Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара

Когда-то там была ветхая веранда, где бабушка хранила старую мебель. Но поддавшись моим уговорам, она разрешила превратить ее в домик для растений.

Оранжерея стала грандиозным проектом, воплотить который мне помогли и Алекса, и Петер.

Петер прислал рабочих расширить окна и заменить крышу на стеклянную, а также снабдил меня ящиками, из которых вышли прекрасные грядки. Алекса соорудила систему полива и обогрева. Я плохо представляла, как она работала – знала лишь, что в бочках копилась дождевая вода, которая каким-то ферромагическим образом очищалась, подогревалась и распрыскивалась в нужный момент. Уже два года все работало как часы, а мои растения зеленели и давали неплохой урожай.

Я выращивала в теплице травы для чайных сборов, но водились в ней и экзотические жильцы. Саженцы редких растений я приобретала на Полуночном рынке. Мои робкие витамагические эксперименты позволили раскрыться их свойствам и добавили новые.

Поэтому визит в оранжерею каждый раз оборачивался приключением.

Стоило открыть скрипучую дверь, как в лицо пахнуло теплой сыростью и зеленью. Снаружи набирала силу осень, но в моей оранжерее царило вечное лето.

Солнце било сквозь паутину рам в потолке, в его лучах зелень листьев приобрела сочный, радостный оттенок. Сработал распрыскиватель, на щеках осела россыпь прохладных капель, а в воздухе на миг вспыхнула бледная радуга.

Здесь было тихо и спокойно, лишь едва слышно шумели насосы да шелестели оседающие на ветках капли.

Здесь хотелось медленно двигаться, улыбаться без причины, глубоко дышать и работать не спеша, в свое удовольствие.

Чем я и занялась. Дел в это время года в оранжерее было немного – часть растений к зиме замедляли рост, впадали в «полудрему» и не требовали ухода. Достаточно передвинуть горшки на солнечные места, прогнать вредителей, убрать засохшие листья.

Я передвигалась от ящика к ящику и не переставая говорила вполголоса. Похвалила душицу за новые побеги. Успокоила кустики клубники – у них пожелтели кончики листьев. Восхитилась мятой за то, что та продолжала цвести.

Занта важно вышагивала впереди, подняв хвост, как флаг. Альфина не могла пропустить визита в оранжерею. Она с удовольствием покусывала молодые побеги и играла с плетями имбирного винограда, но вела себя осторожно и растения не обижала – ведь некоторые могли и сдачи дать.

Взять пальмовую капусту, плод опытов заморского витамага, которому вздумалось соединить обычную капусту, кактус-водянку и пальму из пустыни Халассы. Он надеялся, что новый вид станет спасением для страдающих от голода и жажды путников.

Но растение получилось бестолковое и бесполезное. Мощный ствол превратился в короткую узловатую кочерыжку, обросшую шершавыми и несъедобными листьями. На ночь они они складывались в шар, а днем беспрестанно шевелились и хлопали – так халасские пальмы отгоняют вредителей и травоядных.

Но именно эта пальма не знала удержу. Я купила ее у торговца, который собирался выбросить ее в канаву за драчливый нрав.

При моем приближении капуста встопорщилась, два крайних листа замахнулись, готовясь отвесить оплеуху.

Я укоризненно поцокала языком и ласково велела:

– Не смей! Разве так встречают друзей?

Листья обвисли, как уши виноватой собаки, а потом раскрылись в приветственном жесте.

Тогда я без опаски приблизилась к деревцу и позволила двум листам лечь мне на плечи в подобии объятия.

Конечно, пальмовая капуста не наделена разумом, и все ее движения лишь уловка природы, в которую вмешался человек. Но мне приятно думать, что капуста рада меня видеть и откликается на уговоры.

Отошла от деревца и едва успела уклониться от пролетевшего мимо лица коричневого зерна величиной с боб.

Семена гвоздики бешеной поспели раньше, чем предполагалось.

