Небеса в смятении - Славой Жижек

• Вакцины дают надежду, но нам не следует рассчитывать, что они волшебным образом решат все наши проблемы и восстановят прежнюю нормальность, даже если не учитывать перспективу других эпидемий и экологических катастроф. А распределение вакцин станет нашим главным этическим испытанием: сохранится ли принцип всеобщего распределения или ему помешают оппортунистические компромиссы?

• Модель, которой следуют многие страны, – модель компромисса между поддержанием экономики и борьбой с пандемией, позволяющая последней поднимать голову снова и снова (в Европе Австрия и Швейцария теперь хотят вновь открыть горнолыжные курорты и т. д.), – все нагляднее демонстрирует свои пределы. Единственное, что, видимо, действительно работает, это строгий карантин. Последним примером является штат Виктория в Австралии, где в августе 2020 года было зарегистрировано 700 новых случаев заболевания в день, но сейчас «прошло уже 30 дней без новых случаев заражения вирусом, что является завидным рекордом для США, а многие европейские страны продолжают страдать от роста числа заражений и вынуждены возобновлять карантин»77.

• Что касается психического здоровья, то теперь, оглядываясь назад, мы можем сказать, что поведение большинства людей на пике первой волны было в основном здоровой и нормальной реакцией на угрозу. Люди думали о том, как избежать заражения, и казалось, что у большинства из них просто нет времени на проблемы с психическим здоровьем. Хотя сегодня об этих проблемах много говорят, преобладающее отношение людей к пандемии характеризуется странным сочетанием разрозненных элементов. Несмотря на растущее число случаев заражения, в большинстве стран пандемию не воспринимают всерьез; преобладает позиция «жизнь продолжается», при которой может показаться, что мы каким-то образом научились жить с вирусом, и это отражается в заявлениях о том, что люди «устали от ковида». В Западной Европе многие сейчас беспокоятся о том, смогут ли они отпраздновать Рождество и пройтись по магазинам или отправиться на привычные зимние каникулы.

Однако эта позиция «жизнь продолжается» сигнализирует о чем-то совершенно противоположном моменту расслабления, когда худшее уже позади. Она неразрывно связана с отчаянием, нарушениями предписаний властей и протестами против них. Поскольку власти и мейнстримные медиа не предложили четкой перспективы, наблюдается нечто более глубокое, чем страх: мы перешли от страха к депрессии. Мы испытываем страх, когда существует явная угроза, и разочарование, когда вновь и вновь возникают препятствия, мешающие нам достичь цели, но депрессия сигнализирует об исчезновении самого желания.

Такое чувство дезориентации вызывается тем, что четкий порядок причинности кажется нам нарушенным. Например, в Европе по до сих пор неясным причинам число случаев заражения сейчас снижается во Франции и растет в Германии. Никто точно не знает почему, но страны, пару месяцев назад считавшиеся образцовыми примерами борьбы с пандемией, теперь страдают особенно сильно. Ученые перебирают различные гипотезы, а сама эта разобщенность усиливает чувство смятения и усугубляет кризисы психического здоровья.

Еще больше чувство дезориентации усиливается тем, что пандемия действует на множестве уровней. Ведущий немецкий вирусолог Кристиан Дростен отметил, что пандемия – не просто научное или медицинское явление, а природная катастрофа78, и следует добавить, что это также социальное, экономическое и идеологическое явление: его фактическое воздействие явно сочетает в себе все эти уровни. Например, CNN сообщает, что «в Японии в ноябре от самоубийств умерло больше людей, чем от ковида за весь 2020 год. И больше всего жертв среди женщин»79. Однако, учитывая, что большинство этих людей покончили с собой из-за тяжелого положения, в которое их поставила пандемия, их смерти можно считать сопутствующим ущербом. Связь между пандемией и экономикой очевидна на западных Балканах, где больницы переполнены. Как сказал один боснийский врач: «Мы можем работать за троих, но не за пятерых»80. Невозможно осознать этот кризис без учета «кризиса утечки мозгов, когда многообещающие молодые врачи и медсестры уезжают в поисках лучшей заработной платы и обучения за границей». Катастрофические последствия пандемии здесь явно усугубляются эмиграцией рабочей силы.

Поэтому мы можем с уверенностью заключить, что если пандемия COVID-19 действительно будет протекать тремя волнами, то характер каждой волны будет разным. В первой волне наше внимание, по понятным причинам, было сосредоточено на собственном физическом здоровье, на предотвращении бесконтрольного распространения вируса, поэтому большинство стран приняли карантин и меры социального дистанцирования. Хотя во время второй волны число инфицированных намного выше, страх перед долгосрочными экономическими последствиями все же является преобладающим фактором. И если внедрение вакцин не предотвратит третью волну, то можно с уверенностью утверждать, что наше внимание будет сосредоточено на собственном психическом здоровье, на губительных психических последствиях исчезновения нормальной социальной жизни.

Главный выбор, перед которым мы стоим, таков: должны ли мы стремиться к возвращению (прежней) нормальности или же мы должны признать, что пандемия является одним из признаков начала новой «постчеловеческой» эры («постчеловеческой» в смысле нашего основного представления о том, что значит быть человеком)? Очевидно, что это не просто выбор, касающийся нашей психической жизни, но и в некотором смысле «онтологический» выбор, касающийся всего нашего отношения к тому, что мы воспринимаем как реальность.

Конфликты между различными способами борьбы с пандемией – это не конфликты между различными медицинскими мнениями, а серьезные экзистенциальные конфликты. Вот как Бренден Дилли, техасец и ведущий ток-шоу, объяснил, почему он не носит маску: «Лучше быть мертвым, чем придурком. Да, я говорю буквально. Я лучше умру, чем буду выглядеть идиотом прямо сейчас». Дилли отказывается носить маску, поскольку, по его мнению, ношение маски унижает человеческое достоинство на самом базовом уровне. Таким образом, на кону наше фундаментальное отношение к человеческой жизни. Являемся ли мы, как Дилли, либертарианцами, отвергающими все, что посягает на наши индивидуальные свободы? Или мы утилитаристы, готовые пожертвовать тысячами жизней ради экономического благополучия большинства? Или авторитаристы, убежденные, что только строгий государственный контроль и регулирование могут спасти нас? А может быть, мы спиритуалисты «новой эры», считающие пандемию предупреждением от Природы, наказанием за эксплуатацию природных ресурсов? Полагаем ли мы, что Бог просто испытывает нас и в конечном итоге поможет нам найти выход? Каждая из этих позиций опирается на конкретное представление о том, что такое люди, раскрывая ту степень, в которой все мы, в некотором смысле, являемся философами.

По мнению Джорджо Агамбена, если мы принимаем правительственные меры по борьбе с пандемией, мы тем самым отказываемся от открытого социального пространства как основы нашего человеческого бытия и превращаемся в изолированные машины выживания, которые управляются наукой и техникой и служат государственной власти. Поэтому, даже если в доме пожар, мы должны набраться мужества, чтобы продолжать жить обычной жизнью и в итоге умереть с достоинством: