Форпост - Болеслав Прус

О чем они говорили, Слимак не понимал. Но он видел, что колонисты очень рассержены и показывают руками то на его хату, то на усадебные постройки. Один раз они даже повернулись к нему, говоря по-польски:

- Самий глюпий знает, што шеловек может спать очень плохо, но животный это не может и не выдержит в поле в холодний ночь!.. С такой порядок пройдет один год и все будут брать шерти...

Потом они снова кричали по-немецки поочередно - то один, то другой, как будто даже в вспышках гнева сохраняя организованность и порядок.

Зато оба Хаммера были совершенно спокойны. Терпеливо и внимательно слушали они брань колонистов, лишь изредка вставляя словечко в ответ. А когда колонисты устали кричать, слово взял младший Хаммер. Его краткая речь, видимо, успокоила их гнев: они пожали руку отцу и сыну, вскинули на спину картофель и с прояснившимися лицами отправились в лагерь.

- Как поживаете, хозяин? - крикнул из брички старый Хаммер. - Ну что, сторгуемся?

- Не.

- Зачем вы к нему пристаете? - с раздражением перебил его сын. - Он еще сам к нам придет.

- Не, - повторил Слимак, прибавив вполголоса: - Ну, и взъелись на меня, прохвосты!..

Бричка покатила дальше, Слимак поглядел ей вслед, подумал и наконец сказал, обращаясь к жене:

- Вот народ - эти швабы!.. Хаммеры - те, видать, господа, а эти, что картошку у нас брали, мужики, а ведь друг дружке руку подают, запанибрата. У нас, если кто поссорится, не станет и слушать другого, а эти прохвосты хоть и сердятся, а друг дружку выслушают, столкуются, все у них и уладится.

- Да что ты, право, все только похваливаешь немцев, - прервала его жена, - а о том не думаешь, что они хотят у тебя землю отнять. Побойся ты бога, Юзек...

- Что они мне сделают? Пусть болтают, а я что знаю, то знаю. Разбоем они брать не станут.

- Кто их знает! - ответила женщина. - Но я только то вижу, что их вон сколько, а ты один.

- На все воля божья! - вздохнул мужик. - Соображать-то они соображают, пожалуй, получше моего, а вот насчет упорства - куда им!.. Ты вот прикинь, продолжал он, подумав, - экая сила дятлов налетит иной раз на дерево, и все его долбят. Ну и что? Дятел посидит-посидит, да и улетит, а дерево - оно деревом и останется. Так и мужик. Насядет на него пан и давай долбить, волость насядет - тоже долбит, еврей насядет - опять долбит, теперь немец наседает и будет долбить, а все равно против мужика им не устоять.

Под вечер к Слимакам забежала старуха Собесская.

- Ох, дайте-ка наперсточек водки, - закричала она еще с порога, - а то у меня дух заняло, так я к вам поспешала с новостями...

Ей налили "наперсток", который и великан не постеснялся бы надеть на палец; бабка выпила и начала:

- Ну, и дела у нас в деревне - чисто страшный суд!.. О, господи Иисусе! Старый-то Гжиб и Ожеховский уговорились, в случае колонисты не приедут, сообща - стало быть, Гжиб с Ожеховским - купить влуки четыре или пять земли у пана... Они, вишь, затеяли поженить Ясека Гжиба с Павлинкой с Ожеховской смекаете? - ну, и хотят хозяйство отвести им особое, вроде как у шляхты. Полинка-то у пани училась вышивать да кружева плести, а он, стало быть, Ясек, в конторе служил, а теперь по праздникам в сюртуке расхаживает... Дайте-ка еще наперсточек, а то внутри так и сосет, говорить невмоготу.

Она опрокинула в себя второй "наперсток" и продолжала:

- Тем временем, скажу я вам, колонисты внесли еврею половину денег за землю, а нынче, вишь, пришли сюда на постоянное жительство. Как увидел это мой Гжиб, как схватился за лохмы, да как бросился к шинкарю и - ну его костить: "Ах ты мразь, говорит, мало тебе, что Христа распял, так ты и меня надул?.. Иуда ты, говорит, Кайафа! Ты что говорил? Будто немцы в срок не заплатят, задаток их пропадет, а землю куплю я? А ну смотри, нехристь (а сам тащит его к окну), немцы-то всей оравой пришли!" А Иосель ему: "Ну, еще неизвестно, долго ли они здесь просидят, потому что они все время ссорятся с Хаммером и, наверное, с ним разойдутся". А тут как раз Ожеховский дал знать, что приехали Хаммеры и что немцы с ними уже помирились.

Гжиб, скажу я вам, до того тут остервенел, что даже морда у него посинела, он только кулаками стучит да орет: "Я этих крыс выкурю отсюда!.. Приехали, кричит, на возах, а бежать будут пешком!.." Иосель оттащил его за рукав и повел в чулан вместе с Ожеховским, и там они чего-то сговаривались потихоньку.

- Дурак он, - сказал Слимак. - Раз уж не успел он вовремя купить, нынче ему не одолеть немцев. Это народ оборотистый.

