Черные бароны или мы служили при Чепичке - Милослав Швандрлик

После обеда арестанта остановил лейтенант Гамачек.«Кефалин, дружище» — мирно обратился он, — мне эта еда уже не лезет. Я бы съел чего‑нибудь сладкого. Вот вам пятёрка, сбегайте мне в пивную за печеньем или вафлями!

— Есть! — отрапортовал арестант и отправился исполнять приказ. Ничего трудного тут не было, потому что до пивной было едва ли четверть часа ходу.

Загвоздка случилась у самой цели. В тот момент, когда Кефалин вступил в помещение, из‑за столика с пивом вскочил седоватый мужчина, оказавшийся никем иным, как полковником пограничной службы.

— Товарищ рядовой! — закричал он яростно, — Уж я в армии много всего повидал, но это и для меня крепкий табак! Как вы одеты, лодырь безответственный! Вы что, не знаете, что солдат появляется в общественных местах правильно и опрятно одетым! Сейчас же предъявите мне увольнительную!

— Увольнительной у меня нет, товарищ полковник, — любезно ответил Кефалин, — поскольку я под арестом. По этой причине у меня были отобраны ремень, галстук и шнурки от ботинок.

Полковник вытаращил глаза и замахал руками. Только смешки пьющих пиво селян вернули его обратно на Землю.

— Неслыханно! — кричал он, — Я настаиваю на строгом взыскании с офицера, который допускает подобное разгильдяйство! Эти стройбатовцы — пятно на нашей армии, и мы не будем и далее закрывать глаза на их своевольное поведение!

Кефалин вернулся в своё подразделение без печенья, зато в сопровождении младшего сержанта пограничной службы.

— Это залёт, — вздыхал Гамачек, встретившись лицом к лицу с действительностью, — Что же вы, Кефалин, не сообразили надеть галстук и ремень? Ведь вы же окончили институт! Мы вам дали образование, в школе вас продержали, а вы такое творите! Я как раз подал рапорт об увольнении, чтобы меня, наконец, повысили до старшего лейтенанта, а вы меня так подставили! Если меня отправят на гражданку, это будет на вашей совести! Ну, Кефалин, я вам этого не прощу! Ну уж нет!

После ужина, когда Кефалин собрался обратно в подвал, лейтенант Гамачек вызвал его к себе в кабинет. Глаза у него светились коварством, а рот растянулся в широкой улыбке.

— Вот что, Кефалин, — сказал командир вкрадчиво, — Я пришёл к мысли, что я вас гауптвахтой что? Я вас гауптвахтой только балую! Вы там сидите, как свинья в жите, вследствие чего занимаетесь всякой ерундой! Поэтому я решил так: я вам отменяю остаток срока ареста, и наоборот, даю вам два дня отпуска. Выступить немедленно! Можете собрать свои вещи и отправляться!

Кефалин от удивления открыл рот. Он ничего не понимал.

— Вы меня правильно поняли, Кефалин, — заверил его лейтенант, — я отменяю ваш арест и отправляю вас в отпуск! А теперь внимание — единственный автобус в Прагу отходит без пятнадцати четыре утра из Кашперских Гор[19]. Это, Кефалин, всё время вниз по шоссе. Примерно за час дойдёте до лесопилки, и это будет примерно четверть пути. Короче говоря, пойдёте до самого Рейштейна, там повернёте направо и там уже для разнообразия пойдёте в гору. Тут до Кашперских Гор останется каких‑нибудь четыре километра. Для вас это разве много? Если хотите успеть на автобус, то уже пора потихоньку выходить! И ещё кое‑что, Кефалин! Прибытие в часть послезавтра в двадцать четыре ноль–ноль! Как вы сюда доберётесь — это ваше дело! Никакие отговорки не принимаются!

Гамачек выложил перед Кефалином заполненную увольнительную и довольно помял руки.«Можете идти, товарищ рядовой», — хохотнул он, — «Желаю вам счастливого пути!»

Спустя два часа Кефалин был уже в пути. В густой метели, на очень неприятном ветру он шагал по шоссе по направлению к Сушице. В ту минуту, когда наступил первый приступ слабости, а с ней и желание лечь в сугроб, он вспомнил финал стихотворения Ясанека

Не стойте, враги с Уолл–СтритаНа нашем победном пути.Не просто солдаты — мы сталинцы,Сильнее нас не найти!

С новыми силами Кефалин выступил вперед, и на площадь в Кашперских Горах он вступил в тот момент, когда часы на башне пробили два часа.

— Кефалин прибыл? — спросил лейтенант Гамачек дежурного по роте сорок восемь часов спустя.

— Прибыл, — ответил дежурный, — но пошёл сразу в лазарет. У него кашель и жар. Что‑то с ним не то!

Лейтенант довольно рассмеялся.

— Я его проучу, ходить в общественные места без шнурков! — захрюкал он, — Таких умников, которые думали, что на мне будут ездить, уже немало было! Да еще каких! Спокойной ночи, дежурный, и смотрите, чтобы на дежурстве не спать! Иначе тоже поедете в отпуск!

