Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

– Учителя Вэня нет дома, – вскоре доложил Лайань. – В гости к учителю Ни отбыли.

– Зятя позови, – наказал Симэнь.

Появился Чэнь Цзинцзи и, обменявшись приветствиями с Мэн Жуем, сел сбоку. Симэнь поинтересовался, когда Мэн Жуй намечает выезд и как долго продлится его путешествие.

– Отбыть собираюсь второго в будущем месяце, – говорил Мэн Жуй, – а сколько займет поездка, сказать пока трудно. В Цзинчжоу надо будет закупить партию бумаги, а в Сычуани и южных провинциях – благовония и воск. Так что год или два потребуется. Туда направляюсь через Хэнань, Шэньси и Ханьчжоу, а возвращаться думаю водным путем – через Сяцзян и Цзинчжоу. В оба конца тысяч восемь ли выйдет.

– А сколько же вам лет? – спросил Боцзюэ.

– Двадцать шесть, – ответил Мэн Жуй.

– Такой молодой – и столько земель повидать! – говорил Боцзюэ. – Мы же вот до седых волос дожили, а все дома сидим.

Подали новые кушанья, наполнили чарки. Мэн Жуй пропировал до заката, потом откланялся. Его проводил Симэнь и вернулся к столу. Немного погодя слуги внесли два только что купленных сундука, и Симэнь велел Чэнь Цзинцзи наполнить их добром. Юэнян достала принадлежавшие Пинъэр два комплекта парчовых одежд, которые положили в сундуки вместе с жертвенными слитками серебра и золота.

– Нынче ведь шесть седмиц после ее кончины, – говорил, обращаясь к Боцзюэ, Симэнь. – Вместо панихиды совершим сожжение этих сундуков.

– Как же бежит время! – воскликнул Боцзюэ. – Уж полтора месяца пролетело.

– Пятого семь седмиц выйдет, – говорил Симэнь. – Тогда уж закажем панихиду с чтением канонов.

– На этот раз, брат, позови читать буддийские каноны, – посоветовал Боцзюэ.

– Мне Старшая говорила, – пояснял Симэнь, – что покойница после появления сына обрекалась заказать молебен с чтением из «Канона об очищении от крови».[1165] Она и сама хотела, чтобы за нее помолились буддийские монахини во главе с двумя инокинями, которые ее навещали.

На дворе стало смеркаться.

– Мне пора, – заключил Боцзюэ. – А то тебе еще жертвы невестке принести надо.

Боцзюэ склонился в почтительном поклоне.

– От всей души благодарю тебя, брат, – говорил он. – Твоей щедрой милости мне по гроб не забыть.

– Ну, довольно, сынок! – оборвал его Симэнь. – Ты лучше не забудь, что через месяц невесток принимать придется. Они с подарками к тебе придут.

– Зачем же им на подарки разоряться? – воскликнул Боцзюэ. – Я сам им приглашения пошлю. Пусть осветят своим присутствием мою жалкую лачугу.

– Да не забудь Чуньхуа нарядить и ко мне проводи, – продолжал Симэнь.

– Чуньхуа теперь сыном обзавелась и в тебе совсем не нуждается, – говорил Боцзюэ. – Она мне сама так сказала.

– Пусть чепуху не городит! – твердил свое Симэнь. – Погоди, я ей покажу, как только явится.

Боцзюэ с деланным смехом удалился, а Симэнь велел слугам убрать посуду и направился в покои Пинъэр, где Чэнь Цзинцзи с Дайанем приготовили жертвенные сундуки.

В тот день пожертвования были доставлены из монастырей Нефритового владыки, Вечного блаженства и Воздаяния. Даосские монахи прислали изображение своего святого, Совершенного господина Драгоценной чистоты и светлого воплощения, а буддийские – одного из десяти царей загробного мира – Великого владыки превращений из шестого дворца преисподней. От шуринов Хуа Старшего и У Старшего принесли по коробке с кушаньями и жертвенные предметы.

Когда Инчунь расставила кушанья и сладости, зажгла благовония и свечи, Симэнь велел Сючунь пригласить Юэнян и остальных хозяек. После сожжения жертвенной бумаги вынесли за ворота сундуки с жертвенными принадлежностями, и Чэнь Цзинцзи присутствовал при их сожжении, но не о том пойдет речь.

Да,

Душа достойной, благороднойне умирает вместе с телом,И возрожденье к новой жизнистановится ее уделом.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

ЧЖЭН АЙЮЭ, КОКЕТНИЧАЯ, ДАЕТ ПОНЯТЬ О СВОЕМ СКРЫТОМ НАМЕРЕНИИ

ДАЙАНЬ СБИВАЕТСЯ С НОГ В ПОИСКАХ ТЕТУШКИ ВЭНЬ

Увы, увяла красота

цветов последних навсегда,

И на рассвете за окном

лишь хлопья белые танцуют.

Побили пышную листву

и умертвили холода,

Вас, покровители цветов,

ничьи призывы не волнуют.

Очнулся от весенних грез –

тоски осенней не избыть.

Принесший об Улине весть

исчез[1166] – стою пред гладью водной.

Игрою на свирели мне

печаль хотелось бы излить,

Да ветер хлещет по лицу,

сырой, порывистый, холодный.

