Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

В Ошмянах надеялся Мюрат составить арьергард из дивизии Луазона, заключавшей в себе при выступлении из Вильны 10 000 человек. Из них в три дня погибло от мороза 7000; остальные с великим трудом держали ружья. Два находившиеся с Луазоном Неаполитанские конные полка понесли еще большую убыль. Проходя парадом через Вильну, половина их замерзла, а по прошествии двух дней остальные умерли на дороге или были привезены назад в Вильну, с отзнобленными ногами, руками и лицами. Лютая стужа, отъезд Наполеона и неотступные напоры авангарда Дунайской армии и летучих отрядов произвели между Французами такое смятение, что от Ошмян бежали они до Вильны без арьергарда. Пленных взято в Ошмянах до 2000. «Гораздо более набирать бы их можно, – доносил Чичагов Кутузову, – все, которые только настигаются, падают во власть нашу, но, отделяя для препровождения их команды, авангард мог бы себя ослабить, для того неприятели остаются бродящими и безоружными. Пушек взято 61 и множество зарядных ящиков, с прочим обозом в превосходнейшем гораздо числе против прежних дней. Пленный адъютант Маршала Даву, де-Кастри, сказывал мне, что он имел поручение от Даву разведать о силе моей армии, их преследующей, и в ожидании своего арьергарда оставался в Ошмянах. Вместо того, с прибытием нашего авангарда, был он взят, не постигая даже до сих пор, куда их арьергард мог деваться»[608]. Князь Кутузов отвечал: «Одно быстрое преследование только может дать такую чувствительную поверхность над неприятелем, уже от 6 Октября бегущим и утомленным. Невзирая на сие, предлагаю вам продолжать ваше преследование»[609].

Чичагов усердно исполнял волю Фельдмаршала и не отставал от авангарда. Когда он 26-го подходил к Ошмянам, Князь Кутузов переехал из Радошкевичей в Молодечно, Граф Витгенштейн шел на Неставишки, Тормасов с главной армией к Ракову, Милорадович был между Воложином и Вишневом. 27 Ноября неприятели бежали чрез Медники к Вильне. Дорога становилась гористее; на всех возвышениях и пригорках стояли покинутые ящики, фуры, экипажи, пушки; от Ошмян до Медников насчитали 16, а от Медников до Вильны 31 брошенных орудий. Везде валялись умиравшие, замерзлые неприятели и обнаженные их трупы. Колеса нашей артиллерии можжили члены их и черепа, вдавливали и втаптывали кости их в снег. Во многих местах тела были навалены одно на другое в различных положениях, с теми искривленными лицами, какие были у людей, замерзавших в борьбе с смертью. Иной сидел оскалив зубы, другой стоял с сжатым, грозящим кулаком, третий с распростертыми руками глядел вытаращив глаза; кто лежал на спине, поднявши ноги, кто стоял на голове вверх ногами. 27 Ноября Чаплиц миновал Медники и приближался к Вильне, так поспешно, как только позволяло изнурение отряда. Артиллерийские лошади его едва передвигали ноги. Они похожи были на англизированных, потому что от голода отъедали одна у другой хвосты. Под пушками оставались по две лошади, под зарядными ящиками по одной. Левее Чаплица шел Граф Платов на Рудомин, для атаки Вильны с Слонимской дороги, если бы неприятель вознамерился держаться в Вильне; в противном случае Атаман хотел выступить к Понарам, на Ковенскую дорогу. Впереди Графа Платова были Кайсаров и Сеславин. Князь Кутузов переехал в Сморгоны. Главная армия и Милорадович шли без дневок. Граф Витгенштейн прибыл в Неставишки; отряды его были в Неменчине, откуда пошли партии вправо, для открытия Макдональда.

