Горение (полностью) - Юлиан Семенов

- Господин Лопухин, - сказал Чернов, подвигая гостю стакан с чаем, во-первых, мы благодарны вам за то, что вы решились на эту встречу. Во-вторых, мы должны сразу же заявить, что являемся членами революционного суда, который создан по решению ЦК для разбирательства обвинения Азефа в провокации - после того как вы якобы встретились в поездке с Владимиром Бурцевым. И, в-третьих, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваши показания могут быть преданы гласности и, таким образом, вы можете подвергнуться гонениям в России?

- С Бурцевым я действительно встречался, - ответил Лопухин, словно бы превозмогая самого себя. - Вы правы, в поезде он подсел в купе около Кёльна... Что касается моей судьбы после возвращения на родину, то пусть вас это не обременяет: время обниматься и время уклоняться от объятий, моя забота, моя, не ваша. Словом, я готов ответить на вопросы. Приобщите, кстати, к делу мое письмо Столыпину, я его отправил перед выездом.

- Благодарю, - ответил Чернов, сглотнув сухой комок в горле; было видно, как он волновался, начиная разговор; какой-то момент Савинкову даже казалось, что Виктор Михайлович был бы несказанно рад, откажись Лопухин давать развернутые показания, - тогда д е л о Азефа можно прикрыть за недостаточностью доказательств. - Вы можете повторить под присягой, что член ЦК и руководитель боевой организации Азеф был вашим агентом?

- Он не был агентом. Если бы он был агентом, я бы не стал открывать вам его имя. Агент есть лицо, освещающее преступную, антиправительственную деятельность запрещенных организаций. Ни одна политическая система не в состоянии обойтись без такого рода институции. Я называю Азефа провокатором, двойником, изменником: вас он предавал тайной полиции, а сановников убивал, чтобы держаться на плаву в вашей среде. Азеф - это исчадие ада.

- Вы знали, что Азеф готовил а к т против Плеве? Великого князя?

- Да, но он заверял, что это игра.

- Он вам сообщал об этом?

- Да.

- Вы можете представить суду хоть один документ, написанный им собственноручно?

- Когда я прочитал первое разоблачение Бурцева, мне захотелось пересмотреть личный формуляр Азефа в департаменте. Как вы понимаете, у меня остались кое-какие связи. Мне удалось прийти туда ночью; открыл шкаф, где хранились дела "коронной агентуры" - Азеф относился к этой категории провокаторов. Однако, к вящему удивлению, его дело исчезло, никаких следов. Во всяком случае, я твердо помню, что получил от него письмо из Германии: "В Россию едет Егор Сазонов для постановки а к т а, установите за ним самое пристальное наблюдение".

- За Егором действительно смотрели с первой минуты, как он оказался в России, - заметил Савинков, обернувшись к Чернову.

- Почему Сазонов не был арестован? - спросил Зензинов. - Если вы получили сообщение, что едет опасный бомбист, отчего департамент, поставив за ним слежку, не арестовал его? Вы знали, что он едет в Россию не в крокет играть, а, жертвуя жизнью, взрывать бомбу, приводя в исполнение приговор над одним из высших сановников царского правительства. Как же вы оставляли бомбиста на свободе?

- Мы имели заверения от Азефа, что акт не будет приведен в исполнение. Можно было арестовать одного человека, но мы бы упустили сеть. Вы ведь никогда не действовали в одиночку.

- Вы знали от Азефа про всех участников акта?

- Это вы Азефа спросите. Он отдавал департаменту обычно три-четыре имени, остальных предлагал искать самой полиции.

- Скажите, - спросил Савинков, - а Слетова он вам тоже отдал?

- Кого? - Лопухин наморщил высокий лоб, тронув холеным безымянным пальцем чуть вдавленный висок. - Слетова? Боюсь ввести вас в заблуждение. Кого-то я приказал задержать на границе, потому что Азеф сообщил, что едет курьер с грузом динамита.

- Это Слетов, - тихо заметил Чернов. - Брат моей жены. Азеф называл его "Лелюшок". Вам известно, что его забили почти до смерти во время допросов?

- Если бы мне доложили это, я бы предал ответственных лиц суду.

- Как вы объясните то, что Азеф, являясь, по вашим словам, провокатором, продолжал получать оклад содержания в департаменте даже после того, как поставил акт против члена царствующей династии Сергея и министра внутренних дел Плеве? - спросил Зензинов.

- Он дал сведения, и эти сведения были правильны. Он выдал нам имена бомбистов, их маршруты. Если бы великий князь Сергей и его охрана, не подчинявшаяся департаменту, выполняли все наши указания, трагедии бы не случилось.

- Случилось бы, - ответил Савинков. - Азеф лично расставил участников акта по точкам, все варианты были предусмотрены.

