Плёвое дельце на двести баксов - Валерий Ефремов

— А за что он на вас ополчился, Ирина? — обрадовался Дерябин перемене темы.

— Да, можно сказать, благодаря тебе, док. Хороший ты мне курс лечения прописал. Натуральный экстрим. Маялась я душой года два, не знала, куда руки приложить. Все вроде бы в жизни испробовала, и осточертели мне до тошноты — и пьянки, и наркота, и секс во всех видах. Думала уже — ну ее к той самой матери, эту жизнь. Пулю в лоб — и дело с концом. Но тут ты появился на моем горизонте, док, со своим чудо-пойлом. Я, помнится, как хлебнула его разок, другой — и все в моей голове и жизни разом перевернулось.

— И что же вы почувствовали в тот момент, Ирина? — спросил Владимир Евгеньевич не без гордости за дело своих рук.

— Почувствовала новый вкус к жизни, связанный с чужой смертью. Я представила себе, как, должно быть, круто — зайти в некий ресторанчик, подойти к какому ни на есть хмырю, который сидит там, ханку жрет да белорыбицей закусывает, в общем, в отличие от меня, жизнью наслаждается, да в упор прострелить ему башку — так, чтоб его мозги с кровью мое собственное лицо обрызгали. — Тут Ирина в очередной раз приложилась к коньяку, и ее миловидное лицо приобрело мечтательное выражение.

— Я так понимаю, ваши мм… своеобразные фантазии не имели практических последствий? — осторожно поинтересовался Дерябин, уже, однако, подозревая худшее.

— Ты хочешь узнать, шлепнула ли я кого-нибудь на самом деле? Конечно, док! Иначе для чего же ты прописывал мне свое замечательное снадобье?

Дерябин решил больше вопросов не задавать. Ему с каждой минутой становилось все страшнее и страшнее, а вскоре он испытывал уже самый настоящий ужас.

— Я завалила несколько штук мужиков. Хотя мне, в общем-то, до фени: мужики-бабы, просто как-то так по ситуации получилось, — между тем продолжала, не забывая подкреплять себя коньяком, свой, по всей видимости, совершенно искренний рассказ Ирина. — Расстреляла их всех так красиво — как в кино не показывают. Я сама, кстати, все это на микрокамеру снимала. В общем, все шло хорошо, но меня заложил отцу Андрей. Расколол он, сука, моего домуправа Филиппыча и забрал у меня из квартиры отснятый мной материал. Жалко мне Филиппыча — хороший такой старикан был, вроде тебя, док.

— Вы что же, убили и его? — охнул, не выдержав, Владимир Евгеньевич.

— Да нет, мне таких убивать без интереса. Но, конечно, наказания Филиппыч заслуживал. Дала ему пушку, он сам и застрелился.

Теперь Дерябин замолк уже окончательно и, чтобы не впасть в шоковое состояние, чреватое в его возрасте летальным исходом, старался более не слушать свою юную собеседницу, с помощью одного из известных ему приемов аутотренинга психологически отгородившись от окружающей действительности.

Но это не помешало Ирине продолжить свое жизнерадостное повествование:

— Ну а когда этот поганец Андрюха доложил обо всем моему папулечке, тот напустил на меня целую свору всяких шпиков и ищеек. В одном из отелей меня чуть не прихватили, едва унесла ноги. Хотела заночевать в своем микроавтобусе, но сообразила, что его тоже ищут. Пришлось на мотоцикле катить сюда, в эту развалюху, спрятаться в ней на время. — Она допила коньяк и поставила пустую бутылку на пол. — Где-то у меня еще одна есть. — Ирина обвела помещение помутневшими глазами. — Да ладно, потом… А в этой конуре я когда-то с деревенскими парнями трахалась. Да и с тем же Андреем. Сволочь неблагодарная! Но он свое еще получит. Ну, так вот… Давно это было, потом я как-то отвыкла от мужиков. — Она повернула голову в сторону Дерябина и с зажегшимся в глазах интересом взглянула на него. — А тебе сколько годков, док? Чего молчишь, старый козел!!! — гаркнула Ирина, выводя Владимира Евгеньевича из психологического ступора.

— А? Чего? — очнулся он и часто-часто заморгал ресницами.

— Трахаться, говорю, ты еще не разучился? Что-то мне вдруг захотелось чего-то такого. Очень редко, однако, это бывает. Ну, заклинило тебя там, что ли?

Владимир Евгеньевич давно не знал женского тепла, однако не сильно страдал от этого, поскольку уже притерпелся к многолетнему одиночеству. Но в свои шестьдесят пять он был, в общем-то, в достаточном мужском порядке, и, наверно, мог бы в разумном объеме удовлетворить и партнершу, и себя самого.