Разомлевшая от водки бабка качнулась, сидя на лавке.

- Не одолеть?.. - говорила она. - Налейте мне еще наперсточек... Ну, он не одолеет, так Иосель одолеет, а не Иосель, так его шурин... Налейте-ка наперсточек. Они найдут управу и на шваба. А я что знаю, то знаю... Налейте, а то что-то мутит. Ох, много я чего навидалась в корчме... Кабы этот антихрист не жил у нас в деревне, и все вы, хозяева, кое-что про это узнали б...

Тут она что-то забормотала, потом зашептала, наконец свалилась с лавки и уснула на полу сном младенца.

- Что это она болтает? - спросила мужа Слимакова.

- Известное дело - пьяная, - ответил мужик. - Подслуживается к шинкарю, вот и думает, будто он может сделать все, чего захочет.

Когда настала ночь, Слимак снова поднялся на холм поглядеть на лагерь колонистов. Люди уже забрались в свои фургоны, загнав скотину в огороженное пространство, и только табун лошадей пасся на лужайке возле оврага. Время от времени ярче вспыхивало пламя в догорающих кострах, ржала лошадь или раздавался окрик усталого караульного.

Слимак вернулся домой, бросился на постель, но спать не мог. В темноте он совсем упал духом и с тревогой думал, сможет ли он один, живя на отлете, противостоять целой ораве немцев?

"Еще, пожалуй, нападут на меня... или подожгут..." - размышлял он, ворочаясь с боку на бок.

Вдруг около полуночи вдали прогремел выстрел. Слимак вскочил. Выстрелили второй раз. Он бросился во двор и наткнулся на перепуганного Овчажа. За рекой раздавались крики, ругань, топот лошадей.

Понемногу суматоха улеглась, но в лагере не спали до утра. На другой день Слимак узнал от колонистов, что какие-то неизвестные прокрались ночью в их табун. Мужик удивился.

- О таких штуках, - сказал он, - у нас еще не слыхивали.

- Вы ведь своих лошадей запираете, - ответил один из колонистов. - А еще воры рассчитывали на то, что мы с дороги проспим. Но нет, мы-то не проспим, - прибавил он, смеясь.

Весть о нападении на лагерь колонистов мигом облетела округу, обрастая в каждой деревушке все новыми подробностями. Рассказывали, что появилась шайка конокрадов, которые угоняют ворованных лошадей чуть ли не в Пруссию, что немцы всю ночь сражались с ними и даже несколько человек убили. Дней через пять слухи эти дошли наконец до полицейского урядника. Он тотчас распорядился запрячь в бричку раскормленную кобылку, достал из клети бочонок, прихватил еще и два-три мешка, которые ему дала жена, и отправился производить следствие.

Немцы угостили его в лагере отличной водкой, настоенной на можжевельнике, и копченой грудинкой, а Фридрих Хаммер сообщил, что, по его соображениям, к их лошадям подкрадывались двое людей из имения, которые остались без работы: конюх Куба Сукенник и буфетный мальчик Ясек Рогач.

- Оба они сидели, - заметил урядник, - за кражу дверных ручек и печных заслонок. Но были выпущены за отсутствием улик... А кто тут из вас в них стрелял? - прибавил он строго. - Имеется ли у вас разрешение на оружие?

Увидев, что дело принимает щекотливый оборот, Хаммер отвел урядника в сторонку и представил ему столь убедительные объяснения, что тот, вполне удовлетворившись ими, сразу уехал. Он только посоветовал бдительнее охранять лошадей и еще раз повторил, чтобы колонисты, не имеющие разрешения, не держали оружия.

- А что, скоро вы дом построите? - спросил урядник, уезжая.

- Да, через месяц, думаю, ферма будет готова, - ответил Хаммер.

- Очень хорошо!.. Отлично!.. Тогда вспрыснем.

Из лагеря урядник отправился в имение; при виде его веснушчатый представитель Гиршгольда так обрадовался, что тут же выставил бутылку крымского вина. Однако на вопросы, касающиеся кражи, не смог ничего ответить.

- Ой, пан, - сказал еврей, - я, как услыхал, что стреляют, сейчас же схватил в одну руку один револьвер, в другую - другой и всю ночь не смыкал глаз: все боялся, что на меня нападут.

- А разрешение на револьвер у вас имеется?

- А как же? Конечно, имеется...

- На оба?

- Второй испорчен. Я ношу его только так, для виду.

- Сколько рабочих у вас в настоящее время?

- Тех, что возятся у нас в лесу?.. Иной раз бывает до ста и больше, иной раз человек восемьдесят. Как придется.

- Паспорта у всех в порядке?

Уполномоченный немедленно дал ему исчерпывающие объяснения относительно паспортов, после чего урядник стал прощаться. Усаживаясь в бричку, он сказал:

- Смотрите, пан, теперь берегитесь: раз уж завелись воры в деревне, они никого не пропустят. Ну, а в случае чего - первым делом сообщите мне.