- Что ж, этими словами вы лишний раз подтверждаете, что он был провокатором, агентом-двойником, - спокойно возразил Лопухин. - Я знал имена большинства боевиков, Азеф писал из-за границы, кто из вас отправляется в Россию, приметы, манеру говорить, одеваться, вести себя в обществе. Только несовершенство нашей секретной службы, хаос, неразбериха, трусость и боязнь принимать самостоятельные решения привели к трагедиям. Если бы такой информацией обладала здешняя полиция, все бомбисты были бы схвачены загодя.

- Сколько вы платили Азефу? - спросил Чернов.

- Постоянного оклада мы ему не платили. Он получал деньги в зависимости от эффективности работы; порою требовал две тысячи, иногда заведующий заграничной агентурой Ратаев отправлял ему пятьсот, семьсот, семьсот пятьдесят рублей... В среднем он получал что-то около тысячи в месяц...

- А кто выдал Савинкова в Севастополе? - спросил Зензинов.

- Он же, Азеф... Я тогда уже был уволен из департамента, но до меня дошло, что Савинкова отдал Филипповский.

Чернов и Зензинов переглянулись; Савинков, хрустнув пальцами, опустил тяжелый подбородок на впалую грудь, поджал губы, закурил, сказал, что хочет выпить.

Зензинов ушел к хозяину и вернулся с бутылкой виски и кувшином холодной воды. Савинков налил полстакана виски, медленно выцедил, к воде не притронулся и, не поднимая головы, глянул на Лопухина:

- Бога ради, извините... Азеф для меня ближе брата... Был ближе брата...

По возвращении в Петербург Лопухина арестовали; предъявили ордер Судебной палаты - обвинение в разглашении служебной тайны; основание: сообщение парижской прессы о том, что ЦК эсеров назначило суд над Азефом, обвиняя его в провокации; главным свидетелем обвинения назван именно он, Лопухин.

...Азеф теперь не выходил из дома; любимую свою, толстую немочку, отправил из Парижа в Берлин; с тоской смотрел из окна на бульвар, на голые стволы платанов, на женщин, что несли в сумках снедь, на бистро напротив его подъезда, куда то и дело заходили веселые люди, о чем-то переговариваясь, раскованные, быстрые в движениях, ловкие...

Когда девочка, в которую он был влюблен, назвала его "бегемотом" и рассмеялась ему в лицо в ответ на робкое предложение гимназиста сходить в синема, он впервые сказал себе: "Я стану таким человеком, которому не будет мешать внешность. А таким человеком является тот, кто обладает властью и деньгами". Неужели судьба определяется уже в детстве, подумал Азеф с горечью; неужели человек с младенчества несет в себе мистическую предопределенность всей жизни?!

Я должен объяснить на суде... Некрасов, дабы сохранить "Современник", проигрывал деньги палачу Дубельту, поддерживая с ним дружество; я был вынужден бывать в салонах, - где иначе черпать информацию?! - откуда я знал, что рядом со мною был Лопухин?! Его портреты в газетах тогда не печатались, барин и барин, мне-то какое дело?!

Нет, возражал он себе с пустым, холодным отчаянием, это не довод. Они скажут, что я должен был получить санкцию ЦК. Дурак, дурак, дурак! И надо было это сделать, надо! Сразу же после акта против Плеве! Накануне убийства великого князя! И волки сыты, и овцы целы...

Колокольчатый звонок в прихожей раздался вечером, когда стемнело уже; он ждал этого звонка, готовил себя к нему, но сейчас, д о ж д а в ш и с ь, ощутил, как ослабли ноги; поднялся с трудом; хрипло сказал жене:

- Открой. Это они.

Люба побледнела до голубизны; пошла к двери, откинув голову так, словно у нее раскалывался затылок.

На пороге стояли Чернов и Савинков; чуть позади них горбился "Гриша", боевик, фамилию его Азеф не помнил, принимал в организацию не он, а Савинков...

- Иван, - входя в квартиру первым, сказал Савинков, - мы к тебе по делу. По твоему делу. На несколько минут. Ты готов к разговору?

Азеф смог улыбнуться:

- Что-то от вас стужей веет, товарищи. Садитесь, сейчас Любочка приготовит чаю. Или, может, голодны?

- Мы не станем пить чай, - ответил Чернов, покашливая нервно. - Мы знаем, что ты недавно вернулся из Петербурга, где просил Лопухина не говорить нам про твою работу в полиции.

- Что?! Ты что говоришь, Виктор?! - Азеф обернулся к Савинкову: - Боря, как можно?! Вы в своем уме?! - Он хотел задать этот вопрос своим обычным, снисходительно-начальственным тоном, но не получилось, в голосе чувствовалась какая-то жалостливая растерянность.