Небеса в смятении - Славой Жижек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это, конечно, трамповская пропаганда, призванная дискредитировать Байдена и Харрис как марионеток анонимной корпоративной машинерии, контролирующей нашу жизнь, но в этом есть (более чем) доля правды. Победа Байдена означает продолжение в будущем «нормальности», существовавшей до Трампа, – вот почему его победу многие встретили таким вздохом облегчения. Однако эта «нормальность» означает верховенство анонимного глобального капитала – настоящего монстра среди нас. Я с юности помню стремление к «социализму с человеческим лицом» в отличие от «бюрократического» социализма советского типа. Байден сейчас обещает глобальный капитализм с человеческим лицом, но за этим лицом останется прежняя реальность. В образовании это «человеческое лицо» принимает форму одержимости «благополучием»: учащиеся должны жить в пузырях политкорректных правил, которые защищают их от ужасов внешней реальности. Образование больше не призвано оказывать отрезвляющее воздействие, позволяющее нам противостоять социальной реальности. И когда нам говорят, что эта безопасность предотвратит психические срывы, мы должны возразить прямо противоположным утверждением: такая ложная безопасность сделает нас уязвимыми для психических кризисов, когда нам в конце концов придется столкнуться с социальной реальностью. Этот акцент на «благополучии» просто рисует фальшивое «человеческое лицо» поверх нашей реальности вместо того, чтобы позволить нам изменить саму эту реальность. Байден – апофеоз благополучного президента.
Так почему же Байден все-таки лучше Трампа? Критики отмечают, что Байден тоже лжет и представляет большой капитал, только в более вежливой форме – но, к сожалению, эта форма имеет значение. Своей вульгаризацией публичных выступлений Трамп извратил этическую сущность нашей жизни, то, что Гегель называл Sitten [нравы] (в отличие от индивидуальной морали). Эта вульгаризация – всемирный процесс. Вот европейский пример: Силард Деметер, комиссар министерства культуры Венгрии и глава Литературного музея Петёфи в Будапеште, написал в своей статье в ноябре 2020 года, что «Европа – это газовая камера Джорджа Сороса. Ядовитый газ вытекает из капсулы мультикультурного открытого общества, что смертельно опасно для европейского образа жизни84». Далее Деметер назвал Сороса «либеральным фюрером», утверждая, что его «либерально-арийская армия обожествляет его больше, чем нацистская армия обожествляла Гитлера». Если бы Деметера попросили объясниться, он, вероятно, отмахнулся бы от этих заявлений как от риторического преувеличения; но это никоим образом не отменяет их ужасающего смысла. Сравнение Сороса и Гитлера глубоко антисемитское: оно ставит Сороса на один уровень с Гитлером, предполагая, что мультикультурное открытое общество, продвигаемое Соросом, не только так же опасно, как Холокост и арийский расизм, который к нему привел («либер-арийский»), но даже хуже и опаснее для «европейского образа жизни».
Так существует ли альтернатива этому кошмарному видению, кроме «человеческого лица» Байдена? Грета Тунберг недавно сформулировала три позитивных урока пандемии: «Можно относиться к кризису как к кризису, можно ставить здоровье людей выше экономических интересов и можно прислушиваться к науке»85. Да, но это лишь возможности. Можно также использовать кризис для маскировки других кризисов (например, из-за пандемии мы должны забыть о глобальном потеплении); можно использовать его, чтобы сделать богатых богаче, а бедных беднее (как это с беспрецедентной скоростью происходило в 2020 году); и, наконец, можно игнорировать или компартментализировать науку (люди, отказывающиеся от вакцинации, взрывной рост теорий заговора и т. д.). Скотт Гэллоуэй рисует более или менее точную картину наших коронавирусных времен:
Мы не любим говорить об этом вслух, но мне кажется, эта пандемия в значительной степени придумана для того, чтобы перевести 10 % богатейших людей в 1 % богатейших, а остальные 90 % – вниз… Мы как страна катимся к трем миллионам господ, которым служат 350 миллионов рабов. Мы решили защищать корпорации, а не людей. Капитализм буквально обрушится под собственным весом, если не восстановит свою эмпатическую опору… Мы решили, что капитализм означает любовь и сочувствие к корпорациям, а по отношению к индивидуумам – дарвинизм и жестокость86.
Так каков же выход по Гэллоуэю, как нам предотвратить коллапс общества? Его решение состоит в том, чтобы вернуть любовь в капитализм путем созидательного разрушения: позволить шатающимся бизнесам разориться, защищая тех, кто потеряет работу. Он объясняет: «Мы позволяем уволить людей, чтобы Apple смогла вывести Sun Microsystems из бизнеса, а затем берем это невероятное процветание и начинаем относиться к людям с большей эмпатией». Проблема, конечно, в том, кто эти таинственные «мы»? Как именно осуществляется перераспределение? Неужели мы просто увеличим налоги на победителей (в данном случае Apple), позволив им сохранять свое монопольное положение? Идея Гэллоуэя имеет некоторый диалектический оттенок: единственный способ уменьшить неравенство и бедность – дать рыночной конкуренции сделать свою жестокую работу (мы позволим уволить людей), а потом… что? Ожидаем ли мы, что сами рыночные механизмы создадут новые рабочие места? Или государство? Как реализуются на практике «любовь» и «эмпатия»? Или мы рассчитываем на эмпатию победителей и ожидаем, что все они будут вести себя как Гейтс и Баффет? Я нахожу это дополнение рыночных механизмов моралью, любовью и эмпатией крайне сомнительным. Вряд ли мы сможем взять лучшее от двух миров (рыночный эгоизм и моральную эмпатию); гораздо вероятнее, что мы получим худшее из обоих миров.
Человеческое лицо этого «лидерства с опорой на прозрачность, искренность и человечность» – Гейтс, Безос, Цукерберг – представители авторитарного корпоративного капитализма, изображающие из себя героев-гуманистов, нашу новую аристократию, которых наши медиа прославляют и цитируют, словно мудрых гуманистов. Гейтс жертвует миллиарды на благотворительность, но мы должны помнить, что он выступал против плана Элизабет Уоррен, предполагавшего небольшое повышение налогов. Он восхвалял Пикетти и однажды назвал себя чуть ли не социалистом, что (в очень специфическом, извращенном смысле), можно сказать, верно: его богатство происходит от приватизации того, что Маркс называл нашим «общим достоянием», нашим совместным социальным пространством, в котором мы перемещаемся и коммуницируем. Богатство Гейтса не имеет ничего общего с себестоимостью продуктов, продаваемых Microsoft (можно даже утверждать, что Microsoft платит своим работникам умственного труда относительно высокую зарплату); это не результат его успеха по производству хорошего программного обеспечения по более
