Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Посреди такого безначалия раздались у заставы пушечные выстрелы Сеславина. Он подошел к Вильне, атаковал задние Французские войска и рассеял их картечами. Остатки неприятельской кавалерии хотели удержать его; Сеславин разогнал кавалерию, ворвался в город, взял 6 орудий и штандарт, но, встреченный пехотой, был принужден вывести своих гусар назад из улиц. Французы засели в дома и, производя из них ружейную пальбу, останавливали дальнейшие нападения конного отряда Сеславина, к которому между тем присоединился Ланской. Потом подоспел Чаплиц и поставил пикеты под самым городом. В то время Граф Платов продолжал движение чрез Рудомин к Ковенской дороге, намереваясь отрезать неприятелям отступление из Вильны. В подкрепление авангарда Чичагов послал корпус Воинова, но Князь Кутузов приказал ему не напирать сильно на Вильну, в избежание большой потери людей. «Я полагаю, – писал он Чичагову, – что дороги Ковенская и Лидская заняты отрядами вашими, а Вилькомирская отрядами Графа Витгенштейна, чем совершенно пресечется неприятелю выход из города». На случай, если бы Французы упорствовали в защите Вильны, Князь Кутузов велел Милорадовичу прибыть усиленными маршами к Рудомину. Но как вероятнее было, что Французы очистят Вильну, то Фельдмаршал приказал Чичагову и Графу Платову: 1) при занятии Вильны не причинять ни малейшей обиды обывателям, дав им залоги и расставя на первое время конные караулы; 2) не останавливаться в Вильне и продолжать действия на поражение неприятеля.

При первых выстрелах Сеславина у Остробрамской заставы Мюрат переселился с главным штабом в кофейный дом на Погулянке. Здесь, узнав о движении Русских на Ковенскую дорогу, он опять впал в уныние, отложил принятое намерение защищаться в Вильне и помышлял единственно о скорейшем отступлении. Вокруг кофейного дома расположилась пешая гвардия Наполеона, состоявшая только из 700 человек[611]. Нею поручен был арьергард, составленный из остатков корпуса Вреде, дивизии Луазона и разных сборных команд, едва могших держать ружья. В какой степени гибли неприятели, видно из донесений Нея о состоянии дивизии Луазона. При выступлении ее из Вильны в Ошмяны, 23 Ноября, считалось в ней 10 000 человек; через три дня осталось 3000, а в ночь с 27-го на 28-е, когда она назначена в арьергард, было под ружьем только 400 человек; прочие замерзли, отзнобили ноги и разбрелись. Решившись отступать, Мюрат не отваживался пускаться в путь без сопровождения гвардии, но как ей нужно было подкрепить себя хоть несколькими часами отдыха, то он остался до раннего утра на Погулянке, намереваясь потом без остановок добраться до Ковно. Ночью послал он к Нею повеление держаться в Вильне, пока не вывезет из нее артиллерии, комиссариатских запасов и особенно денежной казны, состоявшей из 10 миллионов франков, под которую велено было впрягать артиллерийских лошадей, а также пока не сожгут ружей, зарядных ящиков и прочего, чего нельзя будет спасти. «В настоящем положении, – сказано в предписании Нею, – Неаполитанский Король желает одного: идти, как можно скорее, в Ковно. Он предоставляет вам располагать по произволу маршами, как найдете за лучшее в нашем горестном положении, когда жестокий холод уничтожил вконец армию. Надобно жечь все, чего вы не успеете взять с собою». В ту же ночь Бертье писал Князю Шварценбергу, Ренье и Макдональду, что, вероятно, главная армия отступит за Неман на зимние квартиры, вследствие чего Князю Шварценбергу назначалось идти к Белостоку, для прикрытия Варшавского Герцогства, а Макдональду на Тильзит, для соединения с армией.

Обоим приказано было производить движения как можно медленнее, и повеления объявлены были Маршалом Бертье от имени Наполеона, об отъезде коего он не извещал отдельных корпусных командиров, а потому они были уверены, что Наполеон находился в Вильне и не могли знать о несуществовании армии.

28-го, в 4 часа утра, выехал Мюрат из Погулянки в карете, с Бертье; за ними, окутанные до ушей, следовали Даву, Вице-Король, Мортье, Лефевр и Бессьер, гвардия и безоружные толпы, частью выступившие в путь ранее бывших корпусных начальников своих. Тогда же, завалив чем можно было городские ворота, Ней выходил из Вильны с арьергардом, не ожидая, как ему было приказано, вывоза из города или истребления всего неприятельского казенного имущества, потому что за час или два промедления Ней мог заплатить пленом всего арьергарда. По сторонам арьергарда, впереди и сзади, брели безоружные. Когда начало светать, появился отряд Графа Орлова-Денисова у Ковенской дороги, между Вильной и Понарской горой, два раза ходил в атаку и взял в плен более 1000 человек. Во время дела пришел Граф Платов и послал к проходившим по дороге неприятелям требовать сдачи, получил отказ и атаковал Французов с разных сторон. Колонны и толпы их были разорваны надвое; сопротивлявшиеся изрублены, другие полонены, причем взято 2 знамени и 2 штандарта. Потом сзади и с обеих сторон дороги преследовали неприятеля картечами и казаками. У подошвы Понарской горы Ней успел поставить в боевой порядок пять кучек, в виде колонн, человек по 400 в каждой, и остановил на некоторое время преследование, между тем пока неприятели боролись с новыми трудностями на Понарской горе. При обыкновенном и правильном отступлении можно на этой горе занять выгодную позицию и удерживать преследующего неприятеля, но в бегстве Французов из России, когда исчезла всякая тень порядка, Понарская гора сделалась для них камнем преткновения. Мюрат и шедшие в голове Французы достигли до нее в 5 часов утра, прежде рассвета и начала атаки Графа Орлова-Денисова. Лошади не могли взбираться на скользкую возвышенность, выбивались из сил и падали целыми упряжами на льдистой крутизне. Обозы стеснились до того, что, вылезши из карет и саней, Мюрат и маршалы должны были пешком прокладывать себе путь вправо и влево с дороги, по лесу, и несколько раз проваливались в снег. Они велели жечь обозы, желая очистить путь для денежной казны, и выбирали из повозок золото и столовые серебряные приборы Наполеона, навьючивая их на верховых и упряжных лошадей.

Успели спасти все лично Наполеону принадлежавшие вещи, но казны малую часть, другую же, большую, принуждены были бросить, потому что сзади начали раздаваться пушечные выстрелы и на обозы напирали уже толпы, преследуемые казаками. Мюрат и Маршалы ускакали вперед; за ними поспешил арьергард Нея и очистил дорогу Донцам. Во время прохождения Нея по горе, уставленной обозами, вокруг коих продолжался грабеж, посыпались деньги из одной опрокинутой фуры. Безоружные толпы и часть арьергарда, увидя, чем были нагружены фуры, не помышляли более о близком преследовании казаков; корысть взяла верх над неминуемой опасностью умереть под дротиками Донцов или быть взятыми в плен. Французы бросались на повозки с казною, ломали их, хватали золото, кто сколько мог, и пускались бежать. На эту свалку примчались казаки и при виде дорогой добычи остановились и начали обирать ее, вместе с неприятелем. У Понарской горы покинули Французы остальные обозы свои и 28 орудий с зарядными ящиками. «На ней, – говорит Французский писатель, очевидец происшествия, – лишились мы денег, чести, остатка подчиненности и силы; словом: потеряли все»[612].