Бешенство подонка - Ефим Гальперин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие новости?
– Отследили. Он появился в Зимнем дворце. Там ведь по-прежнему действует царская кухмистерская служба. Повара отменные… Постараемся взять его. Главное, изъять документы и понять, нет ли утечки.
– А если уже… Вы же мне обещали! Тогда, в Берлине.
– Генеральный штаб, герр Ульянов, это огромный бюрократический аппарат. У них свои правила. Бумага входящая, бумага исходящая. И обязательно найдется человек, который за большие деньги сделает копию. А заплачено было видно много. Теперь, по сути…
– Мы с Троцким… – вступает Ленин.
– Простите, «Мы с Троцким» некорректное утверждение. Вы же умный человек. У Бронштейна свои директивы. Оттуда. И он должен их придерживаться. Пока наблюдается совпадение интересов. Но конфликт обязательно случится.
Это, кроме того, что вы оба большие наполеоны.
– Вы правы, герр Мирбах. Я ему о вооруженном захвате власти, а он тянет до Съезда и твердит, что рано, рано…
– Сегодня рано, а завтра может быть поздно! Во всяком случае, для вас, герр Ульянов. Сами понимаете, что… Проделана большая работа, потрачены миллионы. Здесь. В Москве. Везде!
– Сегодня рано, а завтра может быть поздно, – бормочет себе под нос Ленин.
Вдруг лампочка под потолком дворницкой мигает несколько раз. Тухнет.
Мирбах невозмутимо подносит зажигалку к свече на столе. Мятущееся пламя освещает лица.
– Извините, герр Ульянов, но перебои в подаче электроэнергии в городе тоже входят в план наших мероприятий. Короче. Тут ведь и лупа не понадобится, чтобы разглядеть намерения Троцкого. Хотим мы или нет, но в Петрограде сегодня хозяин он. А как же! Он пользуется ситуацией, которую, мы, не покладая рук, выстраиваем, и деньгами, которые мы даём. Ведь под вас же даём, герр Ульянов! Но вы-то и носа не высовываете. Зато Троцкий вездесущ. И теперь он хочет придать легитимность этому своему положению. Поэтому ему нужно, чтобы сначала съезд Советов. И этот съезд, который, кстати, уже начался час назад, утвердит его полномочия… Что тогда? Придется признать Троцкого. И не только нам.
Опрокинутое лицо Ленина. Он в отчаянии.
– Короче! – рубит Мирбах, – Через три часа город будет полностью накрыт. Все казармы будут заблокированы. Почта, телеграф, мосты, банки, вокзалы.
– Почта, телеграф, мосты, банки, вокзалы… – бормочет Ленин.
– Да, вокзалы! Это была наша ошибка в июле. Тогда казаки из Москвы… Итак, завтра утром кто-то должен от имени народа арестовывать Временное правительство и объявлять себя властью. Кто?!
– Вы, герр Мирбах, наверное, жалеете, что остановили свой выбор на мне, а не на… Ну, на том… Которого предлагал ваш заместитель… – с трудом произносит Ленин.
– Откровенно? – спрашивает граф Мирбах.
– Да.
Граф Мирбах долго смотрит на Ленина…
Вдруг хлопает дверь. Собеседники вскакивают.
По ступенькам сбегает гауптман.
Отводит Мирбаха в угол и что-то докладывает ему на ухо.
Ленин один у стола с самоваром. Сгорбившись. Губы его дрожат. Он близок к истерике.
И тут Мирбах взрывается смехом:
– Это достойно занесения в анналы! Герр Штольц должен получить орден сразу от двух государств! От нас и от будущего российского. Ха-ха. Была попытка взять Терещенко. – поясняет он Ленину, – А в результате… Это смешно. Такой исторический казус. Захвачен целый Зимний дворец и арестовано Временное правительство.
– Вами?!
– Нет! Всё как положено, герр Ульянов. Дворец взят штурмом революционных матросов. А там в это время всё правительство… Обедало.
– В ходе нашей операции произошла инфильтрация матросов в винные подвалы дворца, – говорит гауптман. – Они, конечно, напились. Напоролись на министров. К счастью, объявился вовремя Антонов-Овсеенко. И чтобы пьяные матросы не разорвали министров в клочья, их пришлось арестовать и в Петропавловскую крепость. Отсечь Терещенко нам не удалось. Американские журналисты крутились рядом. Помещения во Дворце, где находился Терещенко, проверены. Ничего не найдено. А ведь он вошел во Дворец с папкой.
– Езжайте, гауптман, в крепость, – говорит Мирбах, – Поговорите с этим Терещенко. Построже.
– Зачистить под ноль?
– Он, конечно, производит впечатление наивного человека. Но думаю, что подстраховался. Так что его исчезновение может, наоборот, привести к выбросу информации в самых неожиданных местах…
– Могу ли я, герр Мирбах, поехать с гауптманом? – спрашивает Ленин.
