Колизей. «Идущие на смерть» - Александр Гарда

Луция вспомнила слова, которые прошептал ей в карцере Каризиан. Оказывается, она ему еще нужна, невзирая на все, что случилось за последний месяц! Иначе с чего бы он стал освобождать ее из колодок? Воспоминание об этом было зыбко, как сон, потому что она плохо помнила происходившее, но на ее постели лежал его плащ, лучше любых клятв подтверждающий реальность чудесного спасения. В ее душе шевельнулась нежность к своему непутевому поклоннику и надежда. На что? Она бы сама не смогла ответить. Ей захотелось срочно поделиться с кем-нибудь новостью, но Ахилла уже спала, так что пришлось свесить голову вниз, чтобы посмотреть, чем занимаются остальные подруги.

Свами старательно выковыривала из ноги занозу, полученную во время утренней потасовки. Видимо, один из табуретов, стоявших в столовой, был не так хорошо обструган, и она воткнула щепку в икру, когда его отшвыривала. Вообще утренний случай произвел на нее гнетущее впечатление. Миролюбивая и рассудительная по природе, она совершенно не желала становиться во главе какой-либо партии, и то, что ее практически вынудили к этому, испортило девушке настроение, тем более что полученная оплеуха еще давала о себе знать ноющей болью в щеке.

Корнелия же, наоборот, страшно довольная, что все мирно закончилось, что-то напевала на родном языке, расчесывая свои густые локоны цвета спелой соломы. Увидев, что Луция не спит, она помахала ей рукой:

– Эй, спускайся к нам! Очень хочется поболтать, а Свами такая сердитая, просто ужас!

Луцию, которую буквально распирала полученная новость, не надо было уговаривать. Мягко спрыгнув в проход, она уселась на постель Корнелии и сделала таинственное лицо:

– Я сегодня получила весточку из города. Завтра сюда придет один мой приятель, ну тот, чей плащ лежит наверху. Похоже, что он что-то замышляет.

– Ой, Луция, – ахнула галлийка, схватив подругу за руки. – Я так за тебя рада!

– Чему? – непритворно удивилась римлянка, которая уже успела распрощаться с патрицианским снобизмом и забыла, что живет среди рабынь, а не аристократической ровни.

– Ну как же, – захлопала ресницами ее собеседница, – он наверняка придумал, как спасти тебя отсюда! Ты же сама говорила, что он знатный человек!

– Хм, знатный-то он, конечно, знатный, но только совершенно беспутный и без асса за душой. Где уж ему найти денег, чтобы меня выкупить! Да и зачем я ему! Если б ты знала, как я его обижала в прошлой жизни!

– Но, дорогая, он все равно тебя очень любит. Иначе зачем ему заступаться за тебя перед Федриной? И плащ, такой прекрасный плащ… Он ведь стоит кучу денег, а Каризиан оставил его тебе, хотя, по твоим словам, сам не богат.

– Скажи проще: «Нищий!» – усмехнулась прислушивающаяся к их разговору Свами. – Кстати, а что в твоем понятии «нищий»?

– Ну как сказать, – немного растерялась патрицианка, не привыкшая считать деньги, – он еле набирает сенаторский ценз в миллион сестерциев.

– Сколько?! – ахнули подруги, для которых пределом мечтаний была сотня монет, а слово «миллион» означало бесконечность.

– Миллион сестерциев… Ну, он принадлежит к сенаторскому сословию, понятно? А у нас… у них существует нечто типа денежного ограничения – миллион сестерциев. Понятно?

– Ничего не понятно, – покрутила головой Свами, никогда не имевшая и тысячной доли этой суммы. – Одно ясно: мне сенатором не быть! Слушай, а ухажер Ахиллы тоже такой богатый?

– Какой еще ухажер?

– Ну тогда, с колодками… который за нее заступился…

– Ах, Север!.. Вы думаете, что он… Да вы что? Этого просто не может быть! Я хорошо знаю префекта претория – это не тот человек, который может серьезно увлечься женщиной, пусть даже такой, как Ахилла. Он только сердца умеет разбивать, а у самого его вообще нет. Впрочем, ходили слухи, что наш сердцеед в юности был до беспамятства влюблен в рабыню, но все закончилось плачевно. Парень отправился с Веспасианом в Иудею, а девчонку претор сделал своей наложницей. Она то ли при родах умерла, то ли что еще… Север, вернувшись, чуть не убил отца. Потом они помирились, но… В общем, наш красавец относится к тем мужчинам, от которых надо бежать как от чумы, если хочешь сохранить в целости сердце и рассудок.

– А твой Каризиан? Он тоже такой? Они же друзья?

