Кристальный грот - Мэри Стюарт

Внутрь вела сводчатая арка ворот, рядом с ней на железной скобе, на высоте поднятой руки взрослого человека, горел, разбрасывая огненные брызги и шипя мокрой смолой, факел. Во дворе пылали еще огни, но не было слышно ни движения, ни голосов. Ворота, разумеется, были накрепко заперты.

Я, конечно, и не рискнул бы воспользоваться этим путем, чтобы не вверять свою судьбу в руки привратника. Я начал огибать стену в надежде найти способ перебраться через нее. Третье окно принадлежало пекарне; доносившимся оттуда запахам было несколько часов, они утратили уже свою свежесть, но все равно заставили бы меня карабкаться на стену, не будь окно это просто щелью, в которую не смог бы протиснуться даже я.

Следующим было окно конюшни, и следующим тоже… Я ощущал запах лошадей в смеси с запахами других животных, доносился и сладкий дух сена. Затем дом, совсем без окон на обращенной вовне стене. Баня, то же самое. И снова я оказался у ворот.

Неожиданно звякнула цепь, и в нескольких шагах от меня, сразу за воротами, набатом прозвучал лай большого пса. Кажется, я отпрыгнул на целый шаг и распластался, вжавшись в стену, услышав звук открывшейся поблизости двери. Наступила пауза, во время которой собака рычала, а кто-то выглянувший прислушивался, потом мужской голос прикрикнул на пса и дверь захлопнулась. Пес поворчал еще немного, принюхиваясь к подворотне, затем потащил цепь назад в будку, и слышно было, как он снова устраивается на соломе.

Найти здесь убежище было совершенно невозможно. Какое-то время я стоял, пытаясь думать, прижавшись спиной к холодной стене, которая тем не менее казалась теплее ледяного воздуха. Теперь я так неистово дрожал от холода, что, казалось, дрожь пробирает меня до самых костей. Я был уверен, что поступил правильно, покинув корабль и не вверив себя милосердию военных, но теперь начал задаваться вопросом, не стоит ли постучать в ворота и попросить убежища.

Со мной как с бродягой обойдутся круто, но если я останусь здесь, то умру от холода еще до наступления утра.

И тут я заметил немного дальше, там, куда не доставал свет факела, черные контуры приземистого здания, должно быть, загона для скота или овчарни — до него было шагов двадцать. Оно стояло на углу поля, окаймленного низкой насыпью, по верху которой росли колючие кусты. Слышно было, как внутри перемещаются коровы. По крайней мере, там я мог отогреться их теплом, и у меня были еще остатки ячменного хлеба, если только мне удастся вонзить в него лязгавшие от холода зубы.

Я шагнул от стены, мог бы поклясться, без единого звука, когда проклятый пес с громом и грохотом выскочил из будки и снова поднял лай. На этот раз дверь дома отворилась без промедления, и я услышал, как кто-то вышел во двор. Человек направился к воротам. Донесся лязг металла — он приготовил какое-то оружие. Я уже повернулся, чтобы бежать, как вдруг услышал чисто и отчетливо в морозном воздухе то, что раньше меня услышал пес. Приближавшийся звук копыт несущегося галопом коня.

Быстрый, как тень, я перебежал через открытое пространство к загону.

Рядом с ним выемка в насыпи образовала вход, закрытый теперь засохшим колючим кустом. Я продрался сквозь это заграждение, затем заполз как можно тише, чтобы не беспокоить животных, в дверь загона, стараясь не попасться на глаза тому, кто мог сейчас оказаться у ворот дома.

Коровник представлял собой маленькое, грубо построенное убежище со стенами немногим выше человеческого роста, крытое соломой и набитое животными. Там находились, кажется, большей частью молодые бычки, их было слишком много, чтобы они могли лежать, но им хватало исходившего друг от друга тепла и какого-то сухого корма для жевания. Массивная доска поперек дверного проема служила барьером и не давала им выйти. За ним в свете звезд простиралось пустое поле, серое от изморози, с невысокими насыпями, по верху которых росли те же согбенные и покалеченные ветрами колючие кусты. В центре поля находился один из тех стоячих камней.

За воротами послышался голос человека, успокаивавшего собаку.

Звук копыт нарастал, молотом стуча по железу тропы, и затем как-то вдруг всадник оказался здесь, вырвавшись из мрака и подняв на дыбы коня со скрежетом металла о камень, разлетающимся из-под копыт гравием и мерзлым дерном; глухой топот конских копыт стих как раз напротив деревянных ворот. Человек за воротами прокричал какой-то вопрос, и всадник ответил ему, уже соскакивая из седла на землю:

— Конечно, я. Будь добр, открой.