Они созревают в коробочках, которые лопаются, когда достигают спелости. Мой гвоздичный кустарник, когда я его приобрела, был хилым и невеселым. Мои витамагические формулы укрепления не только отлично сработали, но и имели неожиданный результат. Растение исполнилось небывалой жаждой размножения. Оно научилось разбрасывать семена на расстояние нескольких локтей, и с такой силой, что на коже при их попадании оставался синяк.

Пришлось принести сетку и накинуть на кустарник, иначе семена окажутся в каждой грядке и каждом горшке.

Обезопасив оранжерею от агрессора, я поспешила к малисину, моему любимцу, который, по заверению продавца, являлся «плодом любви» малины и апельсина («сосватанных» витамагом, разумеется).

Но дойти до куста не успела, потому что Занта вдруг встревожилась. Она замерла, навострила уши, нервно дернула хвостом.

Повернулась ко мне и вопросительно мяукнула.

– Что ты хочешь?

Занта зарычала, прижав уши, и рысью устремилась в дальний угол оранжереи, туда, где я хранила пустые ящики и горшки.

Остановилась у большой кадки, поскребла по ней лапой и зашипела.

Я осторожно приблизилась. Альфина не была испугана, но рассержена и озадачена.

Что там? Неужели мышь? Или беглая закладка?

Я отодвинула кадку, убрала несколько старых разбитых горшков, попутно отметив, что неплохо бы отнести их на помойку. И с ошарашенно уставилась на жестяную банку из-под мясных консервов с завода Бельмора. Банка была полна сухой земли, из земли торчал перекрученный стебель высотой в пол-локтя, ощетинившийся шипами.

По спине пробежал холод. До сего момента мне ни разу не попадались на глаза ни эта банка, ни это странное деревце, однако я сразу поняла, что вижу. Лигнифия. В просторечии древоядица. То самое редкое растение, зачарованное витамагией, которое использовал неизвестный злодей, чтобы заковать Бельмора в древесную оболочку.

Голова закружилась так сильно, что я чуть не упала. Зачерпнула воды из лейки и плеснула на лицо. Постепенно сердцебиение пришло в норму, мысли прояснились.

Кто-то принес древоядицу в мою оранжерею и спрятал среди старых горшков. Если бы не Занта, я бы нескоро ее обнаружила.

Деревце появилось в оранжерее недавно, иначе его нашли бы во время обыска в день моего ареста. Когда его принесли? Неделю назад? Или вчера, пока я развлекала гостей и спорила с комиссаром?

Вторая дверь оранжереи выходила в тупик и запиралась на простой замок; ловкач сумел бы открыть его гвоздем. Либо в оранжерею проникли из дома...

И тут меня осенило второе страшное озарение: теперь в моем доме находится явное доказательство причастности к нападению на Бельмора. Что будет иметь для меня катастрофические последствия, случись увидеть древоядицу человеку заинтересованному.

Путаясь в узлах, я сорвала с себя фартук, закутала горшок с древоядицей, подняла его и торопливо понесла в дом.

Спрятать улику – все, о чем я думала в тот момент.

Новая опасность разбудила во мне первобытную хитрость. Ни секунды не колеблясь, я намотала на жестяную банку слой упаковочной бумаги, украсила ее бантиком, а в землю рядом с древоядицей густо натыкала сухоцветов. Теперь она не отличалась от других цветочных композиций в торговом зале.

После этого поставила банку на видное, но недоступное место – на самую высокую полку.

Успела вовремя. По мостовой загремели шаги Коптилок, окно заволокло черным дымом, в дверь требовательно застучали.

– Откройте, полиция! – обреченно возвестил комиссар Расмус.

Я вполголоса выругалась.

Опять пожаловал, и суток не прошло! И, как пить дать, снова не с добрыми вестями.

Отперла дверь и постаралась улыбнуться, хотя это было непросто. От напряжения свело челюсти, а зубы так и норовили выбить чечетку.

Расмус ворвался в зал с видом человека, который хочет поскорей покончить с неприятным делом. Явился он не один: следом вошли Боб и Роб, и они смотрели куда угодно, только не на мое лицо.

Неуклюжий, покрытый ржавчиной Коптилка сделал попытку протиснуться в дверь, но комиссар прикрикнул на него, и тот попятился, выпустив едкую струю черного дыма.