История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

В совершенно иных условиях находились дворы норманнских государей Южной Италии. Будучи рыцарями по рождению, эти странствующие искатели приключений владели своими прекрасными землями по праву завоевателей; они принудили мусульман бежать из Сицилии и навели ужас на греческого императора. Таким образом, неудивительно, что эти люди, предвидя возможность совершить новые подвиги и овладеть новыми землями, ответили на призыв священных труб ликованием и затем в лице бессмертных героев Танкреда и Боэмунда покрыли славой Первый Крестовый поход. Танкред, цвет рыцарства, стал под знамя своего родственника Боэмунда, когда последний снял осаду с Амальфи, чтобы идти на Иерусалим (1096 г.). Гюискару наследовал его младший сын Рожер, а не старший Брэмунд. Под предводительством Танкреда и Боэмунда соединились толпы итальянских крестоносцев; возможно, что среди них были так же римляне; но летописец, явившийся в своем поэтическом описании итальянского войска предшественником Тассо, не упоминает о римлянах.

Повод к участию итальянских норманнов в походе был дан направлением, по которому следовала армия крестоносцев из Западной Франции. Предводительствуемые Гуго Вермандуаским, братом французского короля, Робертом Фландрским, Робертом Нормандским, сыном Вильгельма Завоевателя, и Стефаном Шартрским и Блуаским, французские и английские норманны шли через Тоскану, Рим и Апулию в Бари, где они должны были сесть на корабли. В Лукке 6 октября крестоносцы настигли возвращавшегося в Рим папу; он дал им свое благословение и вручил принцу Гуго хоругвь св. Петра. Чтобы подчинить себе Рим и изгнать вибертистов из базилики Св. Петра, Урбан мог прибегнуть к содействию крестоносцев. Под свежим еще впечатлением разграбления, которому был подвергнут город при Гюискаре, римляне не могли, конечно, не чувствовать сильного трепета, ожидая появления французских и английских норманнов; но вид армии, которая двигалась в стройном порядке, предводительствуемая самыми знаменитыми государями Западной Европы, должен был подействовать на римлян успокоительно. Если бы летописцы уделили пребыванию крестоносцев в Риме больше внимания, мы, может быть, имели бы сведения о том, были ли подвергнуты осаде какие-либо из древних сооружений, занятых вибертистами. Рыцарей Франции и Англии не могло не поразить то обстоятельство, что им довелось на пути в Иерусалим в стенах священного Рима направить свои мечи против неистовствующих врагов папы и обагрить эти мечи кровью схизматиков, победить которых они не имели возможности. Ужас охватил их, когда они увидели турок в самих римлянах, что им, паломникам, получившим благословение и возносящим молитвы в базилике апостола, грозит у самого гроба его опасность со стороны христиан, помышляющих об убийстве. «Когда мы вошли в базилику, — пишет очевидец, — мы нашли в ней приверженцев безумного папы Виберта с обнаженными мечами в руках; возложенные нами на алтарь приношения эти люди захватили себе; когда мы, стоя на коленах, молились, они, взобравшись на балки, бросали на нас камни и готовы были убить каждого, кто только казался им сторонником Урбана». Фульхер рассказывает, что крестоносцы были приведены в ужас полной неурядицей, царившей в христианской столице, но тем не менее решили, что возмездие должно исходит от самого Бога, и одни по малодушию своему вернулись домой уже из Рима, а другие продолжали поход, следуя через Монте-Касино в Бари.

Таково было отношение г. Рима к крестовым походам; к яркой картине, набросанной Фульхером историку не приходится добавлять ничего больше. Для Урбана появление крестоносцев в Риме было, однако, не бесполезно; они принудили Виберта удалиться из города. Возможно, что при этом некоторые башни и крепости были подвергнуты осаде; папа, вступивший в Рим вслед за крестоносцами, мог, во всяком случае, провести Рождество в мире и тишине. Таким образом, Урбан оказался обладателем почти всего города; в руках вибертистов оставался только замок Ангела, так как крестоносцы не пожелали остаться в Риме для осады замка.

4. Отношение Генриха IV к Первому Крестовому походу. — Папа становится во главе общемирового движения. — Вельф V разводится с Матильдой. — Вельфы переходят в лагерь Генриха. — Генрих IV возвращается в Германию (1097 г.). — Конец его трагической борьбы. — Смерть Урбана II (1099 г.). — Смерть короля Конрада (1101 г.) Смерть Генриха IV (1106 г.)