Итак, сжег тогда Симэнь бумажные деньги перед поминальной дщицей Ли Пинъэр и отправился ночевать к Пань Цзиньлянь.

На другой день Ин Боцзюэ прислал ему лапши долголетия, а потом прибыл Хуан Четвертый с шурином Сунь Вэньсяном. Они преподнесли Симэню свиную тушу, жбан вина, двух жареных гусей, четырех куриц и две коробки фруктов. Симэнь никак не хотел принимать подарки, но Хуан Четвертый беспрестанно кланялся и вставал на колени.

– Мы не знаем, как нам благодарить вас, батюшка, за спасение Сунь Вэньсяна, – говорил он. – За неимением ничего другого умоляем принять эти скромные знаки нашего искреннего почтения. Примите, сгодятся слуг побаловать.

Долго он упрашивал Симэня. Наконец тот принял лишь свиную тушу и вино.

– Ладно, – согласился Симэнь. – Почтенному Цяню пойдут.

– Мы хлопотали как могли, – говорил Хуан Четвертый, – а вы нас в неловкое положение ставите. Не нести же коробки домой. Позвольте узнать, когда вы будете свободны. Мы уже говорили с дядей Ином и вас приглашаем, батюшка, на скромное угощение к певицам.

– Он вам насоветует – только слушайте! – заметил Симэнь. – Напрасно вы беспокоитесь!

Хуан Четвертый с шурином, рассыпаясь в благодарностях, откланялись. Симэнь наградил принесших подарки.

Настал первый день одиннадцатой луны. Вернувшись из управы, Симэнь отбыл на пир к уездному правителю Ли, а Юэнян, скромно одетая, одна отправилась в паланкине на день рождения дочки свата Цяо.

Ни хозяина, ни хозяйки дома не было. Между тем, монахиня Сюэ тайком от Ван купила две коробки подарков и после обеда пришла навестить Юэнян. Наставница, оказывается, прослышала о намерении Юэнян позвать пятого числа, в седмицу со дня кончины Пинъэр, восемь монахинь для совершения панихиды с чтением из «Канона об очищении от крови». Но хозяйки дома не оказалось, и Ли Цзяоэр с Мэн Юйлоу угостили монахиню чаем.

– Старшая сестра на дне рождения дочки свата Цяо, – объяснили они. – А вы, матушка, уж обождите ее. Она очень хотела с вами повидаться и за службы расплатиться.

Монахиня Сюэ осталась.

Пань Цзиньлянь знала от Юйсяо, что Юэнян понесла, как только приняла составленное монахиней снадобье с наговорной водой. После же смерти Ли Пинъэр хозяин спутался с кормилицей Жуи, и Цзиньлянь боялась, что Жуи, чего доброго, родит и завладеет хозяином, поэтому она незаметно зазвала монахиню Сюэ к себе в покои, где одарила ее наедине ляном серебра и попросила достать средство для зачатия из детского места первенца мальчика, но не о том пойдет речь.

К вечеру вернулась Юэнян и оставила у себя на ночь монахиню. На другой день Юэнян попросила Симэня наградить Сюэ пятью лянами серебра за совершение поминальных служб. Сюэ, ни слова не сказав ни монахине Ван, ни старшей наставнице, рано утром пятого привела восемь инокинь. В крытой галерее они соорудили алтарь, развесили на всех дверях и воротах амулеты и начали декламировать заклинания из сутр «Цветочной гирлянды».[1167] и «Алмазной», молиться об очищении от крови, разбрасывать рис и цветы. Затем обратились к «Просветляющей сутре тридцати пяти будд»[1168] К вечеру устроили обряд кормления голодного духа, изрыгающего пламя.[1169]

Присоединиться к трапезе были приглашены невестки У Старшая и Хуа Старшая, шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. Монахини совершали службу только под удары в деревянную рыбу[1170] и ручной гонг.

Боцзюэ в тот же день привел слугу Хуана Четвертого, Хуан Нина, который вручил Симэню приглашение на седьмое число. Угощение устраивалось в заведении у Чжэн Айюэ.

– Седьмого я занят, – прочитав приглашение, заметил с улыбкой Симэнь. – Вот завтра свободен. А кто да кто будет?

– Меня позвали да Ли Чжи, вот и все, – отвечал Боцзюэ. – Четыре певицы будут исполнять сцены из «Западного флигеля».

Симэнь распорядился накормить слугу.

– Какие же подарки тебе прислал Хуан Четвертый? – полюбопытствовал Боцзюэ, как только слуга удалился.

– Не хотел я у них ничего брать, – заговорил Симэнь. – Но они до земли кланялись, упрашивали… пришлось, наконец, взять свиную тушу и вино. К ним я добавил два куска белого шелка и два куска столичной парчи да пятьдесят лянов серебра и отослал почтенному Цянь Лунъе.

– Разве хватило бы тебе, если б не взял тогда у него серебро?! – говорил Боцзюэ. – Сам бы теперь раскошеливался. Четыре куска шелку, считай, тридцать лянов стоят. За спасение двоих, стало быть, всего-навсего двадцать лянов? Где ему найти такого благодетеля? Да, дешево, надо сказать, отделался! Они просидели до самого вечера.