Ирину Дерябин не считал особенно привлекательной девушкой, но и дурнушкой она не была, а ее молодость являлась сама по себе достаточной сексуальной приманкой. И если бы отношения с нею развивались с чистого листа, если бы вдруг каким-либо образом возникла аналогичная ситуация, но без всякой предыстории, то Владимир Евгеньевич, несомненно, тряхнул бы стариной.

Но сейчас, перед лицом убийцы-маньяка, говоря библейским языком, ужас сковал его члены. Включая, естественно, и тот самый член.

Однако Ирина ждала ответа, и Дерябин уже понял, что испытывать ее терпение — смертельно опасно.

— Я не знаю, — пробормотал он, с трудом подбирая слова. — Я уже далеко не молод…

— Что ты там кудахчешь, не понимаю. Подойди-ка сюда. — Она продублировала свой приказ повелительным жестом руки.

Владимир Евгеньевич на каменных ногах подошел к топчану, где возлежала Ирина, и остановился в метрах трех от нее.

— Да ближе, ближе… Вот так. А ну-ка снимай штаны!

— Ирина… Я…

— Выполняй, что тебе говорят, старый мудак, и не раздражай меня своим вяканьем!

Дерябин поспешно стянул брюки.

— Ну, дальше, дальше! Я, что ли, за тебя портки снимать буду!?

Владимир Евгеньевич, выполняя эту команду, удивился, что еще не потерял чувство стыда, поскольку явственно ощутил, как у него горят щеки.

Ирина, приподнявшись с дивана, стала внимательно рассматривать содержимое его трусов, потом несколько брезгливо пощупала двумя изящными пальчиками его гениталии и с большим сомнением покачала головой:

— Ну, раскачать тебя, наверно, все-таки можно, но работы тут непочатый край. Сейчас мне это не потянуть. Может, как-нибудь самой обойтись? — Она взяла с пола пустую бутылку 0,8 из-под коньяка и задумчиво покрутила ее в руках. — Нет, сделаем по-другому, — решительно заявила она и стала стягивать с себя трусики. — Ложись-ка на топчан, док. Вот сюда к моим ногам. Языком умеешь работать? Сейчас быстро научишься. Ну, давай. Глубже, глубже! И активней, активней! А теперь нежнее…

Лев Долинский так и не дождался, когда к нему зайдет его секретарь. К концу дня он сам заглянул в приемную.

— Ну, ты чего, Андрюш? Все никак не соберешься? — приветливо спросил он.

— Да, Лев Михалыч, сегодня уехать не получается. Все мои планы сорвались. А ваше письмо очень срочное? — В голосе секретаря чувствовалась нешуточная озабоченность, что он мог поставить шефа в затруднительное положение. — Может, до завтра оно потерпит? Или еще какое-то время? Я, ей-богу, чувствую себя перед вами очень виноватым, Лев Михалыч, но на меня сейчас столько срочных дел навалилось… Хотел свои личные дела в Москве решить, да вот не выходит.

— Ничего страшного, Андрюша. Я отправлю письмо курьером. А ты работай, раз такое дело, работай. — Олигарх похлопал своего помощника по плечу и покинул приемную. Войдя в кабинет, он вызвал Жору: — Недооценил я Андрюху — расколол он меня. Этот парень еще более опасен, чем я думал. Спешить с ликвидацией не будем. Пусть Артюхов успокоится. Но, как только он покинет Розовый дом, действуй без дополнительных указаний.

Глава десятая

— Ты — дочка Германа Вельтмана? — печально спросил я.

— Угадал. Позвольте представиться — Амалия Вельтман собственной персоной. Есть ли у тебя, милый мой, последнее желание? — Она повела влево-вправо дулом пистолета вроде как для того, чтобы у меня не оставалось никаких иллюзий относительно ее намерений. Должен отметить, что у меня их уже и не имелось. — Я потому так добра к тебе, что ты не совсем чужой мне человек.

Как, однако, все стало ясно и просто. Ясно и просто с самого начала — никакой бомбы и не было в том треклятом кейсе, который эти пьяные мудаки, включая некоего Санчо, кореша Вована, действительно забыли в «Шейхане».

— Так, значит, это ты с Борисом взорвала джип на светофоре? — поинтересовался я, скорее, для проформы.

— Хм… Это и есть твое последнее желание — узнать истину в последней инстанции? Ну что ж, все равно данная информация из кабинета папули уже не выйдет. Так оно все и было. Когда я нажала кнопку на пульте, и эти засранцы разлетелись по всему району в разобранном виде… Ох, какой я получила кайф!

— Я только хочу заметить, просто в интересах истины, если бы даже я и вышел с такой информацией из этого кабинета, то все равно не смог бы ничего доказать, да и не стал бы ничего такого предпринимать, — осторожно заметил я, в слабой попытке навести мосты.

— Брось, Игорек, не строй иллюзий — ты уже на Небесах вычеркнут из списка живых.