Плёвое дельце на двести баксов - Валерий Ефремов

— Привет, командир! — обращаюсь к сержанту, что стоит у проходной. — Это Ромашково-два?

— Оно самое, — лениво цедит он. — Ты что, по вызову?

— Ну. Мне нужна Липовая аллея, четыре, — отвечаю без запинки.

— А чья там дача?

— Вельтмана.

Он оборачивается к напарнику:

— Серега, прозвони Вельтманам! Мастера они вызывали?

Вот это номер! Ищу глазами Бориса. Нет его, подонка! Что делать, если ответ будет отрицательный? Правда, еще до разговора с Борисом человек с маскираторным голосом обещал мне поддержку в самом коттедже Вельтмана…

Не берусь передать мои ощущения, когда я ожидал ответа Сереги.

И вот…

— Есть заказ! — объявил Серега.

Его напарник, нажав на педаль, открыл ворота в коттеджное поселение и пояснил:

— Дуй сразу направо, никуда не сворачивай. Увидишь трехэтажный особняк, огороженный ажурным решетчатым забором, — это и есть коттедж Вельтмана.

Поблагодарив мента, нажал на газ, обрадованный удачным исходом дела у проходной, но и озадаченный, что не все идет так, как прописано.

Не проехав и пятидесяти метров, заметил у обочины дороги сигнализировавшего мне Бориса. Тормознул, и он сразу подскочил ко мне.

— Не дергайся и ничему не удивляйся, все нормально, только небольшое изменение диспозиции произошло. Но действуем по старому плану, — жарко зашептал мне в лицо подельник, просунув в салон большую бумажную упаковку. — Здесь твои баксы. Когда пойдешь в коттедж, лучше в машине их не оставляй, сунь в кейс, — и он тут же отскочил в сторону.

Отъехав еще метров семьдесят, я остановился, вытащил свой кнопочный десантный нож и вскрыл бумажный пакет, который сунул мне в машину Борис. Зеленые купюры в банковской упаковке. Не поленился — пересчитал: ровно пятьдесят пачек.

Неужели идет все-таки честная игра? — задумался я. Может, бабки фальшивые? Но с виду, по крайней мере, кондиционные. Значит, и вправду компакт-диски из сейфа Вельтмана того стоят — отмел я последние сомнения.

Остановился перед особняком олигарха и вновь задумался. Что значит совет Бориса — взять баксы с собой? Машина ведь будет под охраной — неужели у кого-то хватит наглости в нее залезть?

В общем, что-то не понравилось мне в совете подельника.

Сунул пакет с баксами под заднее сиденье и, выйдя из салона, двинулся к проходной коттеджа, где… встретил Бориса. С ним был еще один парнишка в камуфляже.

— Заезжай, мастер, — приветливо сказал подельник, открывая ворота. — А то мы уж тут тебя заждались.

Ситуация вроде бы и упростилась, но и становилась, по моим ощущениям, все более тревожной. Если здесь Борис, то зачем тут нужен я? Что он, с сейфом не справится?

Но, возможно, я зря психую. Борис, наверно, временно замещал отсутствовавшего по какой-то причине охранника. А пройти в кабинет хозяина он, не вызвав подозрений, не может по-любому.

Так или иначе отступать уже поздно. Но бдительность терять не следует, напомнил я себе.

— Хозяйка отошла, мастер. Пошли, я вместо нее к забарахлившей посудомойке тебя провожу, — и Борис ободряюще похлопал меня по плечу.

Прямо у подъезда стоял шикарный малиновый «кадиллак» с откидным верхом. Я было загляделся на него, но Борис подтолкнул меня к входу в дом.

Он провел меня в огромное кухонное помещение и сам на щите врубил отключенный тумблер — то есть «починил» посудомойку.

— Всё стало гораздо проще. Теперь тебе и охранников вырубать не надо. Я с экономкой трахаться отваливаю. А ты сейчас иди сразу к сейфу. Когда возьмешь конверт с компакт-дисками, принесешь его сюда и засунешь под посудомойку. И тут же — на выход. Мой напарник будет предупрежден, что ты уедешь, как только закончишь работу. Если он вдруг спросит тебя, почему ты не стал дожидаться оплаты, скажи, что расчет — безналичный. Ну я пошел, а то моя подружка уже, наверно, вся соком изошла.

Он дружески, но как-то криво подмигнул мне и был таков.

Я по имеющемуся у меня плану стал искать кабинет хозяина. Шел практически бесшумно, благо повсюду лежали ковры. В одной руке — чемоданчик, в другой — план дома, а в кармане пиджака — «макаров» на боевом взводе: спрей подельника не внушал мне особого доверия.

Сколько ни прислушивался — ни малейшего звука в доме, только на улице был слышен гул мотора. Кто-то отъехал или приехал.