– О! Мне нравится ваше настроение, – улыбается граф Мирбах. – Гауптман, поступаете в полное распоряжение герр Ульянова.
Петроград. Улицы. Вечер.
Дождь. Авто «Паккард». За рулем гауптман. Рядом Ленин.
Сзади, ощерившись штыками, гремит грузовик с боевиками гауптмана. Кто-то в матросской форме, кто-то в солдатской шинели. При повороте на мост грузовик отстает. Ох, не вовремя…
Дорогу одинокому авто преграждает казачий разъезд. Трое на лошадях:
– А ну стоять! Кто такие?! Документы?! – шумит казак. Гауптман протягивает бумагу. Но, увы, не ту!
– Какой к чертовой матери, Совет депутатов?! Выходить из машины!
– Может, как-то договоримся, господин хорунжий.
– Что-то ты по-русски не очень-то гутаришь?
– Я латыш.
– А, чухня. А ну из машины! И ты, лысый, давай! – говорит казак Ленину, сдергивая с плеча карабин. – Сейчас к стенке поставим, и договаривайтесь с архангелом Гавриилом…
Тут из-за угла выворачивает, задержавшийся было, грузовичок сопровождения. На крыше кабины грозно поводит дулом пулемет, за которым Лёха. Из кузова спрыгивают боевики и залегают цепью.
– Твои што ли? – ёжится казак.
– Вот я ж и предлагал договориться, – улыбается гауптман.
Казак возвращает пропуск, козыряет и казачий разъезд растворяется в тумане.
Группа гауптмана подъезжает к воротам Петропавловской крепости. Матрос с фонарем читает по слогам мандат Петросовета, выданный на имя гауптмана. Въезжают в ворота.
Гауптман шепчет Лёхе:
– Блокируйте ворота. И караульное помещение. На всякий случай.
Петроград. Петропавловская крепость.
Трубецкой бастион. Вечер.
В камеру полную министров заглядывает матрос Егор:
– Кто тут Терещенко?! На выход!
Терещенко переглядывается с Рутенбергом. Идет к двери.
Рутенберг, превозмогая боль, пробирается за ним и пытается как-то поладить с матросом. Тот его грубо отталкивает назад в камеру.
Терещенко выводят. Ведут по тусклому коридору.
Вводят в пустую камеру. Конвойный вносит и ставит на столик керосиновую лампу. Выходит. Входит гауптман. Молча, но вежливо обыскивает Терещенко и выходит.
Тишина.
В камеру входит Ленин. Лязг замка. Теперь они наедине. Молчат.
Петроград. Смольный. Актовый зал.
Коридор. Штаб и комната Иоффе.
Вечер.
По коридору несется Каменев. Он пробегает через штаб и влетает в комнату к Иоффе.
– Они уходят! – кричит он. – Правые эсеры и эти… Просто сволочи!
На большее его не хватает. Заглатывая воздух, как рыба на берегу, он зовет всех за собой.
Иоффе, Троцкий, Зиновьев, и другие быстро бегут к сцене. Выглядывают в зал.
Да. Так и есть. Правые эсэры и меньшевики встают и покидают съезд. Зал заметно пустеет.
Иоффе оценивает обстановку. Рядом трепыхается Каменев. Растерянность на лицах Троцкого, Зиновьева.
– У вас есть список выступающих? – спрашивает Иоффе Каменева.
– Вот! – Каменев в трансе трясёт списками.
– Прекрасно. Идите, объявляйте следующего. Вон, целая очередь к трибуне… – Иоффе встряхивает Каменева за плечи, смотрит ему в глаза: – Ау! Лев Борисович! Съезд идет! И-д-е-т!
Иоффе поворачивается, уходит по коридору к себе в комнату. За ним растерянные соратники.
Каменев растерянно смотрит ему вслед.
КОММЕНТАРИЙ:
Каменев Лев. В дальнейшем один из руководителей коммунистической партии России (СССР). Министр советского правительства. Осужден и расстрелян как приверженец Троцкого в 1936 году. Уничтожены все члены семьи. Жена, дети, брат с женой, дети брата.
– Подвойский, Чудновский! – громко зовет Иоффе, входя к себе в комнату.
Влетают оба.
– Значит так, – командует им Иоффе, – Там в коридорах, и особенно в нашей бесплатной столовой, шалается куча народу. Груши околачивают! Отбираете с рожами поприличнее, и в зал съезда на свободные места!
– Так они же не депутаты… – недоумевает Чудновский.
– Кто тебе это сказал, Гриша?! – орет на него Иоффе, – Товарищ Каменев? Товарищ Зиновьев? Кто?! Это вам контрольная работа, мальцы! Возник вопрос, и вы его решаете. Вперед! Чтобы зал был полон! Не ровен час, набегут иностранные журналисты. Кстати, а где они, эти вездесущие засранцы? Этот наш американский друг с его боевой подругой?! – Иоффе с улыбкой поворачивается к Троцкому: – Вот таким образом, Лев Давыдович. Завтра эти делегатики проситься назад будут. Правильно?
