Ловкачи - Александр Дмитриевич Апраксин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где в другом городе найдет он веселье «Яра» или «Стрельны»? Где мыслима, кроме Москвы, эта разгульная ночная жизнь, начинающаяся, в сущности, тогда только, когда все театры кончаются и людям давно спать пора!
Тянуло его к этому электрическому свету в темноте ночи, но он вспоминал заданную ему Пузыревым трудную задачу посдержать свои порывы до окончания дела и решил-таки ехать домой.
Но дома, в номере известных меблированных комнат, ему не спалось, а все думалось об одном и том же, причем невольно старался решить окончательно вопрос: в чем менее опасности?
Рассудок говоргл, что Пузырев был прав. Придя к этому сознанию и порешив на другое же утро побывать у Огрызкова, а затем и выехать в Варшаву, Хмуров наконец-таки заснул, хотя и беспокойно: всю ночь ему снилось, что он должен венчаться с Мирковой, но то под венцом рядом с ним в белом платье оказывался Пузырев, то почему-то снился Савелов, который вел к нему навстречу его первую жену Ольгу Аркадьевну и молча, но насмешливо улыбался.
Курьерский поезд на Варшаву отходил по расписанию в час сорок минут дня.
В номерах были немало удивлены, когда распространился слух, что из четырнадцатого Иван Александрович Хмуров уезжает.
Коридорный Матвей Герасимов укладывал по приказанию своего любимца барина вещи, но поминутно кряхтел и повторял: «Вот тебе и раз! Не пожил с нами хорошенько и уж опять в дорогу!»
Между тем уже в одиннадцать часов утра Хмуров выехал из дому.
Сперва он завернул к Пузыреву, где, не выходя из экипажа, послал ему наверх с швейцаром свою карточку с припискою:
«Еду сегодня в Варшаву с курьерским в час сорок пополудни. Будь на вокзале».
Оттуда он промчался к Страстному монастырю, в контору общества интернациональных спальных вагонов, и занял себе отделеньице первого класса до Варшавы.
Покончив с этим, он в три четверти двенадцатого подъехал к номерам Беклемишева, более известным под своим благозвучным наименованием «Княжего двора»
Слуга, в приличной, строгой, но и красивой ливрее совершенно барского тона, почтительно встретил его, принял его пальто и доложил, что Сергей Сергеевич Огрызков у себя.
Хмуров прошел широкими, чистыми коридорами, устланными коврами и дорожками, потом по широкой и отлогой лестнице, из-под драпированной ниши которой выглядывала художественная женская статуя, обнаженная до бедер, во второй этаж. Там встретил его такой же ливрейный слуга и так же почтительно проводил его до отделения, занимаемого Огрызковым.
Огрызков в качестве одинокого и богатого человека предпочитал жить беззаботно в «Княжем дворе», чем возиться дома с людьми и хозяйством, в котором сам ничего не понимал и по которому, конечно, его бы немилосердно обкрадывали.
Хмуров велел доложить о себе.
– Пожалуйте-с! – распахнул перед ним двери лакей, и тотчас же вслед за этим послышался добродушно-приветливый голос самого Сергея Сергеевича:
– Входи без доклада, Иван Александрович, тебе я всегда очень рад.
И в самом деле, он встретил гостя с распростертыми объятиями.
– Садись. Хочешь чаю, кофе? Может, позавтракаем вместе? – засыпал он его вопросами. – Здесь, брат, кормят идеально, и если я редко дома у себя питаюсь, то единственно потому, что одиночества не терплю. Давай-ка в самом деле я распоряжусь…
– Очень жалею, но времени мало: я сегодня, в час сорок минут, еду с курьерским в Варшаву…
– Что случилось?
– Есть у меня там дядюшка-старик; захворал. Сейчас телеграмму получил, вызывает; ну, а я его единственный наследник…
– Но позволь, – взмолился Огрызков, – ты говоришь – в час сорок, а теперь двенадцати еще нет.
– Все-таки надо будет мне еще домой заехать.
– К чему это?
– А как же вещи?
– Вещи, – пояснил очень разумно Огрызков, – мы сейчас прикажем отправить ко времени на вокзал. Они, вероятно, уложены?
– Да, их там укладывает мой номерной Матвей.
– Человек надежный?
– Безусловно, – ответил Хмуров.
– Помилуй, – добавил Огрызков, – я здесь всегда так делаю: мне надо куда ехать, я говорю, в котором часу и что именно беру с собою: этого вполне достаточно, к назначенному времени все в наиисправнейшем виде на вокзале.
– В таком случае, – согласился Хмуров, – распорядись, пожалуйста, кого бы ко мне послать?
– И посылать никого не нужно; потрудись сам спуститься вниз и переговори обо всем, что нужно, в телефон, а я пока распоряжусь насчет завтрака.
Когда Хмуров вернулся в отделение, занимаемое Огрызковым, слуга уже накрывал стол.
– Вино у меня здесь свое, – заявил Сергей Сергеевич, – так как буфета, собственно говоря, при «Княжем дворе» не полагается, но есть повар, и ты сейчас сам убедишься, что есть здесь хорошо и твоему брату избалованному москвичу.
– Все хорошо, только далеко немножко от центра.
– А мне эта некоторая отдаленность даже нравится, – сказал Огрызков. – Как хочешь, здесь спокойнее, да и во всем приличнее, нежели в этой сутолоке городского центра. Мне дом мой нужен для отдыха, это мое убежище. Мне нужен у себя прежде всего комфорт, и здесь я его нашел даже по сравнительно дешевой цене с другими первоклассными гостиницами. Нет, как хочешь, а это преостроумное учреждение!
Осмотрев все помещение, похвалив его и удивившись роскоши и дешевизне, Хмуров выбрал момент, когда слуги не было, чтобы приступить к своему делу.
– У меня к тебе большая и в то же время весьма щекотливая, хотя и не денежная просьба, – сказал он.
– Пожалуйста! В чем дело?
– Ты кое-что уже знаешь из отношений моих к Зинаиде Николаевне Мирковой, – начал Иван Александрович. – Дело в том, что вчера еще я ничего не чаял, не гадал, а сегодня получил злосчастную телеграмму. Мне каждая минута дорога, и если меня уж решились вызвать депешею, то, значит, положение дядюшки отчаянное. Ехать мне лично к Зинаиде Николаевне и ей все рассказывать – могло бы только задержать меня. Я знаю ее: она меня не отпустит, и я вынужден, так сказать, бежать. Но вот что: я не хочу ни на единую минуту оставлять ее в сомнении. Я прошу тебя, съезди к ней и разъясни ей все. Постарайся быть у нее ровно к двум и вот передай ей это письмо; тут вложено двести рублей, – видишь, при тебе заклеиваю, – это деньги на ее приют, а остановлюсь я в Варшаве в «Европейской гостинице». Впрочем, конечно, с пути буду ей телеграфировать, а едва туда приеду – напишу подробно.
Огрызков взял конверт и выразил полнейшее согласие на все.
Между тем время шло, и завтрак был подан.
– К закуске, кроме переяславльской сельди с гарнирчиком, я ничего не велел подавать, –
