Шестиглавый Айдахар - Ильяс Есенберлин

Друзья обнялись, и вскоре фигура Тамдама, одетая во все белое, растаяла в призрачном лунном свете.

У плохой вести крылья птицы. О том, что мусульмане вырезали в Самарканде всех христиан, скоро стало известно в больших и малых городах. Разное говорили люди. Самые яростные приверженцы ислама радовались; те же, кому вера в аллаха не затмила разум, скорбели о погибших, потому что и христиане, и мусульмане были народом одной крови. Халиф Мысыра, увидя в Берке истинного последователя пророка Мухаммеда, отправил к нему своего посла с дорогими подарками.

Хан Берке затаился. Вслух он не хвалил самаркандских мусульман, но и не сказал слов осуждения. Хан ждал, как будут развиваться события дальше.

Пробыв еще неделю в Бухаре, он решил возвращаться в Золотую Орду. Поездка не принесла ему удовлетворения. На душе было неспокойно. Все, что он узнал здесь, не радовало. Великая империя Чингиз-хана пошатнулась. Злоба и соперничество правили делами и поступками потомков Потрясателя вселенной. В Мавераннахре, Хорасане и Восточном Туркестане набирали силу сторонники отделения от Каракорума улуса Джагатая. А это значило, что пройдет какое-то время, и они выступят против потомков Туле.

После того как Менгу стал великим ханом монголов в Каракоруме, усилилась вражда между чингизидами. Особенно острой была она среди детей и внуков Джагатая и Угедэя. По завещанию Чингиз-хана, если кто-либо из его отпрысков совершал неправое дело или преступление, судить его должны были все чингизиды. Однако завет Потрясателя вселенной был забыт. Судил тот, на чьей стороне была сила. Так потомки Угедэя умертвили младшую дочь Чингиз-хана Алтан-бегим, а вместо Ширамуна, который должен был после смерти отца стать великим ханом монголов в Каракоруме, они же подняли на белой кошме Гуюка. Когда после его смерти Бату-хан помог Менгу сделаться монгольским великим ханом, против него поднялся сын Джагатая Есу Монке. Однако внук Джагатая – Кара-Кулагу, рожденный от его сына Мутигена, принял сторону Менгу. Нового хана поддержали и внуки Угедэя, рожденные от сыновей Кадана и Кутана.

В год свиньи (1252), когда потомки Чингиз-хана съехались на суд нойонов, Менгу жестоко расправился со своими врагами. Пощадил он только Ширамуна, но и тому не поверил до конца. Через три года Ширамуна по его приказу утопили в реке. Менгу без всякого суда казнил мать Ширамуна – Баракши-хатун и вдову хана Гуюка – Огиль-Гаймаш. Улус, принадлежащий Джагатаю, он отдал Кара-Кулагу, и тот, чтобы избавиться от жены Есу Монке, управлявшей до этого улусом, велел ее растоптать табуном коней.

Сразу же после смерти великого Чингиз-хана началась резня между его потомками. Ханы и правители быстро сменяли друг друга. Кинжал и яд сделались главным оружием в борьбе за власть. Но род Чингиз-хана был многочисленным, и потому вражда не прекращалась десятилетиями – всегда было кого травить и резать.

Хуже всего приходилось покоренным народам. Это их посылали друг на друга чингизиды, пытаясь утвердить себя в том или ином улусе.

Едва хан Берке вернулся в Орду, как черный всадник принес из Каракорума весть о том, что монгольский великий хан Менгу в год овцы (1259) навеки закрыл глаза. Сорок тысяч человек съехались на его похороны, две тысячи белых юрт выросло в монгольской степи. Похороны были совершены по всем правилам, завещанным Чингиз-ханом. Менгу предали земле тайно, уничтожив всех причастных к погребению. Над могилой промчались тысячные табуны лошадей, чтобы навсегда скрыть то место, где погребен был хан.

Если смерть Угедэя явилась началом вражды между чингизидами, то уход из жизни Менгу послужил сигналом к разделу империи, созданной Чингиз-ханом.

В год обезьяны (1260) случилось небывалое. Впервые появилось два великих хана. Ими стали сыновья Тули: Кубылай – в Китае и Арик-Буги – в Каракоруме.

В одном котле тесно двум бараньим головам. Жестокая вражда началась между новыми ханами. На курултае, где их выбирали, не присутствовали два самых влиятельных представителя рода Чингиз-хана – Кулагу и Берке. На это были свои причины.

