Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Тетушка Вэнь удалилась в дальние покои и поторопила, чтобы купили на два цяня вина, на один цянь сладостей, а также свинины с бараниной и говядины. Закуски разложили на большие блюда и подали пришельцам.

Пока в гостиной шел пир горой, Ван Третий облачился в темный халат, повязал повязку студента и написал прошение. Тетушка Вэнь потихоньку провела его через задние ворота, и они пешком направились прямо к Симэню. Ван Третий на всякий случай укрыл лицо пылезащитной маской. Когда они остановились у парадных ворот, тетушку Вэнь сразу узнал привратник Пинъань.

– Батюшка только что направились в залу, – сказал он. – В чем дело, мамаша? Сваха протянула ему визитную карточку.

– Будь добр, братец, доложи, – попросила она и, обратившись к Вану, попросила два цяня серебра, которые тотчас же протянула Пинъаню. Привратник только тогда согласился доложить хозяину.

Симэнь взял визитную карточку. На ней значилось: «По-родственному преданный Ван Цай коленопреклоненно бьет челом». Хозяин велел позвать сначала тетушку Вэнь и, расспросив в чем дело, распорядился открыть двери большой залы. Слуги поспешно отдернули тяжелые зимние занавеси и ввели Вана Третьего.

На Симэне, вставшем ему навстречу, была парадная чиновничья шапка и домашнее платье.

– Что ж ты мне раньше не сказала, мамаша? – деланно воскликнул, обращаясь к свахе, Симэнь, когда увидел вошедшего в парадном облачении. – У меня такой затрапезный вид. Симэнь послал, было, слугу за халатом, но Ван удержал его.

– Зачем это, досточтимый дядюшка? – говорил Ван. – Я ж осмелился нарушить ваш покой. Не извольте беспокоиться, прошу вас!

Когда они прошли в залу, гость попросил хозяина занять подобающее место, чтобы отвесить ему земной поклон.

– Вы мой гость, – заявил тот с улыбкой и поклонился первым.

– Как я виноват перед вами, дядюшка, – начал Ван. – Давно собирался засвидетельствовать вам свое почтение, но до сих пор мне не представлялся случай.

– К чему церемонии?! – заметил Симэнь.

– Разрешите мне попросить прощение за столь запоздалый визит, – продолжал пришедший, – и как племяннику почтить вас глубоким поклоном.

Симэнь наконец уступил его просьбам, а когда тот встал, предложил сесть. Ван из почтительности присел на край кресла. Подали чай. Гость глазел на расставленные повсюду узорные ширмы и висевшие на стенах отделанные золотом свитки пейзажной живописи нежно-голубых тонов. Стояли обтянутые зеленой атласной парчою кресла с инкрустацией. Главное из них было накрыто отороченным соболем покрывалом. На полу лежал мягкий шерстяной ковер. Центр залы был выложен медными квадратами, до того начищенными, что от блеска рябило в глазах. Наверху красовалась вывеска, под которой волшебной кистью Ми Юаньчжана[1202] было начертано: «Удостоенному высочайшей милости». Глядеть было и не наглядеться на эту залу. Возвышенная чистота, ее наполнявшая, помогала всякому обрести душевный покой и блаженство.

– У меня к вам просьба, – обратился наконец Ван Третий к хозяину. – Но я никак не решусь утруждать вас, достопочтенный дядюшка.

Он достал из рукава бумагу и, протянув ее Симэню, опустился несколько поодаль на колени.

– Дорогой друг мой! – воскликнул Симэнь и дал знак рукой, чтобы гость встал. – В чем дело? Говори же!

– Ваш племянник так виноват перед вами, – заговорил Ван. – Вся моя надежда только на вас, почтеннейший дядюшка. Может, ради военных заслуг моего родителя, верноподданного сановника его величества, вы сочтете возможным простить меня, бесталанного. Я виноват по неведению. Сделайте милость, избавьте меня от допроса. Я на краю гибели, спасите меня, верните к жизни, умоляю вас! Не знаю, как мне благодарить вас, дядюшка. Я трясусь от страха. Симэнь развернул бумагу. В ней значились Чжан Лоботряс и компания.

– Опять эти бродяги! – недоумевал Симэнь. – Я ж им всыпал сегодня как полагается и отпустил. Чего ж они к тебе пристают?

– Видите ли, в чем дело, – объяснял Ван. – Они утверждают, будто их, избитых, вы послали за мной. Меня, говорят, в управу на допрос требуют. Такой они у нас в доме шум подняли, ругались, деньги вымогали. Прямо спасенья нет. И пожаловаться некому. Вот я и пришел, дядюшка, просить у вас прощения. С этими словами он достал лист подношений и вручил Симэню.

– Это еще что! – возразил Симэнь. – Вот проклятые бродяги! Я ж их по-хорошему отпустил, так они людям покою не дают. Симэнь вернул Вану Третьему лист и продолжал:

– Я тебя, друг мой, больше не задерживаю. Иди себе спокойно домой, а их я сейчас же велю взять под стражу. С тобой же мы, надеюсь, скоро увидимся.

