Ругачёвские чудеса - Надежда Белякова

А вот как это вышло. Решили сделать её бухгалтером на ругачевском кладбище. Вот уж тут ее слезы – очень кстати и уместны. Но поскольку к территории кладбища раньше примыкал большой ругачёвский парк с полуразрушенной верандой танцев, со старой неисправной каруселью, то определили Любовь Серафимовну быть сторожихой и смотрительницей заброшенного парка одновременно. Пока суд да дело, руки не доходили до парка. Тут уж никому ее слезы не помешают и никого не удивят на кладбище. Да и в парке никому до ее слез дела не было! Да не ходил туда народ. Разве что уж совсем отвязная пьянь забредала в те бурьяны-чертополохи. Так Любовь Серафимовна сама их побаивалась и сторонилась. И с наступлением сумерек туда не ходила. Тем более, ладно бы старухой выглядела по своим годам. А до старухи кому какой интерес? Так нет же! Стали замечать у нас в Ругачёво, что слёзы эти не иссушали, не старили Любовь Серафимовну, а точно смывали с лица ее годики, что тикают секундами-деньками, а прочь улетают прожитыми годами. Как чудодейственное умывание! Конечно, руки – крюки с годами стали, это да! Сутулая, седая, походка не та с годами стала, как и у всех ее ровесниц. Но лицо у Любаши – молодое, как до той похоронки о гибели Александра Сударикова. Особенно это видно, когда она с ровесницами вместе рядом оказывается. Глаза её синие, румянец играет на щеках, ни морщинки на лице Любаши, хоть она для всех уж Любовь Серафимовна! Старая девушка, да и только!

А парк тот, за которым присматривала Любонька, был сердцу её мил и памятен. Там раньше, до войны, веранда танцев была. Там они с Сашенькой Судариковым танцевали, когда под патефон, а в большие праздники из военного городка присылали духовой оркестр. Хорошо играли. Вальсы, польку и гопак… Особенно запомнился предвоенный Первомай! Вот тогда, в тот майский день, и решили они с Александром Ивановичем вместе быть Судариковыми.

Ту веранду танцев разобрали в войну на дрова. Не уцелела, а карусель, на удивление, сохранилась. Правда, спустя столько лет она была мало похожа на ту, прежнюю: разноцветную, веселую, с расписными сиденьями в виде резвых скакунов. А кони-сиденья были раскрашены в разные цвета, как и крыша, как тюбетейка – разноцветными клиньями Любила она подходить к той карусели и вспоминать, вспоминать… Как кружились они на этой карусели вдвоем! Они с Сашенькой, молодые, смеющиеся Судариковы! Как уносила их, Судариковых, веселая майская карусель! Обходила Любовь Серафимовна карусель несколько раз по кругу, пока голова не закружится. И всё не отрывая ладони, словно поглаживая каждое сиденье вытянутой рукой по ржавчине старого, замершего железа. Облупленного, почти совсем утратившего покраску. И вдруг вот что надумала:

– А что? Наши кладбищенские гробокопатели – ребята молодые, веселые. Им бутылку поставить, так они и починят старые-то карусели!

Вот так и договорилась Любовь Серафимовна с ними о починке карусели. И удачно – «пустовки» выпали на кладбище. Как заговоренное кладбище целый месяц стояло, никто не умирал в наших местах, видно, оттого, что весна выдалась теплая, хорошая, не болел народ и не умирал. А стало быть, и работы на кладбище никакой не было.

И ребята-гробокопатели скучали, без дела слонялись, без приработка «от благодарных родственников». Так что удачно совпало. И поэтому через неделю со скрипом, но закрутилась-завертелась старая карусель в заброшенном парке. Покрасили коней карусельных списанной кладбищенской серебрянкой, остатками зеленой для забора краски и ярко-красной, оставшейся от советских времен. За инициативу Любовь Серафимовну поощрили – премией. От неё она «отстегнула благодарность» ребятам кладбищенским. Ну, уж они на радостях разгуделись. Подружек своих позвали. Катать их на починенной карусели стали. И пикник устроили шумный, веселый, с песнями и танцами под магнитофон.

Всем сердцем радовалась Любовь Серафимовна, что вернулась жизнь в парк ее молодости! Теперь, когда народ повалил по вечерам прогуливаться, и ей не страшно там вечерами. Туда и дворников наняли, и озеленителей нагнали. Появились клумбы, запестрели разноцветьем. Словом – подняли парк! И закипела в нём жизнь, как в довоенные времена ее молодости. Поэтому из уважения Любовь Серафимовну приставили билетершей и смотрительницей к той карусели. А она-то рада была! День-деньской в любимом парке. И скрип карусели её для Любови Серафимовны что музыка!

И потому собрала Любовь Серафимовна 9 Мая подружек своих, одногодок-бобылок, как и она, вдовиц, чтобы в парке на той карусели покататься – молодость вспомнить. Пригласила всех, кто еще ходил. Собрались старушки принаряженные, платочки цветастые на плечики накинуты, даже губы подкрасили. И Любовь Серафимовна то платье надела, в котором в сельсовете их Судариковыми в мае 1941 года они с Сашенькой Судариковым зарегистрировались: красное в белый горошек.

