Колизей. «Идущие на смерть» - Александр Гарда

Одним прыжком покрыв разделявшее их расстояние, он подскочил к Федрине и, вцепившись в его одежду, стал трясти несчастного изо всех сил. Голова ланисты болталась из стороны в сторону, словно он усиленно соглашался со всеми оскорблениями, которыми осыпал его вышедший из себя сенатор. Растерявшийся Фламм стоял рядом, не зная, помочь ли хозяину или благоразумно дождаться, пока Каризиан выдохнется. Но тот вошел в такой раж, что Северу с трудом удалось оторвать раскрасневшегося друга от его жертвы и оттащить на безопасное расстояние.

– Так проходит слава земная, – со странной улыбкой протянул Домициан, с больным любопытством разглядывая несчастных девушек, словно диковинных зверей. – Кто бы мог подумать, что первая невеста Рима окажется в таком месте… Даже для меня это чересчур…

В устах Домициана, никогда не упускавшего возможности напакостить брату и его друзьям, последнее утверждение прозвучало как минимум странно, но младший Флавий, как ни в чем не бывало, продолжал гнуть свою линию.

– Послушайте, ланиста, – проговорил он тягуче, обращаясь к Федрине, – разумеется, девушка виновата. Но давайте рассмотрим все «про» и «контра». С одной стороны, мы создадим крайне нежелательный прецедент, если выпустим ее отсюда раньше срока. С другой стороны, она все-таки принадлежит к славному роду и небезразлична нашему другу Каризиану, что говорит в ее пользу. Поэтому у меня появилось предложение, которое удовлетворит обе стороны. Луция останется здесь до захода солнца, чтобы у венаторов не возникло никаких… иллюзий, но при этом мы снимем с нее колодки. До темноты осталось не так уж много времени, так что можно считать, что она отсидела свой срок.

– Конечно, мой господин! – засиял Федрина, счастливый тем, что отделался сущим пустяком от крупных неприятностей. – Я сейчас же сниму с нее оковы!

И он резво шмыгнул к колоде, держа наготове ключ, поданный ему предусмотрительным Фламмом. Открыв замок, он помог Каризиану оттащить девушку в сторону и уложить на роскошный плащ, брошенный влюбленным сенатором на грязный пол.

– Ну вот и все! – радостно доложил он, стараясь смотреть в пространство между стоящими рядом братьями так, чтобы каждый из них думал, что подобострастие ланисты адресовано именно ему.

– Ничего подобного, – сурово осадил его Север, указывая на пребывающую в прострации Ахиллу, которая даже не заметила, что осталась одна. – Вы забыли про вторую девушку!

– Но, префект, не хотите же вы сказать, что вас волнует судьба простой рабыни?

– Отнюдь! Но я считаю, что все должно быть справедливо. Если мы освобождаем главную виновницу, то будет неправильно наказывать ее подругу.

– Тит, похоже, что не только твой шут, но и твой охранник неравнодушен к рабыням!

Каризиан дернулся от незаслуженного оскорбления, ожидая, что его гордый друг даст Домициану достойный отпор, но тот продолжал не мигая смотреть на ланисту, и Федрина, недовольно морщась, выполнил его приказ, облаченный в форму просьбы.

Друзья осторожно перенесли Ахиллу к ее подруге, которая уже успела немного прийти в себя и теперь решала трудную задачу: рада она или нет видеть Каризиана при столь щекотливых обстоятельствах? Но поскольку изменить что-либо было уже невозможно, оставалось только смириться с унижением и отдать должное своему спасителю.

– Спасибо, – тихо проговорила она, глядя в суровое лицо своего вечно улыбающегося поклонника. – Я никогда этого не забуду.

– Я тоже, – прошептал он одними губами. – Постараюсь что-нибудь придумать. Держись… дорогая!

Услышав такое признание, Север, укладывавший слабо сопротивлявшуюся Ахиллу рядом с Луцией, вскинул на друга изумленные глаза, но ничего не сказал, только задумчиво покачал головой.

Один за другим мужчины выбрались на свежий воздух, показавшийся им теплым и чистым после затхлой влажности карцера. Все шли молча, обдумывая произошедшую сцену.

По периметру дворика, невзирая на холодный ветер и заморосивший дождь, все еще стояли члены «фамилия венатория», и Домициан удовлетворенно улыбнулся Федрине:

– Не знаю, как мой брат, но я весьма доволен «Звериной школой». Думаю, что твои венаторы будут выступать в первый день празднеств по случаю открытия Амфитеатра. Тит, ты не возражаешь?

– Конечно, нет! – откликнулся император, думая о своем.

Ему, недавно расставшемуся с Береникой, было по-человечески жаль влюбленного Каризиана, да и вид обшарпанных стен карцера нагнал на императора тоску, и теперь Цезарь решал сложную задачу: как помочь своему любимцу и при этом соблюсти букву закона.

