Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного - Луис Мендес

Пиньейрал ничего не знал о наших отношениях, так что это ее не заботило. Зато она боялась забеременеть. По крайней мере, так говорила.

Наши свидания захватывали меня целиком, а с Виолетой, приходившей с утра, дело не клеилось. Догадывалась ли она, в чем дело? Наверное, догадывалась. Она пыталась тереться об меня, сидя рядышком, да что толку? Познакомившись с Клавдией, я уже не лазил Виолете под юбку. Иногда Виолета одаривала меня сухим поцелуем. Когда приходил Лусиу, всё бывало иначе. Я знал о его школьных успехах, о дружбе с одноклассниками и мелких размолвках с матерью. Он и сам не знал, как мне помогала его детская чистота.

Клавдия пришла в два часа пополудни. Войдя, она жарко обняла меня. На ней была наглухо застегнутая кофта и длинная юбка. За лифчик она засунула платок. Она никогда не уходила, не кончив, по крайней мере, дважды. Множественного оргазма она достигала без труда. Это сводило меня с ума. Иной раз мы пытались остановиться, но это превышало наши силы. Стоило мне к ней притронуться, как ситуация выходила из-под контроля. Я сосал ей груди, гладил попу и ожидал дальнейших безумств. Распутство, да и только! Ей было не успокоиться, пока я не кончу ей в руку. Она раздвигала ноги, и я ласкал ей лоно пальцами. Однажды, когда я забылся от ее ласк, она взяла в рот мой напрягшийся член и так сильно стала сосать, что меня будто током ударило. Пришлось ее отстранить. К счастью, никто не видел. Если бы увидели, худо бы нам пришлось. Восприняли бы это как неуважение к семьям сокамерников. В коридоре, где устраивались свидания, сидели женщины и дети. Все свои дела мы делали под столом. Чтобы никто не видел. Матери и дети, братья и сестры, дядья и тетки сидели напротив, рядом с охранником. Супруги и любовники прятались в глубине.

В это воскресенье Виолета не пришла. За год нашего знакомства это был всего лишь второй случай. Я уж подумал, не случилось ли чего с нею и с Лусиу. Грипп, простуда, да мало ли что! Когда время утренних свиданий закончилось, я уже думал о Клавдии. В урочный час пошел на свидание к ней. Не проронив и двух слов, мы перешли к делу. Дрожащие руки действовали стремительно. Она уселась верхом на мою руку, лежащую на скамейке. Другая рука блуждала по ее грудям. Как будто мы были одни в коридоре для свиданий. Я кончил во второй раз, потом она. Хватит на сей день. Мы почему-то рассмеялись.

Вдруг мне сделалось не по себе. Я ощутил чей-то взгляд. Подняв голову, я увидел Виолету. Клавдия не выпускала меня. Я вытащил руку у нее из-под юбки. Мне пришлось встать. Клавдия молча посмотрела на Виолету. Ей пришлось уйти. Виолета посидела еще немного, потом тоже ушла, не проронив ни слова. Да и к чему? Я ей изменил, хотя она меня и не удовлетворяла. Как мне было отказаться от счастья, которое само в руки просится? Я пожалел, что не признался ей во всем. Но как я мог признаться? Нам с Клавдией ничего было не надо, кроме того, что уже было. С Виолетой мы ни о чем не договаривались. Но мучительно было вспоминать о мальчике. Разлучили меня с дружочком! Конечно, его мать больше не придет. И действительно не пришла. Мы с Клавдией, пережив такой испуг, решили порвать отношения. Нам это удалось.

Некоторое время я оставался один. Хоть и тяготило меня одиночество, но ведь Принцесса научила меня пользоваться уединением для размышлений о жизни. Так я и сделал. Нет худа без добра.

Глава 13

Насильники

Я стал учителем. Оставаясь в заключении, я учительствовал в тюрьме в Сан-Паулу. Давал уроки по истории Бразилии. Только что я рассказывал о рабстве заключенным восьмого корпуса. Тема оказалась захватывающей. Негры хотели стать свободными людьми, а не рабами. Это мы и обсуждали на уроке. Я хорошо владел материалом, поэтому урок получился увлекательным. Нам, заключенным, тоже хотелось быть свободными. Мы хотели быть поварами, погонщиками, солдатами, учителями.

Я стоял у входа в пятый корпус, где предстояло дать еще один урок. Охранник там был воплощением произвола – из тех, кому военная диктатура при исполнении служебных обязанностей позволила считать себя полубогом. Я чувствовал усталость. Поэтому шапку ломать пред ним не стал. Смирением я вообще никогда не отличался. Показал ему пропуск, необходимый для проведения занятий. Тот и бровью не повел. Я рассердился. А ему только того и надо было. Он разорвал пропуск и бросил мне в лицо.

Не сдержавшись, я высказал всё, что о нем думаю, забыв, что я заключенный. Тот испугался и отворил ворота. Но я отправился прямо к начальнику охраны. Мне нужна была защита. Ведь охранник мог поквитаться со мной. Я рассказал об инциденте. Пропуск ведь был подписан начальником тюрьмы, а охранник взял да разорвал его. Прав у заключенных немного, но я всегда стремился за них бороться. Успокоившись, я вышел.

Урок прошел нормально. Назывался он «Лицо Бразилии». Смешение рас, приведшее к появлению новой, бразильской расы. Так хотел Дарси Рибейру – великий антрополог и историк.

Класс в пятом корпусе отличался от остальных. Заключенные из этого корпуса не могли или не должны были общаться с заключенными из других корпусов. Кого там только не было! Насильники, проштрафившиеся или нажившие себе врагов в других корпусах. На седьмом этаже содержались заключенные, чья жизнь подвергалась опасности. Они жили под замком и выходили только под конвоем. Им, конечно, не позавидуешь. Никому туда не хотелось. Даже там, кто сам пал жертвой насилия со стороны сильнейших, терроризовавших заключенных, и тем, кто оказывался на волоске от гибели. Содержание в пятом корпусе означало потерю авторитета, несмываемое пятно. Некоторых туда помещало само тюремное начальство.

Такого не было во всей тюрьме. Тюрьма – это целый город. Почти восемь тысяч заключенных. В этом корпусе многие были вооружены. Бороться с этим было бесполезно. Полторы тысячи заключенных из этого корпуса легко могли отразить любую атаку. Для многих это был последний редут.

Пятый этаж кишел гомосексуалистами. Предубеждение против них было огромным. В девятом корпусе, где располагался следственный изолятор, педерастия не допускалась. Там гомосексуалисты обитать не могли. Кого за этим заставали, того жестоко избивали и изгоняли из корпуса. Мотивы? Застарелое предубеждение и преувеличенное представление о мужественности, не допускавшее даже мысли об однополой связи.

Все это, конечно же, лицемерие. Гомосексуалисты жили в четвертом корпусе, и проституция была для них средством к существованию. Большая часть клиентов приходила из других корпусов, где такие дела сурово преследовались.

Публика у меня в классе собралась самая разношерстная. Насильники, евангелисты-фундаменталисты, пассивные гомосексуалисты, мошенники, беглецы из других корпусов. Тем не менее, это был один из лучших классов во всей тюрьме. Публика дисциплинированная, заинтересованная, регулярно посещавшая занятия.