Заскрипела, открываясь, дверь, и до меня донесся разговор двух мужчин, но разобрать удавалось только отдельные слова. Судя по тому, как заметались тени, привратник (или тот, кто подошел к воротам) вынул факел из гнезда. Более того, свет приближался, а с ним и те оба, ведя под уздцы коня.

До меня донеслись нетерпеливые слова всадника:

— А, да, годится, здесь будет хорошо. Если дойдет до этого, мне не помешает убраться отсюда побыстрее. Корм там есть?

— Да, господин. Я выгоню оттуда молодняк, чтобы освободить место для коня.

— Значит, там сейчас битком набито?

Голос молодой, чистый, немного хрипловатый, но причиной тому могло быть сочетание холода и надменности. Голос патриция, такой же беззаботный, как и его искусство верховой езды, позволившее поднять коня на дыбы на всем скаку прямо перед воротами.

— Да, немало, — отвечал привратник. — Осторожнее, господин, вот сюда, в этот проем. Если ты позволишь мне пройти с факелом вперед…

— Я все вижу, — раздраженно бросил молодой человек, — только не тычь своим факелом мне в лицо. Стой, ты.

Это уже споткнувшемуся о камень коню.

— Лучше бы ты разрешил мне пройти вперед, господин. Тут при входе колючий куст, чтобы молодняк не разбежался. Если ты минуточку подождешь, я отодвину его.

Я уже отполз от дверного проема за угол, где грубая стена сходилась с ограждением поля. Здесь был сложен в штабели дерн, лежала горка хвороста и сухого папоротника, служившего зимой, по моему предположению, подстилкой для скота. Я присел, скорчившись, за этой грудой.

Слышно было, как подняли и отодвинули колючий куст.

— Вот, господин, заводи его. Места тут немного, но уж если ты хочешь оставить его здесь…

— Я же сказал тебе, что годится. Поднимай доску и заводи его внутрь. Побыстрее, я опаздываю.

— Оставь его на мое попечение, я расседлаю его.

— Не нужно. Час-другой и так постоит. Ослабь только подпругу. Не помешает накрыть его моим плащом. О боги, как холодно… Сними-ка уздечку. Ну, я пошел…

Я услышал как он, звеня шпорами, широко зашагал прочь. Доска вновь встала на место, а за ней и колючий куст. Когда привратник поспешил вслед за приехавшим, до меня донеслось что-то вроде:

— И впусти меня через заднюю дверь, чтобы отец не увидел.

Большие ворота захлопнулись за ними. Загремела цепь, но пес не лаял. Слышны были шаги пересекавших двор людей, потом за ними закрылась со стуком дверь дома.

3

Даже рискни я появиться в свете факела и привлечь внимание пса, перебраться через насыпь позади и пробежать два десятка шагов до ворот, все равно нужды в этом уже не было, бог свое дело сделал, он послал мне тепло и, как выяснилось, еду.

Дождавшись, пока закроются ворота, я возвратился в загон и стал шепотом успокаивать коня, приближаясь к нему, чтобы снять с него плащ. Конь не очень вспотел — должно быть, промчался милю или около того от города, и в этом загоне среди сгрудившихся животных он никак не мог пострадать от холода; в любом случае, мне следовало подумать о себе и мне нужен был тот плащ. Это был плащ офицера, толстый, мягкий и добротный. Завладев им, я к своему восторгу обнаружил, что милорд оставил мне не только свой плащ, но и полную седельную сумку. Я привстал на цыпочки и запустил руку внутрь.

Кожаная фляга; я потряс ее. Она оказалась почти полной. Вино, разумеется; такой молодой человек никогда не стал бы возить с собой воду. Салфетка, а в ней сухари и изюм, а также несколько ломтиков сушеного мяса.

Коровы толкались, пускали слюни и грели меня своим жарким дыханием. Длинный плащ соскользнул, и угол его оказался запачканным грязью под копытами животных. Я подобрал его, прижал к себе флягу и еду и проскользнул под перегородкой. Куча хвороста в углу снаружи была чистой, но будь она даже навозной кучей, вряд ли я обратил бы на это внимание. Я зарылся в нее, завернулся поплотнее в мягкие шерстяные складки и неторопливо съел и выпил все ниспосланное мне богом.

Что бы ни случилось, мне нельзя было спать. К несчастью, тот молодой человек вряд ли задержится здесь дольше, чем на час-другой; но это, да плюс к тому съеденное даст мне возможность согреться и я смогу потом спокойно проспать до утра. Я мог услышать движение от дома к загону вовремя, чтобы проскользнуть назад в загон и возвратить плащ на место. Милорд вряд ли заметит, что его походный паек исчез из седельной сумки.