Первый Крестовый поход обнаружил всю слабость имперской власти, оказавшейся не на высоте своей задачи. Не следовало ли императору как светскому верховному властителю христианского мира стать во главе великого движения и, развернув знамя христианской церкви, вести государей и народы на священную борьбу? В силу неблагоприятных условий и по вине Генриха IV этот многознаменательный момент был упущен имперской властью и с той поры уже не повторялся больше. На всем протяжении Средних веков мы не встречаем другой такой эпохи, как первые годы крестовых походов, когда духовный подъем в человечестве сказался с поразительной яркостью; религиозные влечения выступили тогда во всей своей силе, а папы имели наибольший успех и по преимуществу проявили свой гений. Взяв на себя разрешение задачи, лежавшей на имперской власти, папство низвело эту власть с всемирно-исторической высоты, которая ею была достигнута. Григорий VII ясно сознавал все значение борьбы Европы с Азией и потому стремился стать во главе движения; эту идею он передал своим преемникам, и Урбан как человек, одаренный проницательным умом, воспользовался ею. Дело не заключалось в том, чтобы именно папы взяли на себя предводительство в походах; мир управляется идеей, а идея исходила от пап. Поскольку инициатива крестовых походов принадлежала церкви, люди не могли сомневаться в том, что именно церковь объединяет народы. Соборами в Пьяченце и в Клермоне было положено начало новой всемирно-исторической эпохи. А между тем Генрих IV, поглощенный своими мрачными помыслами, скрылся в одном из замков Северной Италии и оставался безучастным зрителем этих соборов. Мы думаем, что в этом случае Генрих IV нравственно пал еще ниже, чем тогда, когда он явился в Каноссу кающимся паломником. Провозглашенная папой анафема была вместе с тем и как бы смертным приговором историческому существованию этого императора.

Мы уже говорили выше о поражении, которое потерпел Генрих вследствие восстания своего сына в Италии. Казалось, дело Генриха было окончательно проиграно; неменьшая опасность грозила так же положению его в Германии. Но судьба, игрушкой капризов которой он не переставал быть, неожиданно улыбнулась ему. Семейный раздор, — по-видимому, забытый среди широкого движения, вызвавшего крестовые походы, — является любопытным эпизодом в великой борьбе церкви с государством. Идеи направляют мир к достижению отдаленных целей; но ближайшие шаги, которые делает человечество, определяются непосредственными интересами; «священная жажда золота», действующая в людях с силой, более могучей, чем та, которой обладает самое идеальное религиозное стремление, должна всегда напоминать нам, что история наполовину слагается в зависимости от материальных условий. Брак Матильды и Вельфа по их собственному, вероятно, решению и в зависимости от политики Рима был чисто платоническим; графиня не искала ни мужа для себя, ни наследника своим владениям; ей нужен был человек, который держал бы в своих руках знамя борьбы с Генрхом и стремился бы к достижению поставленных ею целей. Но возмужав и имея за собой некоторые заслуги, юный Вельф не пожелал находиться в подчинении у своей жены и решил сам вступить в обладание ее землями. К такому требованию своего мужа Матильда отнеслась как к самонадеянной выходке юноши. Возникновение этого раздора, может быть, обнаружило обстоятельство, которое раньше было неизвестно обоим Вельфам, а именно то, что наследие маркграфини уже было принесено в дар церкви, что Матильда с этой целью выдала своему другу Григорию соответственный диплом. Хотя ближайшие причины несогласия между супругами остаются неизвестными, тем не менее можно предполагать, что этот дарственный акт был одной из таких причин. После собора в Пьяченце юный Вельф уже открыто развелся с Матильдой, и развод состоялся, вероятно, не без участия Урбана. Умный папа расторг фиктивный брак, когда он оказался более ненужным, и таким образом устранил претендента на владения Матильды. Еще не так давно перед всем светом королева изобличала своего мужа в самом возмутительном преступлении по отношению к ней; теперь владетельный князь, желая добиться развода и скрывая действительные причины этого желания, во всеуслышание доказывал, что его жена, знаменитая маркграфиня, не желает исполнять супружеского долга, что его брак с ней не больше как платонический союз. Старый Вельф поспешил в Италию; убедившись, что сын его обречен на жалкую роль фиктивного мужа и что надежды на получение наследства Матильды обмануты, он пришел в совершенное негодование и вместе с сыном перешел на сторону Генриха. Корыстолюбие Вельфов неожиданно оказалось более могучим двигателем, чем какое-либо религиозное и политическое соображение, и враг, отлученный от церкви, был немедленно признан за самого близкого друга. Тогда Генрих покинул свой замок и снова начал борьбу с Матильдой, а Вельфы поспешили в Германию и здесь, к общему изумлению, стали прилагать все старания к усилению имперской власти.