Заметив, что его венценосный брат потерял всякий интерес к воспитанницам Федрины, Домициан еще раз внимательно оглядел строй, отметив стоявшую на левом фланге беловолосую девушку с серыми глазами. Прикинув что-то в уме, он изобразил на лице нечто похожее на улыбку и воскликнул:

– Ну и отлично! А теперь я бы хотел познакомиться с амазонками поближе. Вон та, в начале шеренги, с белыми волосами, откуда?

– Из германских племен, точнее не знаю. Могу спросить у их тренера Нарцисса, – залебезил Федрина, проникшийся к своему нежданному заступнику пылкой любовью.

– Не стоит. Этого достаточно. А как ее зовут?

– Видана, господин. Мы решили оставить им их клички, а то эти глупые девицы не в состоянии запомнить римские имена.

Домициан бросил на девушку еще один взгляд, в котором было нечто такое, что заставило не отличавшегося целомудрием Федрину опустить глаза. Он уже думал, что Домициан заберет у него одну из лучших охотниц, но тот только усмехнулся и последовал к воротам «Звериной школы» вслед за братом. Его верная тень – Кассий – задержался еще на секунду.

Схватив Федрину за руку так, что тот ойкнул от боли и неожиданности, он процедил, глядя ему куда-то между бровей:

– Можешь делать с остальными что хочешь, но чтобы Видана и изящная блондиночка с синими глазами, что стоит в конце шеренги, ни в чем не нуждались. Считай, что они под особым покровительством. И, кстати, проследи за теми двумя красотками из карцера. Возможно, они мне понадобятся.

Как-то само собой в руке Федрины оказался весьма увесистый мешочек с деньгами, и прижимистый ланиста, не удержавшись, взвесил его в руке. Да здесь не меньше пятидесяти монет! Кажется, все не так ужасно, как могло показаться на первый взгляд. Придушить его не придушили, девиц пока не отобрали, даже малая толика денег перепала от господских щедрот. Нет, Федрина, дела идут просто отлично! И он бросился провожать принцепса, усаживавшегося в свой паланкин, с еще большим усердием. Если бы не ликторы, окружившие императора, он бы, наверно, полез за Титом внутрь. От избытка чувств Федрина даже попытался ухватиться за шест носилок, но был бесцеремонно оттолкнут носильщиком-рабом.

Повинуясь команде, преторианцы окружили портшезы, в которые уселись Тит с братом, ликторы выстроились впереди, и процессия, наконец, тронулась в путь. Федрина облегченно вздохнул, радуясь, что все треволнения позади и можно пойти выпить вина, чтобы успокоить расшатанные нервы, но не тут-то было! На его плечо легла тяжелая рука. Каризиан! И что за несчастный день сегодня!

Перед Федриной стоял не светский шалопай с весьма гибкими понятиями о морали, а суровый мужчина, которого ланиста совсем не знал. За его спиной на вороном коне гарцевал префект претория, поглядывавший на ланисту с нескрываемым презрением.

– Я скоро приеду, и горе тебе, если Луция хоть на что-то пожалуется!

– Да я… Да вы… Сенатор, как можно! Я всегда рад вам угодить!

– То-то, – в карих глазах Каризиана пропало выражение холодной злобы. – Тогда я, возможно, не сверну тебе шею, хоть и очень хочется.

С этими словами он плюхнулся в ожидавшие его носилки, и дюжие рабы заторопились, догоняя ушедших. Федрине на мгновение показалось, что префект претория хочет что-то добавить к словам приятеля, но тот, чуть замешкавшись, дал шенкеля коню, который в два прыжка настиг императорский эскорт.

Федрина последний раз помахал рукой и отправился доедать остывший обед. Жизнь возвращалась в привычную колею.

А в карцере на роскошном плаще Каризиана, за который тот заплатил сумасшедшие деньги, сидели, прижавшись друг к другу, чтобы хоть немного согреться, две девушки, и вряд ли кто-нибудь смог подумать, что они еще несколько дней назад были врагами не на жизнь, а на смерть.

Через пару дней на всех улочках, ведущих к Большому цирку, было негде яблоку упасть от желающих посмотреть на широко анонсируемые гонки колесниц. Самые предусмотрительные поспешили заблаговременно занять места, но основная масса, как обычно, валила в последний момент. Римляне и римлянки, вольноотпущенники и рабы отчаянно пихали друг друга, стремясь прорваться в колоссальное здание, эллипсом опоясывающее поле для заездов.

Север, ярый болельщик «синих», нетерпеливо погонял едва плетущегося Каризиана, который был непривычно задумчив и никак не реагировал на подначки приятеля, уставшего тормошить друга. Не дождавшись реакции на очередную шутку, Север не выдержал: