Божественная комедия - Данте Алигьери

       Когда вожатый, тронув локоть мне,

       Промолвил так: «Ответь латинской тени».

34 Уже ответ мой был готов вполне,

       И я сказал, мгновенно речь построя:

       "О дух, сокрытый в этой глубине,

37 Твоя Романья[372] даже в дни покоя

       Без войн в сердцах тиранов не жила;

       Но явного сейчас не видно боя.

40 Равенна — все такая, как была:

       Орёл Поленты в ней обосновался,

       До самой Червьи распластав крыла.[373]

43 Оплот, который долго защищался

       И где французов алый холм полёг,[374]

       В зелёных лапах ныне оказался.[375]

46 Барбос Верруккьо[376] и его щенок,

       С Монтаньей[377] обошедшиеся скверно,

       Сверлят зубами тот же всё кусок.

49 В твердынях над Ламоне и Сантерпо

       Владычит львёнок белого герба,

       Друзей меняя дважды в год примерно;[378]

52 А та, где льётся Савьо, той судьба

       Между горой и долом находиться,

       Живя меж волей и ярмом раба.[379]

55 Но кто же ты, прошу тебя открыться;

       Ведь я тебе охотно отвечал, —

       Пусть в мире память о тебе продлится!"

58 Сперва огонь немного помычал

       По-своему, потом, качнув не сразу

       Колючую вершину, прозвучал:

61 "Когда б я знал, что моему рассказу

       Внимает тот, кто вновь увидит свет,

       То мой огонь не дрогнул бы ни разу.

64 Но так как в мир от нас возврата нет

       И я такого не слыхал примера,

       Я, не страшась позора, дам ответ.

67 Я меч сменил на пояс кордильера.[380]

       И верил, что приемлю благодать;

       И так моя исполнилась бы вера,

70 Когда бы в грех не ввёл меня опять

       Верховный пастырь.[381] (злой ему судьбины!);

       Как это было, — я хочу сказать.

73 Пока я нёс, в минувшие годины,

       Дар материнский мяса и костей,

       Обычай мой был лисий, а не львиный.

76 Я знал все виды потайных путей

       И ведал ухищренья всякой масти;

       Край света слышал звук моих затей.

79 Когда я понял, что достиг той части

       Моей стези, где мудрый человек,

       Убрав свой парус, сматывает снасти,

82 Всё, что меня пленяло, я отсек;

       И, сокрушённо исповедь содеяв, —

       О горе мне! — я спасся бы навек.

85 Первоначальник новых фарисеев,[382]

       Воюя в тех местах, где Латеран,[383]

       Не против сарацин иль иудеев,

88 Затем что в битву шёл на христиан,

       Не виноватых в том, что Акра взята,

       Не торговавших в землях басурман,[384]

91 Свой величавый сан и всё, что свято,

       Презрел в себе, во мне — смиренный чин

       И вервь[385], тела сушившую когда-то,

94 И, словно прокажённый Константин,

       Сильвестра из Сираттских недр призвавший,[386]

       Призвал меня, решив, что я один

97 Уйму надменный жар, его снедавший;

       Я слушал и не знал, что возразить:

       Как во хмелю казался вопрошавший.

100 "Не бойся, — продолжал он говорить, —

        Ты согрешенью будешь непричастен,

        Подав совет, как Пенестрино[387] срыть.

103 Рай запирать и отпирать я властен;

        Я два ключа недаром получил,

        К которым мой предместник[388] был бесстрастен".

106 Меня столь важный довод оттеснил

        Туда, где я молчать не смел бы доле,

        И я: "Отец, когда с меня ты смыл

109 Мой грех, творимый по твоей же воле, —

        Да будет твой посул длиннее дел,

        И возликуешь на святом престоле".

112 В мой смертный час Франциск[389] за мной слетел,

        Но некий чёрный херувим[390] вступился,

        Сказав: "Не тронь; я им давно владел.

115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился;

        С тех пор как он коварный дал урок,[391]

        Ему я крепко в волосы вцепился;

118 Не каясь, он прощённым быть не мог,

        А каяться, грешить желая всё же,

        Нельзя: в таком сужденье есть порок".

121 Как содрогнулся я, великий боже,

        Когда меня он ухватил, спросив:

        «А ты не думал, что я логик тоже?»

124 Он снёс меня к Миносу; тот, обвив

        Хвост восемь раз вокруг спины могучей,

        Его от злобы даже укусив,

127 Сказал: «Ввергается в огонь крадучий!»

        И вот я гибну, где ты зрел меня,

        И скорбно движусь в этой ризе жгучей!"

130 Свою докончив повесть, столб огня

        Покинул нас, терзанием объятый,

        Колючий рог свивая и клоня.

133 И дальше, гребнем, я и мой вожатый

        Прошли туда, где нависает свод

        Над рвом, в котором требуют расплаты

136 От тех, кто, разделяя, копит гнёт.[392]

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

1 Кто мог бы, даже вольными словами[393]

      Поведать, сколько б он ни повторял,

      Всю кровь и раны, виденные нами?

4 Любой язык наверно бы сплошал:

      Объем рассудка нашего и речи,

      Чтобы вместить так много, слишком мал.

7 Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,

      Все, кто в Пулийской роковой стране,[394]

      Страдая, изнемог на поле сечи

10 От рук троян[395] и в длительной войне,

       Перстнями заплатившей дань гордыне,

       Как пишет Ливий, истинный вполне;[396]

13 И те, кто тщился дать отпор дружине,

       Которую привёл Руберт Гвискар,[397]

       И те, чьи кости отрывают ныне

16 Близ Чеперано, где нанёс удар

       Обман пулийцев,[398] и кого лукавый

       У Тальякоццо[399] одолел Алар;

19 И кто култыгу, кто разруб кровавый

       Казать бы стал, — их превзойдёт в сто крат

       Девятый ров чудовищной расправой.

22 Не так дыряв, утратив дно, ушат,

       Как здесь нутро у одного зияло

       От самых губ дотуда, где смердят:

25 Копна кишок между колен свисала,

       Виднелось сердце с мерзостной мошной,

       Где съеденное переходит в кало.

28 Несчастный, взглядом встретившись со мной,

       Разверз руками грудь, от крови влажен,

       И молвил так: "Смотри на образ мой!

31 Смотри, как Магомет[400] обезображен!

       Передо мной, стеня, идёт Али,

       Ему весь череп надвое рассажен.[401]

34 И все, кто здесь, и рядом, и вдали, —

       Виновны были в распрях и раздорах

       Среди живых, и вот их рассекли.

37 Там сзади дьявол, с яростью во взорах,

       Калечит нас и не даёт пройти,

       Кладя под лезвее всё тот же ворох

40 На повороте скорбного пути;

       Затем что раны, прежде чем мы снова

       К нему дойдём, успеют зарасти.

43 А ты, что с гребня смотришь так сурово,

       Ты кто? Иль медлишь и страшишься дна,

       Где мука для повинного готова?"

46 Вождь молвил: "Он не мёртв, и не вина

       Ведёт его подземною тропою;

       Но чтоб он мог изведать всё сполна,

49 Мне, мёртвому, назначено судьбою

       Вести его сквозь Ад из круга в круг;

       И это — так, как я — перед тобою".

52 Их больше ста остановилось вдруг,