Кефалин, между тем, устроился поспать в лазарете, и строил дальнейшие планы. Ничего серьёзного в его болезни не было, но, учитывая напряженные отношения между ним и лейтенантом Гамачеком надо было что‑то предпринять. Отпуск был лишь предисловием к дальнейшим столкновениям, которых надо было избежать.

Кефалин загрустил. Он вспомнил минуты, проведенные в Праге, которые его ничуть не обрадовали. Учащаяся балетной школы Даша, к которой он зашёл в общежитие на Градебной улице, лежала в постели с будущим кинорежиссёром, и о любовной интрижке с ней не могло быть и речи. Не оставалось ничего другого, кроме как обходить знакомых. Выяснилось, что Иржи Сегнал написал примечательную картину»Святой Николай, перееханный вдоль», в то время как Отакар Жебрак работал над картиной»Семит, уносящий паяца». На очереди были работы»Пиво в разрезе»,«Язык пятнадцатилетнего бельгийца»и»Метание метательного диска им самим».

Когда Кефалин наскоро ознакомился со всеми культурными постижениями, пообщался с семьёй, потанцевал в чайной в Ходове, настало время возвращаться в Срни. И как раз на обратном пути ему в голову пришла идея, которую он теперь тщательно обдумывал.

Он понял, что в Срни ничего хорошего для него не предвидится. Даже если бы Гамачек попридержал узду своей мстительности, это означало бы череду дней, проведённых в сугробах посреди леса, откуда было спасение только через лазарет. Глупее всего поступил рядовой Окач, на него упала столетняя сосна, которая помяла его так, что рядового пришлось отправить в больницу. Гораздо лучше держался Черник со своим больным позвоночником, он, по крайней мере, выпросил себе перевод в Непомуки. Что‑то подобное решил устроить и Кефалин. Поэтому он радовался одолевавшим его приступам кашля, которые пришлись исключительно к месту. Вернувшись в Срни, он сразу направился в лазарет, где нашёл у ефрейтора Мышака полное понимание.

— Только я могу оставить тебя здесь лишь на сорок восемь часов, — предупредил его Мышак, — Если хочешь окончательно выбраться с этой Аляски, тебе надо попытать счастья в Пльзене. А получится или нет, я, убей Бог, не знаю.

Сразу посе ужина в лазарет заглянул лейтенант Гамачек и спросил о состоянии здоровья Кефалина.

— Не знаю, что и думать, — твердил Мышак, напустив на себя озабоченный вид, — Такое сильное воспаление гортани, какого я ещё не встречал. Даже боюсь его тут оставить.

Гамачек нахмурился и подошёл к постели пациента.

— Ну что, Кефалин, — проворчал он, — что‑то девушки в Праге вас совсем заездили! Вы у меня что? Вы у меня потеря! Солдат должен быть выносливым, чтобы Родина могла на него положиться, ясно!

Кефалин упёр взгляд в потолок и судорожно закашлялся.

— Видите, товарищ лейтенант, — сказал Мышак, — всё время так кашляет. Надо бы его послать в Пльзень.

— С кашлем в Пльзень? — удивился Гамачек, — Мышак, вы что‑то преувеличиваете. Если на кого‑нибудь упадёт дерево, то пожалуйста! Против осмотра такого товарища в больнице я не возражаю, но кашель — это не какая‑нибудь серьёзная болезнь!

— Речь идёт не о кашле обычного типа, — твердил Мышак, — а о поражении всей области гортани. Если он не получит профессионального медицинского обслуживания, то может запросто лишиться голоса.

— Да ну вас, Мышак, — не верил лейтенант, — вы мне, пожалуйста, не рассказывайте. Я уже столько перевидал простуженных солдат, вы себе и представить не можете, и никто голоса не лишился.

Ефрейтор Мышак, тем не менее, стоял на своём, Кефалин кашлял так, что аж подскакивал на кровати, и лейтенант начал сдаваться.

— Ну ладно, — сказал он, немного поразмыслив, — Я напишу проездной документ, и пусть едет в свой Пльзень. Но предупреждаю вас, Мышак, что у меня в лесу кашляет вся рота, и если все захотят обследоваться в больнице, виноваты будете вы!

После ухода командира приступы кашля как рукой сняло.

— Теперь всё зависит о тебя, — сказал Мышак, — Я дам заключение, что здесь ты не можешь получить необходимого медицинского обслуживания и рекомендую тебя перевести. Большего я сделать не могу!

На следующий день Кефалин отправился в Пльзень. На его счастье, в Непомуки как раз отправлялся грузовик с грязным бельём, а оттуда до цели оставался какой‑нибудь час поездом. На вокзале больной заказал две кружки холодного пива, чтобы ещё немного разбередить воспалённые слизистые, и направился к военной больнице. По дороге Кефалин ради развлечения придумал для себя такую игру — решил, что во время пребывания в городе не отдаст честь ни одному офицеру ни при каких обстоятельствах. Ему встретилось несколько, и всё сошло гладко. Каждый из офицеров при виде чёрных погон лишь махнул в душе рукой и предпочёл смотреть в другую сторону.