знаешь?

Она промолчала. Я бросил взгляд на берег, но ничего настораживающего там не заметил. Правда, было темно, и я с трудом различал окружающие предметы. Свет луны становился ярче. Я вновь посмотрел на Моник и, увидев, в какой непотребной позе она скрючилась на дне лодки, скривился.

— Ты бы сменила позу, — недовольно сказал я. — На тебя даже неловко смотреть.

— А как мне сидеть? И почему это моя поза тебя так раздражает?

— Не спрашивай, поняла? Если бы ты знала, что мне пришлось пережить за эту ночь... Прошу тебя, не сиди так.

— А по-другому в этой лодке и не сядешь. Ты что, думаешь, это... яхта? Здесь так неудобно.

— О Боже, — вздохнул я. — Тогда сиди, как тебе удобно, но только спокойно.

— Я же сказала тебе, что здесь неудобно, — промолвила девушка и, поерзав на дне лодки, сменила позу. — Вот, так немного лучше.

— Не лучше, а хуже, — возразил я. — Предупреждаю, не пытайся меня соблазнить. Другим, чтобы завестись, хватило бы и половины того, что ты здесь демонстрируешь. А я уже сегодня столько повидал, что... Послушай, черт возьми! Еще минута, и я прыгну в воду. Смилуйся, Моник. Ты что, специально это делаешь?

Девушка засмеялась:

— Ах-ах! Ты всегда такой осторожный и вроде бы ничего не понимаешь. Шелл, а как я смотрелась тогда в ванне?

— Ты же знаешь, я вошел без стука, потому что думал, что ты мертва. Но выглядела ты просто великолепно.

— Великолепно?

— Да. Просто потрясающе, — подтвердил я.

Теперь ее заигрывания перестали казаться мне такими вызывающими.

— Шелл, разве тебе не кажется забавным, что мы с тобой вдвоем... в ночном парке... в лодке? — томным голосом проворковала Моник.

— Ты это называешь лодкой?

— Да. В лодке... и наедине. Ты мог бы, по крайней мере, поцеловать меня, но почему-то этого до сих пор не сделал. А я вижу, тебе очень этого хочется. Так не стесняйся!

— Послушай. Неужели ты не можешь сменить позу? Я уже пытался все тебе объяснить. А кроме того, если я начну тебя целовать, лодка перевернется.

— Какие глупости, — сказала она и, поджав под себя колени, наклонилась ко мне. — Мне так хорошо... Ну, хоть чмокни меня в щеку.

— Ладно, чмокнуть могу. Но не больше, а то точно окажемся в воде.

Окончание фразы я произносил, уже чувствуя, как губы Моник впились в мои. Ее поцелуй оказался точно таким, каким я себе его и представлял — пылким и сладким. Глаза ее горели страстным огнем. Губы, бедра, да что там бедра — все тело девушки трепетало от желания. Слившись с ней в поцелуе, я почувствовал, как закачалось на воде наше каноэ, и понял, что теряю над собой всяческий контроль.

Затем девушка, мурлыча мне в ухо, стала водить по моей шее своими жаркими, словно раскаленное железо, губами.

— Не дурачься, — пытался было остановить ее я, но Моник вновь прижалась своими губами к моим.

Каноэ под нами вновь закачалось, на этот раз еще более угрожающе. Я ответил девушке таким страстным поцелуем, за который не стало бы стыдно ни одному мужчине.

Моник поделилась со мной на ухо, что она собирается делать. Я запротестовал:

— Нет, дорогая, это невозможно.

— Возможно. Протяни сюда свои ноги.

— Послушай, я не могу этого сделать. Мы же перевернемся.

— Не перевернемся... Я только прилягу рядом с тобой.

— Как ты здесь приляжешь? О чем ты говоришь?

— По-другому не получится.

— Можно попробовать и по-другому.

— Если не получится, как предлагаю я, попробуем по-другому. Хорошо?

— Но мы же окажемся в воде.

— О, Шелл! Еще минута, и я тебя возненавижу.

— Ладно... Но ты хоть плавать-то умеешь?

— Боже, он еще спрашивает, умею ли я плавать! И это в такую-то минуту. Никогда мне еще не попадались такие заботливые мужчины.

— Хорошо. Только не вини меня, если эта дурацкая лодка перевернется.

— Не буду.

— Посмотрим.

— Замолчи. А теперь протяни сюда свои ноги.

Я подчинился. Чтобы Моник смогла улечься рядом, я подвинулся дюйма на три. Лодка тотчас резко накренилась и перевернулась. Уйдя под воду, я понял, что был дураком, когда послушался Моник. Я же заранее знал, что так все и кончится. От спиртного, выпитого за этот вечер, голова у меня шла кругом, и я поначалу никак не мог сообразить, куда же мне плыть. Несколько секунд я барахтался в воде, пока неожиданно мои руки не коснулись дна озера. Плыть дальше было незачем, и я встал на ноги. В ярде от меня, положив руки на бедра, стояла погрустневшая Моник. О том, что руки она держала на бедрах, можно было только догадываться, поскольку вода доходила ей до груди.

— Все-таки ты добился своего, — укоризненно сказала она.

— Добился своего? — удивился я. — Так это из-за меня мы оказались в воде? А чья была идея...

— А ты поаккуратнее подвинуться не мог? И почему ты так долго барахтался в воде?

Бурлящие страстями, мы гневно смотрели друг на друга.

— Я плыл к берегу.

— Подумайте, он плыл. Глубина-то здесь всего фута четыре.

— Хорошо. Тогда я боролся с осьминогом. Устроит? Чем еще я мог там заниматься? Хохотал во весь голос?

Моник глубоко вздохнула.