Теснимые с тыла и флангов, Французы торопились в Вильну, где, как за месяц перед тем в Смоленске, надеялись встретить свежие войска, найти убежище, пищу, конец своих страданий. Мюрат опередил толпы и приехал в Вильну поутру 27 Ноября. Маре тотчас поспешил к нему и объявил повеление Наполеона держаться в Вильне, но нашел Мюрата в совершенном расстройстве духа, неспособным ни мыслить, ни действовать[610]. Выслушав повеление Наполеона, он вскричал: «Нет! я не останусь в этом котле на жертву Русским!» Через полчаса явился к нему Начальник Главного Штаба армии, Бертье, за приказаниями. «Вы лучше меня знаете, что надобно делать, – отвечал Мюрат, – распоряжайтесь сами». – «Не я командую армией, – возразил Бертье, – прошу повелений; я разошлю их». Спор продолжался долго. Мюрат не отдавал приказаний, а Бертье, привыкший быть только беспрекословным исполнителем воли Наполеона, не хотел брать на себя ответственности и без разрешения Мюрата приступать к каким-либо распоряжениям. Свидетель забавного явления, происходившого между Главнокомандующим и первым его помощником, Маре увидел, что погибель армии безвозвратна и в России делать ему более нечего. Он откланялся Мюрату и поехал в Варшаву, куда накануне отправился дипломатический корпус, так поспешно, что несколько дипломатов, не зная, какие предосторожности должно принимать, пускаясь в дорогу в зимнее время, отморозили себе члены. Посланник Северо-Американских Штатов, не достигнув Варшавы, умер от мороза. Неаполитанский посланник Бранчиа не успел выехать из Вильны и был взят в плен. Часа через два Мюрат выспался, собрался с рассудком и решился держаться в Вильне как можно долее.

Пока принимали меры для защиты города и посылали вооруженных к заставам, толпы безоружных валили в Вильну. Жители, еще накануне убежденные лживыми обнародованиями Маре в существовании Великой Армии, с изумлением смотрели на изуродованных страшилищ, все более и более наполнявших собою улицы. Сперва дома и лавки были открыты, но вскоре их заперли, опасаясь грабежа. Начальство хотело учредить правильную раздачу хлеба и вина, из запасов, находившихся в Вильне. Боясь подвергнуться ответственности, комиссионеры не выдавали продовольствия толпам, которые не могли представить прав на получение провианта, ни выдать потом квитанций в удовлетворении. Голодные падали перед дверями магазинов, не получив куска хлеба, чем могли спасти или продлить жизнь. В других местах города мучные и винные магазины были разбиты, разграблены и опустошены доведенными до отчаяния солдатами. Многие, опьянев, падали на улицах и издыхали. Больные, пришедшие в госпитали, нашли, что они набиты не только умиравшими, но даже мертвыми; трупы гнили на лестницах, в коридорах, в самых покоях, где лежали страдальцы, других пережившие.

Посреди такого безначалия раздались у заставы пушечные выстрелы Сеславина. Он подошел к Вильне, атаковал задние Французские войска и рассеял их картечами. Остатки неприятельской кавалерии хотели удержать его; Сеславин разогнал кавалерию, ворвался в город, взял 6 орудий и штандарт, но, встреченный пехотой, был принужден вывести своих гусар назад из улиц. Французы засели в дома и, производя из них ружейную пальбу, останавливали дальнейшие нападения конного отряда Сеславина, к которому между тем присоединился Ланской. Потом подоспел Чаплиц и поставил пикеты под самым городом. В то время Граф Платов продолжал движение чрез Рудомин к Ковенской дороге, намереваясь отрезать неприятелям отступление из Вильны. В подкрепление авангарда Чичагов послал корпус Воинова, но Князь Кутузов приказал ему не напирать сильно на Вильну, в избежание большой потери людей. «Я полагаю, – писал он Чичагову, – что дороги Ковенская и Лидская заняты отрядами вашими, а Вилькомирская отрядами Графа Витгенштейна, чем совершенно пресечется неприятелю выход из города». На случай, если бы Французы упорствовали в защите Вильны, Князь Кутузов велел Милорадовичу прибыть усиленными маршами к Рудомину. Но как вероятнее было, что Французы очистят Вильну, то Фельдмаршал приказал Чичагову и Графу Платову: 1) при занятии Вильны не причинять ни малейшей обиды обывателям, дав им залоги и расставя на первое время конные караулы; 2) не останавливаться в Вильне и продолжать действия на поражение неприятеля.