Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потихонечку стала покупать кое-какие детские вещички, для будущего малыша, но на душе немного тревожась. Почему-то припомнился случай, когда мы с Сергеем, гуляя по Владивостоку, зашли в ЦУМ. Тогда, из более приличного парфюма, считались духи «Елена», производства Москва-Париж. Я просто балдела от их аромата. Подойдя к прилавку, неожиданно для самой себя, намекнула другу о подарке, как невесте и будущей жене. Но от последующего ответа обомлела: «они же дорогие, зачем?». Мне ничего не оставалось, как купив духи, сделать самой себе подарок. А чуть позже, проходя мимо бабуль, торгующих цветами, Сергей вдруг приобрел самый дешевый и слегка увядающий букетик из трех тюльпанов, который, по сути, был мне не приятен. На следующее утро лепестки тюльпанов уже осыпались рядом с вазой…
… Заканчивался мой отпуск. Я долго ждала ответ из Якутии, и все же достала из почтового ящика долгожданный конверт, но распечатав который, просто ахнула. Кроме нескольких фотографий, на которых мы были вместе в последний раз, не было ни единой строчки. Замкнувшись в себе, теперь я знала точно, Серега просто «слинял», он предал меня, как последнее ничтожество. Но поступок его был более омерзителен тем, что он струсил черкануть пару прямых строк. Подумав, я решила не сходить с начатого пути, продолжая просто жить.
Наступала пора ехать в пароходство и увольняться.
Как-то, перед самым отъездом, сходила в детский магазин, где мне приглянулся конверт для новорожденного, в коробке с нарисованной куклой. Купив комплект, на обратном пути встретила Шамсию, направлявшуюся по делам к нам домой. Смекнув, глядя на покупку, она улыбнулась, расспросов и лишних слов быть не могло.
Из калитки дома, к нам навстречу вышла мама. Она, как человек престарелый, и далекий от всяких новшеств, увидев коробку, спросила: «Галочка, ты что, себе куклу купила?». А сноха засмеялась и прокомментировала за нас двоих с акцентом: «Ага, купила себе «куклу»». Мама, все поняв, улыбнулась, но зная мой взвинченный характер, не стала комментировать сей факт, оставаясь, как и всегда, молодцом! Любой психолог мог позавидовать ее проницательности и действиям, то была стратег, на 100% знающая свое дело. Она просто знала и верила, настанет время, и все будет так, как должно быть, а указывать и советовать было просто излишним.
Я готовилась в дорогу, к концу августа изрядно похудев. О моем положении, кроме сестры, снохи и мамы не знал никто, так мне хотелось.
Из-за отсутствия билетов на самолет, впереди предстоял долгий путь поездом. До причала меня пошли провожать Нуртай и мама, а напоследок она сказала: «Возвращайся домой». Я сама так и собиралась сделать, еще не зная, какой кошмар ждет меня впереди, под крышей родного дома.
К концу пути, джинсы, сидевшие на мне перед отъездом вплотную, теперь болтались, обещая просто свалиться с ног. Сойдя с поезда, я наспех протерла с себя дорожную грязь и пыль в туалете Морвокзала, переоделась и без выбора подалась к Валентине, тетке Сергея, на недельку – другую, с целью увольнения из пароходства. Мне просто не куда было идти, я как-то верила еще, что она меня не выгонит.
А на душе был какой-то осадок, результат моего эмоционального восприятия на попутчиков в поезде, ехавших по соседству в плацкарте.
…Рядом ехала молодая женщина с грудным ребенком, по всему было видно, как ей крайне тяжело. У нее от первого брака был сын, Руслан, белокурый худощавый парнишка, лет девяти. Он хорошо помогал матери и маленькому братику, сильно уставал, казалось у него не было детства. Для меня стало несколько удивительным его имя, которое в моем понятии сопоставлялось лишь со сказкой «Руслан и Людмила». Со временем я забуду о той маловажной встрече на поезде, 1984 год мне напомнит о ней…, но об этом чуть позже.
Подойдя ранним утром к дверям Валентины, и увидев ее изумленной к своему ужасу на пороге, я быстро, не дав ей опомниться, обратилась с вопросом – можно ли мне провести у нее какое-то время, на время моего увольнения. Не успев обдумать, Валентина ответила: «Ну, проходи, поживи». Мы мало общались с ней, все больше по пустякам, моя судьба ее не волновала, о Сергее вообще не заговаривал никто из нас, как будто ничего и не было.
Тем временем, после моего отъезда дома, собравшись вечером за ужином, мой средний брат Амантай по наущению Катерины, каким-то образом вызнавшие о моем интересном положении, решили вновь навредить, теперь уже мне, сделав что-либо мерзопакостное.
Братец, как-то издалека начал: «Как теперь Галка будет рожать без мужа?».
Ход их мыслей был ясен, мое возвращение стало нежелательным, означая некий дискомфорт в, без того, тесном доме. А хлопотать и добиваться положенного жилья, как многодетной семье, им далеко было не под силу. Он умел только «закладывать за воротник», она в свою очередь любила сплетничать и скандалить, остальное было не по плечу, им, бессовестным обывателям, все еще сидящим на шее у родителей. Они осознавали, что теперь мама будет помогать мне и ребенку, а им, возможно, придется тоже нести какие-то расходы, так как родители неоднократно предупреждали их – «терпению придет конец, питаться будете за свой счет».
Отец воспринял известие, как гром среди ясного неба, чуть не подавившись за столом. Позабыв про свою молодость, и своего первого, брошенного им сынишку, был чужд понять, как это, дочь, не замужняя, беременна!
Катерина с мужем, в предвкушении нужного исхода событий, не скрывая своего восторга, ожидали решительных действий отца, в надежде, что путь домой мне будет закрыт. Но надо было видеть на тот момент мою маму! Эта, казалось, беззащитная, маленькая, хрупкая женщина, над которой я не раз подшучивала по поводу ее роста, вдруг встала из-за стола, в миг, закрывая всем рты. Она сказала, как отрезала, жестко и понятливо: «Если хоть кто-то, хоть что-то по приезду Гали скажет ей, или, ты, (она обратилась к отцу) который сам сделал много ошибок, только попробуйте, ей, хоть слово сказать! Всех выгоню из дома! Помогать буду только Гале!..».
Речь маленькой, стареющей мамы, как игла вонзилась в слабые умишки, богом проклятой молодой семейки и грозного отца. Он сидел мрачный. Больше никто и слова не проронил в мой адрес. А отец еще долгое время, почти до самого рождения моего малыша, будет
