Утятинский летописец - Евгения Черноусова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты меня удивил, Николай. Таких подробностей о создании первоначального капитала семейства Тарасовых я не знал, – сказал Иван Иванович.
– Это он нам свою версию изложил. А Ира говорила, что он на четвереньках до станции шел и еще коробки с товаром нес, – сказал Константин.
– Но недолго. Станцию я не помню, по дороге сомлел как барышня.
– А еще Ира рассказывала, как ты с нашими русскими бандитами на ножах дрался.
– Это в другой раз было. Как раз Таиска с нами ездила.
– Коля, а чего на ножах-то?
– Рэкетиры потребовали оброк натурой. Уж не знаю, чего им экзотики захотелось. Мы же там, в дороге не мужчины, не женщины, а так… скунсы. Представляете, присядешь в поле по нужде зад в зад с компаньоном, а какого он пола – без разницы. А тут… Ездили мы обычно группой, у старшого на случай наезда деньги за пазухой. Он расплатился честь по чести. А они…
– Много их было?
– Да я уж не помню. Может, человек шесть.
– А вас?
– Обычно человек 20-30. Это от транспорта зависело.
– И вы с ними справиться не могли?
– Они ребята крепкие, да и с оружием. А у нас бабы в основном. Несколько мужичонок в качестве рабсилы. Нет, если по совести, конечно, можно справиться. Но наши мужики к тому времени уже все достоинство растеряли. Даже если бы их баб завалили, и то отсиделись бы.
– Так эти не всех… пожелали?
– Ясен пень. Представляешь Иру с Тасей двадцать лет назад? Даже чумазые после спанья на полу и с…я в поле, переноски лошадиных грузов и бреха с покупателями и продавцами.
– И что, ты один с шестерыми дрался?
– Ну, нет, конечно. Ира с кастетом. Вот просто сунула руку в карман и ударила ближайшего без замаха по носу. Тут ведь главное что? Продемонстрировать намерения. А Таська, та кусалась и царапалась. А материлась как! Я таких слов ни до, ни после не слышал! У меня нож складной охотничий. Раны у всех несерьезные. Так, поверхностные порезы. У бандюг руки, а мне в бедро нож всадили. Потом их командир скомандовал: «Ша!» и мы разошлись.
– А что потом?
– Женщины мои мне ногу перевязали, а я с нашего старшого деньги стребовал.
– Какие деньги?
– Мы вначале скидывались, чтобы он отстегивал таким бандитам. А коли он от них нас не откупил, то нефиг ему деньги давать.
– И отдал?
– А куда ему деться? У меня нож в руках. Дальше мы одни поехали.
– Вот оно как… А я все думал, как это ты перестроился. В молодости станочником на заводе, а потом вдруг взял – и торговлю открыл.
– Чтобы торговлю открыть, нужно деньги иметь. Я после кризиса торговлю открыл. У нас же деньги в долларах хранились.
– Да, дела… И сколько ты так воевал?
– Долго, лет пять. Да мы не всегда так. Это просто самые яркие моменты.
– Коля, а оно того стоило?
– Детей кормить надо, жене с тещей рот закрыть. Тогда было только так: или вкалывать, или спиться, или удавиться. Я выбрал труд. Тяжелый, нелюбимый, но дающий возможность обеспечить семью.
Глава 20
«Я выбрал труд. Тяжёлый, нелюбимый, но дающий возможность обеспечить семью. Это ли не жизнь? – Карл Францевич остановился. – А помните, как в этом саду мы гуляли в день помолвки Нюты? Семнадцать лет минуло…
– Да. Сколько событий, сколько бед и загадок! Неотомщенным и неоправданным умер Николай Иванович. Кто повинен в смерти Зизи, Василия Михайловича? Был ли найден клад Кайло и кому он достался?
– Боюсь, что этого мы теперь не узнаем. Что же до отцовой чести, то его никто дурным словом не поминает, я знаю. Не будем ворошить прошлое.
– Да, Карл Францевич. Прощайте покуда. Я, с вашего разрешения, сверну. В этом особняке земская больница устраивается. Скорее всего, супруг мой здесь.
Карл Францевич поклонился и повернул к дому».
Юрий Петрович закрыл ноутбук и потянулся. Какая-то неудовлетворенность осталась от прочитанного. Она же сказала, что получилась беллетристика! Ну и раздала бы всем сестрам по серьгам! Думай теперь, кто прав, кто виноват!
В приемную вошла Елена Игнатьевна:
– Юрочка, притомила я тебя? Такое длительное лечение. Я уж вся извелась, думала, почему не настояла, чтобы уехал.
– А я время с толком провел. Дочитал вашу книгу.
– И как тебе?
– Мне понравилось. Это лучше, чем просто документы публиковать, как прошлый раз. Только почему вы закончили вопросами без ответов?
– Так ведь их нет, ответов. Но подсказки есть.
– Да понял я, не дурак. Оставив в стороне нашу легенду о демоне, в этом деле был заказчик – младший брат, неважно, кому заказывал – Митрохину или ему же через демона. Конечно, только по горячим следам можно было установить, что Митрохин был в Конях. Видела-то его только старая монахиня. Понятно, у него был корыстный расчет, только почему он не оправдался? Ведь Митрохин все же обанкротился. И насколько виноват Кузнецов?
– Да, современному мужчине не понять его мучения. Его вину я установила по приходским книгам. Между датами венчания и крещения первой дочери – только-только семь месяцев.
– И что?
– По тем временам добрачное сожительство – тяжелый грех. Пошли они на него после отказа Митрохина Тимофею Силычу. Сделали это специально, чтобы отцу пришлось согласиться на брак, грех-то прикрывать надо. А Кузнецов еще и покочевряжился, приданое потребовал. Этим и спровоцировал будущего тестя на убийство. А когда молодой человек понял, к чему все это привело, то окончательно потерял покой. Клад, скорее всего, был, иначе как бы Михаил Коневич с долгами расплатился, а Митрохин приданое дочери справил? А самое главное, что вытекает из этой истории: в установлении истины надо идти до конца. Никто из горожан не сомневался в невиновности Петровых, но прошло время, и остались лишь полицейские документы, где утверждалось обратное.
– Елена Игнатьевна, а Коневичи, ну, потомки того братоубийцы, еще есть?
– Носящих фамилию достаточно. Они эмигрировали после революции, осели в Австрии и США. Как ни странно, не в Сербии…
– А почему вы про Сербию?
– Предок утятинских помещиков Коневичей был родом из Сербии, и фамилия их должна звучать как Конёвич. Все Коневичи были воинами, но дед поэта служил недолго: удачно женившись, вышел в отставку, приобрел имение Васильевку и занялся разведением лошадей. Старшему его сыну Михаилу пришлось послужить в войне с Наполеоном, но в 1815 году вернулся в Конь-Васильевку и продолжил дело отца. Через сто лет, как я сказала, потомки оказались за границей. В 90-х один из них вернулся. Лет ему было около