Сначала старушки смущались, хотели переждать, пока молод ежь из парка разойдется. Молод ежи ведь совсем другая скорость на карусели нужна! Им – чтоб с ветерком да с визгом. А старушкам – тихонько нужно, чтобы, закрыв глаза, вспоминать те деньки, когда с милыми своими катались тоже с ветерком. Так что пришлось припоздниться дотемна, благо, что вечер тот был полнолуния. Как увидели старушки, что расходится народ, чинно расселись по подвесным сиденьям карусели. Вроде как оседлали своих коней. И включила Любовь Серафимовна карусель, и закрутились они, как когда-то. Да только увидела вдруг Любовь Серафимовна, что каждая из ее подружек не одна сидит, а милуется с погибшим своим солдатиком, не вернувшимся с войны. Так крутится-поскрипывает в майской ночи карусель. А на каждом сиденье-коне с поднятыми вверх передними копытами – старушка с молоденьким новобранцем обнимается и надышаться радостью этой встречи не может. Вот и свиделись они с не вернувшимися с войны мужьями, женихами.

И как такую карусель остановить?! Как счастье такое нарушить?!

Понятно, что рука не поднимется! И потому терпеливо крутила и молча запускала Любовь Серафимовна карусель до самого рассвета. Только одна из ее одноклассниц, Клавдия Алексеевна, та, что уборщицей в милиции работала, хоть и не могла оторваться от жениха своего, боялась, а ну, как растает дымкой любимый, и исчезнет счастье её, – но все же крикнула другим подружкам:

– Да что же это мы, подруженьки?! Радуемся своим милым, а Любаша-то карусель крутит. А со своим Судариковым не свидится? Надо бы и нам Любаше нашей подсобить!

– Да! Давайте и Любаше дадим покататься! Может, и она с мужем, как и мы, повидается?!

Стали прощаться с любимыми Любонькины подружки. А Любовь Серафимовна стала чуть замедлять движение карусели. Как замедлилось движение – растаяли как туман солдатики. Одни сидят на карусельных конях старушки, слезы утирают. Слезли подружки с каруселей. Любовь Серафимовна подружке своей Клавдии показала, где включать, как выключать карусель. Ведь Клавдия всегда серьезная была и сообразительная. Залезла и Любовь Серафимовна на карусель свою. И уж всматривается, не появился ли ее милый друг Сашенька. Но нет его… нет… и нет!

– Запусти-ка, Клавдия, пошибче! – крикнула она подружке.

Клавдия прибавила скорость. И тут все ахнули!!! Появился прямо из ниоткуда и ее солдатик – Шурка Судариков! Сидит рядышком с нею, молодой новобранец. Кланяется каждой старушке – ведь они одноклассницы его. Обнялись они с Любашей нежно и ласково. Тут Любовь Серафимовна крикнула подружкам:

– Давай! Клава! Пошибче запускай!

И Клавдия Алексеевна еще прибавила скорости. Что тут сделалось!!! Взлетела, точно ввинтилась в предрассветное небо карусель. И полетела ввысь.

Услышали подруженьки откуда-то с высоты радостный голос Любаши:

– Прощайте, подруженьки! Спасибо, милые! Не поминайте лихом!

И, сколько ни всматривались, сколько ни вслушивались старушки, а никакого падения не было. Так и не вернулась на землю Любаша. Исчезла, улетела вместе со своей каруселью!

В милиции сразу дело завели. Тело искали, но все безрезультатно. А в милиции как: «нет тела – нет дела!» И дело закрыли.

Работающая уборщицей в местном отделении милиции, ее подруга Клавдия Алексеевна после случившегося забрала из её опустевшего дома, чтоб не пропали, фиалки. И тут стали вроде как «приветы» от нашей Любови Серафимовны приходить. Клавдия все фиалки, а много их осталось, расставила по кабинетам в милиции, где работала. Она же уборщица! В каждый кабинет спокойно заходит! И в каждый кабинет, что к начальнику, что к следователям, по горшочку фиалок Любови Серафимовны поставила. И они, как и при жизни Любови Серафимовны, всегда в росинках на лепестках были, как в блестках. И стали все в милиции замечать диковинку! Что-то невероятное творилось с фиалками Любови Серафимовны! Всякий раз, когда вели в милиции следствие или допрос в тех кабинетах, где Клавдия Алексеевна Любашины фиалки на подоконники поставила – начинались чудеса. Как только соврет кто-нибудь из задержанных или подозреваемых, или кто-то скрывает от следствия правду, – что-то такое с фиалками делается, что и вообразить невозможно! Они начинали «плакать» от неправды. Да так, что подоконник весь заливало! И лужи по полу растекались. Вот как помогали Любашины слезы, то есть фиалки. В наших местах про плачущие в милиции от неправды фиалки-все знают. Но, понятно, что в газетах не писали об этом. А как напишешь: что «улучшились показатели по раскрываемости преступлений в нашем районе благодаря плачущим фиалкам старушки, улетевшей на каруселях в небеса»? Понятное дело, что тут – своя политкорректность нужна!