А вот и дверь с вензелем — переплетающиеся буквы «Г» и «В». Кабинет хозяина, знаменитого олигарха.

Легонько толкнул дверь, и она бесшумно открылась.

Рассматривать красоты кабинета не стал, сразу двинулся по диагонали в дальний угол.

Вот она, медвежья голова!

Дернул ее, подалась легко. И действительно — под ней небольшой сейф.

Ну что ж, осталось только набрать знакомую комбинацию цифр.

И тут, к своему изумлению, я, видимо, от пережитого волнения забыл, как набирать шифр! Помню, конечно, — 1, 2, 3, 4, 5. Но в каком порядке? Может, наоборот — 5, 4, 3, 2, 1?

Но тут же выяснилось, что зря я и дергался-то.

— Привет, любимый мой! — раздался сзади голос, вроде бы мне знакомый.

Я резко обернулся: передо мной стояла… Эмма. И держала в руках нацеленную на меня и уже известную мне «беретту» девятого калибра на боевом взводе.

Так вот оно в чем дело…

В своей избенке на холме, что располагался напротив Розового дома, Владимир Евгеньевич торчал уже целые сутки, а может, и того больше — он не следил за временем. Но результата не было.

Да, Дерябин наблюдал разговор своего главного врага секретаря Андрея с его боссом, ну и что с того? Звукоуловитель с такого расстояния не сработал, а из здания собеседники так и не выходили.

Само же по себе визуальное наблюдение — хотя бы для интеллектуального анализа — ничего не давало.

Неясной оставалось и участь Ирины, к которой как-то неожиданно для себя он стал испытывать нечто вроде чувства нежности — сказалось, видимо, то обстоятельство, что он слишком долго думал и гадал о ее судьбе. И эта девушка как бы виртуально стала близким ему человеком. А о том, что с ней могло статься, доктор думал со все возрастающим беспокойством.

В конце концов он решил, что только зря теряет время. Надо пока выкинуть из головы свои неопределенные, толком не оформившиеся планы о мести секретарю олигарха за нанесенное Владимиру Евгеньевичу оскорбление и заняться активным поиском Ирины — девушки ему теперь небезразличной. Вдруг с ней действительно случилось что-то страшное, и ей требуется немедленная помощь? Возможно, именно он сумеет эту помощь Ирине оказать.

Дерябин определил для себя время окончательного отъезда домой — восемь часов вечера, — а пока решил все-таки продолжать наблюдение: вдруг, да напоследок обнаружится что-нибудь интересненькое.

Однако ничего особенно любопытного ни на территории особняка, ни на подъезде к нему по-прежнему не происходило, и это однообразие в конце концов утомило его, и пожилой человек незаметно для себя закимарил.

Во сне он увидел совершенно удивительную картину. Недалеко от Владимира Евгеньевича, на топчане, сидела Ирина и крутила в руках его «вальтер». Она пару раз передернула затвор, вынула обойму, пересчитала патроны, вставила ее назад и заключила, повернув к Дерябину голову:

— Отличная пушка, док. Ты понимаешь толк в оружии. Наш человек. — После чего девушка сделала глоток из большой бутылки «Наполеона», стоявшей рядом с ней, и закусила из пакета с хрустящим картофелем. — Я, пожалуй, позаимствую у тебя эту игрушечку, а то в моей патроны кончились. А тут в трех обоймах аж тридцать штук. — Она вновь повернула к нему голову. — Ты не бзди, старый, я заплачу. Только попозже. У меня сейчас бабок нет. Папуля кислород мне в банке перекрыл. Но ничего — все поправимо.

Специфический коньячный запах ударил в нос Владимиру Евгеньевичу, и он решил, что сон этот чересчур натурален. Дерябин в буквальном смысле протер себе глаза — видение не исчезло. Видение это продолжало сосать из горлышка коньяк и хрустеть картошкой.

— Ирина, вы как сюда попали? — все еще не вполне доверяя собственным глазам, тихо спросил он.

— Наверно, так же, как и ты, старый хрен. Что ты вообще здесь делаешь? Впрочем, это как раз понятно. Лучше скажи, на кого работаешь? А впрочем, и это ясно — на Вельтмана.

— Да я, собственно, ни на кого не работаю. Я о вас беспокоился, потому и… — Владимиру Евгеньевичу действительно трудно было объяснить свое пребывание здесь вместе со средствами наружного наблюдения и прослушивания, и он, окончательно растерявшись, замолчал.

— Не парься, дед! — ободрила его собеседница. — Мне теперь что Вельтман, что собственный пахан — один хер. Мой папуля обложил меня со всех сторон, как дикого кабана. Вот и приходится в такой вот конуре пока отсиживаться. Но это ненадолго.

— А за что он на вас ополчился, Ирина? — обрадовался Дерябин перемене темы.