– О, это совсем другое дело! Когда-то у него была очень богатая семья, но затем при Нероне его отец попал в проскрипционные списки, вскрыл себе вены, мать умерла, и если бы не родственники, то мой красавчик помер бы с голоду или был похищен теми негодяями, что крадут на улицах свободнорожденных детей, а потом продают малышей в рабство. В результате он получил отличное образование в Афинах, прекрасно говорит по-гречески, пишет чудесные стихи, но, помня смерть своих родителей, предпочитает жить одним днем, не думая о будущем. Вот такая теплая компания у них получилась.

Девушки помолчали, обдумывая услышанное. Наконец Свами закончила возиться с занозой и, поплевав на ободранное место, подняла голову.

– Слушай, я не знаю этих парней, но хочу заметить, что если бы они были такие бессердечные, как ты говоришь, то вряд ли стали бы за вас просить. Твой Каризиан, по-моему, отличный парень, что касается воздыхателя Ахиллы…

– Нет у меня никакого воздыхателя! – в неожиданно раздавшемся голосе скифянки послышалась такая ярость, что все окаменели. – Нет его у меня, ясно? Мне этот ваш живодер даром не нужен! Из-за него погиб Ферокс, а вы какую-то чушь несете! Чтоб я этого никогда больше не слышала, ясно?

– Ясно, – нестройными голосами согласились подруги, только Свами при этом почему-то подмигнула Луции, а та в ответ с сомнением пожала плечами и покачала головой.

После этого разговор затих сам собой, и Луция, еще немного посидев на постели Корнелии, уже собралась снова забраться на свою полку, как распахнулась дверь, пропуская Нарцисса, пребывавшего далеко не в лучшем настроении.

– На построение, «курицы», – хрипло рявкнул он голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Я вам покажу, как драки устраивать!

В этот день они занимались на плацу до позднего вечера, пока были видны палусы. К концу импровизированной экзекуции даже Нарцисс еле ворочал языком и выкрикивал команды, поминутно кашляя и ругаясь.

Едва добравшись до постелей, девушки провалились в черное Ничто, даже во сне продолжая инстинктивно двигать руками, словно все еще держали деревянные рукояти мечей.

С утра на них было страшно смотреть. Даже привычная к большим нагрузкам Ахилла потеряла присущий ей задор и, лежа на узкой койке, уныло рассматривала беленый потолок. Что касается остальных, то хуже всего пришлось Луции, находившейся под особой опекой тренера и не имевшей из-за этого возможности хоть немного расслабиться. Ее мышцы просто одеревенели. И если последнее время она забиралась в свое «гнездо» и спрыгивала оттуда с легкостью белки, то в этот раз кулем рухнула на пол и, проклиная все на свете, заявила, что отказывается завтракать и постарается уморить себя голодом, потому что такая жизнь ей даром не нужна.

– Вот как? – криво ухмыльнулась сползающая вслед за ней Ахилла. – Значит, Присцилла прощена? И сенатор тоже? Ты же поклялась ей отомстить. Вряд ли твоя кончина будет для них достойной местью. Давай, топай в столовую!

– Луция, миленькая, – вторила скифянке расстроенная Корнелия, которая накануне, спрятавшись в своем углу от глаз Нарцисса, последние два часа только делала вид, что занимается делом, – а как же твое свидание с Каризианом?

– Пошел он в Аид! Не хочу никого видеть!

– Но надо же хоть немного поесть. Иначе ты не сможешь сегодня и шагу ступить, – попыталась вразумить капризную подругу практичная Свами, аккуратно заправляя постель.

– Наплевать! Я хочу умереть! Будь проклят Нарцисс! Будь проклята эта злобная кошка Германика!

С этими словами Луция улеглась на койку нубийки и, вытянувшись, закрыла глаза.

– Свами, – услышала она задумчивый голос Ахиллы, не предвещавший ничего хорошего. – Ты готова пожертвовать своей постелью ради подруги?

– Разумеется! – откликнулась та с поразительным бессердечием.

– Ну и славно!

С этими словами на лицо Луции обрушился водопад холодной воды. Чуть не захлебнувшись, она подскочила на постели, судорожно вдыхая воздух и протирая мокрые глаза. Если бы эта сцена произошла месяц назад, она непременно полезла бы в драку, но то ли сработала память о прежних взбучках, которые устраивала ей Ахилла, то ли возобладал голос разума, только девушка снова опустилась на мокрое одеяло и вдруг зарыдала так, что даже Свами, повидавшая немало истерик Корнелии, пришла в ужас. А римлянка, закрыв мокрое лицо руками, буквально заходилась плачем, от которого сотрясалось все ее тело.

– Луция, ну что с тобой? – переполошились девушки, усевшись с двух сторон от бедняги и гладя ее по плечам. – Успокойся, пожалуйста!

Но та только трясла головой, продолжая раскачиваться, словно профессиональная плакальщица, получившая хороший гонорар. Даже Ахилла в конце концов не выдержала и, опустившись перед подругой на колени, с силой отвела ей руки от лица.