Средний сын Туле – Кулагу, выполняя волю Менгу, покорил за эти годы Иран и Ирак, а Менгу объявил его ильханом всех завоеванных им земель. Кулагу был христианином и потому должен был оказать поддержку Арик-Буги, но обстоятельства сложились так, что Каракоруму на его помощь рассчитывать не приходилось. Мамлюки Бейбарса нанесли поражение его войску и начали поход на Сирию. В это время царь Грузии Большой Давид поднял восстание против ильхана.

Кулагу жестоко расправился с грузинами.

Но не было спокойствия в его землях. Следовало думать и искать себе верного союзника, на которого бы можно было опереться в трудную пору. Не грузины пугали ильхана. Набирали силу мамлюки Египта. Их предводитель Бейбарс успешно сражался с крестоносцами и не хотел уступать Сирию, которую стремился подчинить себе Кулагу.

Все чаще смотрел с надеждой на улус Джагатая ильхан. Золотая Орда, в свою очередь, опасаясь усиления Кулагу, стремилась укрепить свои связи с Бейбарсом. Берке не хотел терять Азербайджан, но выступать против Кулагу открыто он еще не решался. Тот, видимо, тоже знал, на что идет, потому что не побоялся отравить несколько родственников Берке, находящихся в Ираке.

Одна мысль владела Берке – вернуть прежнюю силу и величие Золотой Орде. И, выжидая удобного случая, чтобы расправиться со своими внешними врагами, он решил пока заняться внутренними делами.

Столица Золотой Орды, по замыслам Берке, должна была потрясать своей красотой и друзей и врагов, свидетельствовать о мощи и богатстве.

Берке был рассержен тем, как работает ромей. Строительство началось давно, сразу же, как только хан стал полновластным хозяином Орды, а мечеть была готова лишь наполовину. Похоже, Коломон нарочно не спешил. Следовало бы наказать его, но когда Берке осмотрел то, что уже было сделано, он остался доволен. Мечеть поражала красотой. Мастер умело использовал мрамор, стеклоподобные синие камни с армянских гор, самаркандскую голубую краску – лазурь, резьбу по белому ганчу. Стены мечети игрой узоров и красок напоминали фарсидский ковер.

Хан с нетерпением ожидал завершения строительства мечети. Она поможет ему объединить всех мусульман, утвердит за ним славу защитника ислама. Берке уже мысленно видел, как будут гореть на солнце золотые минареты, внушая людям веру в величие Орды, владеющей половиной мира.

Как заставить непокорного ромея поторопиться? Быть может, утихла его тоска по родине, а скорее всего, он догадывается, что и после завершения работ Берке не отпустит, не даст ему воли.

Коломон же действительно не спешил со строительством, хотя это было и странно. Какой мастер не мечтает увидеть осуществленной свою мечту? Коломон не был исключением. Но были причины, заставляющие его поступать иначе. Откуда мог знать хан Золотой Орды мысли простого ромея, пленника, раба…

Выехав из дворца, Берке направил коня к небольшому степному озеру, окруженному зеленой стеной камыша. Там жили его лебеди.

Каждое утро приезжал сюда хан, чтобы полюбоваться прекрасными птицами. Легко проливающий кровь и человека, и зверя, Берке боготворил своих лебедей. Созерцание их вселяло в него уверенность и покой.

Лебеди были ручные. С наступлением холодов их держали в специальном теплом помещении, а когда приходила весна – выпускали на это озеро. Никто не смел выстрелить или напугать птиц. За этим следили специально приставленные люди. Жестокая кара ждала ослушника.

Однажды поздней осенью дежуривший у озера мальчик ушел домой. Кто мог знать, что ночью пойдет снег и ударит мороз?

Лебеди не умели летать. И когда утром, по своему обыкновению, хан приехал на озеро, он увидел вмерзших в лед, полуживых птиц. Ярости Берке не было предела. По его приказу два нукера разделись догола и, ломая своими телами лед, вынесли лебедей на берег. Завернув их в одежду, нукеры принесли птиц в ханскую ставку. В тепле птицы ожили, хан накормил их из собственных рук. Этой же ночью приставленный к лебедям мальчик умер от побоев.

В Орде знали, что Берке любит птиц, но никто и предположить не мог, что хан боготворит лебедей. Им принадлежала его душа.

Берке было одиннадцать лет, когда его дед Чингиз-хан, покорив один из китайских городов, подарил внуку этих прирученных лебедей. Птицы были почти птенцами. Чингиз-хан сказал Берке: «Лебеди – священные птицы. Пусть они всегда будут с тобой. Никому не позволяй их обижать».

В словах деда была какая-то тайна, и Берке, покоренный ею, свято выполнял его завет. Когда же приходилось отправляться в походы, к лебедям приставлялся самый надежный человек. Хан, никогда и никому не плативший за службу, щедро одаривал человека-хранителя…