Любовные каникулы - Светлана Оникс

Я повернула к Георгу счастливое лицо, и он улыбнулся мне в ответ радостно, как ребенок. Нет, как отец ребенку, наслаждающемуся новой игрушкой. И я уже не сумела отвести глаз от его безупречной, поглощающей меня синевы. Надо смотреть на дорогу... Надо, но нет сил. Я хочу навсегда запомнить его загорелое лицо с милой мужественной складочкой около твердых губ, пшеничные растрепанные ветром волосы и эти обалденные глаза. Ведь скоро кончится моя сказка...

Проклятая виза... Я незаметно для себя сбавила скорость и остановилась неподалеку от пролива. Адриатика цвета его глаз. Такой она и сохранится в памяти.

— Александра, а как тебя называют ласково?

— Санька.

— Санни... — Он словно пробовал на языке мое уменьшительное имя. — Санни... Солнечная.

А солнечный диск плавно погружался в воды лагуны, и долгий вечер готовился незаметно перейти в долгую темную ночь. Георг взял меня за руку, осторожно погладил пальцы. И вдруг притянул порывисто за плечи и впился в мои губы властным требовательным поцелуем.

Ноги ослабли, плечи под его сильными пальцами обмякли сами собой... И я перестала соображать, где я, и вообще, кто я такая. Просто царский поцелуй. Мне показалось, что мы опять мчимся куда-то на бешеной скорости... Или летим, стремительно поднимаясь над землей... И хочется кричать и плакать от восторга...

Его губы творили со мной что-то невообразимое, я просто растворялась без остатка. А его глаза были близко-близко, и я погружалась в их бездонную глубину...

Он наконец медленно, словно нехотя, отпустил меня, и я смогла перевести дыхание. Господи, словно милю пробежала, сердце так колотится, чуть не выпрыгивает...

— Теперь ты довольна моим подарком?

Я опять чуть не задохнулась, теперь уже от возмущения. Меня словно ошпарили. Что значит — «теперь ты довольна»? Он пытался меня купить? А теперь чувствует себя моим полным властелином?

«Дешевая проститутка», вспомнила я слова режиссера. Нет, Андрюша, дорогая! Стоимостью в полмиллиона долларов. Просто Его Высочество сначала определил мне более низкую цену. А теперь ждет, что я отблагодарю его, подарю себя в обмен на его машину. Ошибся, голубчик! Моя любовь не продается. А я-то, дурочка, раскисла... Поддалась простой бабьей слабости... Клюнула на приманку.

Я резко отбросила его руку, стиснула зубы и резко выжала газ. До слез обидно! Но ты моих слез не увидишь, слишком большая честь! Подумаешь, принц! Осчастливил Золушку? Черта с два! Его даже назад отбросило, так я рванула с места. Мне надо было выплеснуть мою злость, мне надо было срочно, сейчас же сделать что-то, чтобы больше не сжимался в груди этот горький комок. Скорость — вот лекарство. Я пригнулась к рулю, по привычке, забыв, что это не мой старенький мотоцикл. Почему такие неясные, размытые контуры у шоссе? Неужели я все-таки плачу?

Мой мотоцикл уже рассыпался бы на части от такой гонки. А эта престижная красотка только едва заметно подрагивает. И мне кажется, что мы едва плетемся, а комок в груди нарастает, зреет, как нарыв, и я боюсь, что сейчас он прорвется глупым истерическим рыданием...

Надо что-то сделать! Я уже ненавижу эту проклятую машину! Сплющить бы ее всмятку, в жалкую лепешку цвета алюминиевой кастрюли! Слева тянется бордюр разделительной полосы. Прочный, бетонный... Интересно, что прочнее — он или «феррари»?

Я резко крутанула руль, машина послушно повернула морду, и мы со всего размаха врезались в высокий бордюр. В последний момент я закрыла глаза и подумала, что сейчас мы умрем. Вдвоем, как в плохой мелодраме. Оглушительный грохот и резкий рывок вперед одновременно. Почему я не вылетела из открытой кабины? Чьи крепкие руки отбросили меня назад, вжав спиной в сиденье?

Когда я наконец открыла глаза, руки, все еще сжимающие руль, тряслись мелкой дрожью, а по всему телу разливалась липкая противная слабость. Георг отстегнул мой ремень безопасности и быстро ощупал мне руки, ноги, грудь... В этом не было эротики. Как врач. Я вяло шевельнула губами и не узнала своего голоса:

— Со мной все в порядке.

— Со мной тоже.

Я тупо соображала, почему я еще на грешной земле, вместо того чтобы отправиться прямиком в рай или в ад — куда мне там назначено? Впрочем, у меня ведь не было намерения расстаться с жизнью. Она мне еще не успела надоесть до такой степени. Наоборот, мне весьма нравится жить. Просто я слегка не рассчитала скорость. Обычное мое состояние — сначала сделать, а потом подумать о последствиях.

Хорошо, что моя Госпожа Судьба не так импульсивна, как я, и тщательно следит за своей неразумной подопечной... Я с трудом открыла дверцу и вышла из машины. Хорошо, что дрожь в ногах прекратилась. Да... натворила я... Теперь мне стало искренне жаль покалеченную красавицу. Весь передок был сплющен. Никогда не видела, чтобы машины так бились. Какой тоненький металл. Я тронула пальцем рваную рану на бывшей прекрасной морде моего зверя.

— Слишком тонко. Это ведь опасно...

Георг подошел ко мне и тоже быстро глянул на печальные последствия моей гонки. Принялся объяснять, что в этих последних супер-моделях усовершенствована система безопасности. Машина в лепешку, зато для пассажиров это служит амортизатором, а в салоне выбрасывается надувная подушка, которая гасит инерцию удара. Так вот, кто толкнул меня назад! А я даже не заметила, что мешало мне выбираться из кабины.

— Жаль, — сказала я, уже честно раскаиваясь.

Георг молча махнул рукой. Истинно королевская небрежность, дескать, пустяк, не стоит внимания. Ну, грохнули полмиллиона, подумаешь... Он взял меня за руку и сказал:

— Придется нам погулять без машины.

И повел меня по обочине в сторону пристани.

Я его даже зауважала. Не каждый сможет с такой выдержкой перенести подобное приключение, да еще лишиться такой машины. А впрочем, ведь не он лишился, а я. Это же был подарок.

— Да, лучше пройдемся пешком, — небрежно сказала я. — Все равно она мне не очень нравилась. Просто не хотела тебя огорчать. Мне больше по вкусу «порше»...

У него едва заметно дрогнула бровь.

— Тогда завтра повторим прогулку на «порше». Не возражаешь?

Ого! Да он так спустит на свои причуды все свое будущее наследство...

— Завтра не получится.

— Тогда послезавтра.

— Ты не понял. Мы уезжаем.

Он остановился, впился в мое лицо глазами. Но я ведь истинную правду говорила.

— Куда?

— Домой. В Москву.

Он, кажется, забыл, что у меня есть дом. Да я и сама об этом совершенно забыла.

— Останься, — тихо сказал он.

— Не могу. — Я вздохнула. — Все уезжают.

— Ты не такая, как все! Ты сама по себе, — горячо сказал он.