– Что вы, дядюшка! – говорил Ван. – Это я обязан к вам явиться и отблагодарить за участие.

Рассыпаясь в благодарностях, Ван Третий направился к выходу. Симэнь проводил его до внутренних ворот.

– Мне неудобно выходить на улицу в таком виде, – сказал он.

Ван, надвинув на глаза пылезащитную повязку, вышел из ворот и, сопровождаемый слугой, направился восвояси. Тетушка Вэнь задержалась у Симэня.

– Смотри, не спугни их! – наказал ей Симэнь. – Я сейчас же людей пошлю.

Тетушка Вэнь с Ваном Третьим незаметно прошли в дом. Тут же к дому явились сыщик и четверо солдат. Бездельники тем временем справляли веселый пир. Вдруг к ним ворвались сыщик с солдатами и без разговоров всем надели наручники. Перепуганные гуляки со страху побледнели, как полотно.

– Вот так Ван Третий! – недоуменно говорили они. – Хорош друг! Подпоил, а сам могилу вырыл.

– Не болтайте глупости! – оборвали их посланные Симэнем. – Кто вы есть такие?! Припадите лучше к стопам его сиятельства, может, пощадит.

– А ты, брат, прав! – опомнился Лоботряс Чжан.

Вскоре компанию доставили к воротам Симэня. Солдаты и Пинъань протянули руки, требуя награды. Иначе привратник отказывался доложить о них хозяину. Пришлось вывернуть карманы. Кто протянул головную шпильку, кто кольцо. Их ввели в ворота.

Долго не показывался Симэнь. Наконец-то он вышел в залу и сел на возвышении. Подвели задержанных. Они упали на колени.

– Я ж вас на все четыре стороны отпустил, бродяги несчастные! – обрушился на них Симэнь. – А вы людей управой запугиваете? Вымогательством занимаетесь, да? Сколько серебра получили? Правду говорите! А то тисков у меня сейчас же отведаете.

Стоило Симэню дать знак, как солдаты тотчас принесли новые тиски для зажима пальцев.

– Не вымогали мы ничего, – бил челом, каялся Лоботряс Чжан. – Ни гроша не получили. Мы только сказали, что нас в управе наказали. Ну, нас угостили вином и закусками. А вымогательством мы не занимались.

– И совсем вам там нечего делать! – продолжал Симэнь. – Вот наглые бродяги! Порядочных людей совращают, деньги выманивают. Признайтесь честно! А то сейчас велю в острог отвести. Я из вас выбью признание! В колодку забью и на позор выставлю.

– Сжальтесь, милосердный батюшка! – со слезами умоляли его задержанные. – Мы к его дому близко не подойдем. Окажите милость! Не губите! Не вынести нам зимней стужи в остроге.

– Так и быть! – заключил Симэнь. – Прощаю и на сей раз. Но чтоб у меня больше такими делами не заниматься! Чтоб вашей ноги больше не было у певиц, слышите? А будете порядочных людей совращать, деньги вымогать, до смерти запорю, так и знайте! Гоните вон! – крикнул он подручным. Целые и невредимые высыпали от Симэня друзья.

Да,

Разбита клетка из нефрита –И феникса уж нет.Ключ золотой дракон похитилИ свой запутал след.

Отпустив компанию, Симэнь проследовал в дальние покои.

– Что это за Ван Третий к тебе приходил? – спросила Юэнян.

– Сын полководца Вана, – отвечал Симэнь. – Это из-за него, помнишь, Ли Гуйцзе пострадала. Но не вняла советам, потаскуха. Опять с ним шьется. За тридцать лянов на месяц ему продалась, а меня за нос водит. Но ведь мне-то все докладывают. Вчера бездельников приводили. Всыпал я им как полагается, а нынче к Вану Третьему пристали. Заявились в дом, шум подняли, деньги вымогали, совсем запугали человека: в управу, мол, тебя вызывают. Перетрусил он, на допросе не бывал ни разу, ну и к тетушке Вэнь за помощью обратился. Пятьдесят лянов мне предлагал. Просил заступиться. Опять бездельников приводили. Дал я им такую острастку – больше к нему близко не подойдут. Вот не повезло людям. Уродился же вот такой непутевый наследник. Кажется, и род именитый, и отец сановник, да и сам в военном заведении числится, ан нет. Чем бы позаботиться о карьере да славе, он у певиц днюет и ночует с бездельниками, красавицу-жену бросил, а она племянница самого главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Он ее драгоценности закладывает, а ему не больше двадцати. Нет, не выйдет из него проку.

– Лампу зажги да на себя лучше погляди! – начала Юэнян. – Сам ведь никудышный. Над свиньей смеется, что в грязи купается, а сам? Ты же с ним из одного болота пьешь. Сам творишь не весть что! Был бы хоть немного почище, тогда б других упрекал. Симэнь ничего ей на это не ответил. Подали кушанья.