Иван Грозный и Стефан Баторий: схватка за Ливонию - Витольд Новодворский

Просьбу об оружии Замойский отверг, но клятвенно обещал сохранить всем жизнь и свободу. Тогда гарнизон отправил к гетману новых уполномоченных, которые заявили, что солдаты готовы сложить оружие, но воеводы желают сражаться. Недолго думая Замойский послал в крепость несколько десятков человек, а уполномоченных пригласил к себе в шатер и устроил им угощение. Он опасался вероломства, однако гарнизон в самом деле не стал оказывать сопротивления и позволил арестовать воевод. Когда их привели к гетману, он сказал, что не распространяет на них своего обещания сохранить всем бывшим в крепости свободу и берет их в плен, так как они не хотели сдаться добровольно[88].

Таков был ход военных действий на главном театре войны.

На левом фланге армии Батория, в Ливонии, где находился Матвей Дембинский с отрядом в 3000 человек, в это время было спокойно, на правом, где оршанский староста Филон Кмита предпринял поход к Смоленску, казацкий гетман Оришовский — к Стародубу, столкновения, и довольно крупные, не прекращались.

Собрав из шляхты, жившей вокруг Орши, отряд в 700 человек и присоединив к нему 1000 казаков и прочего люда, Кмита направился к небольшому замку, находившемуся на расстоянии нескольких миль от Смоленска; он надеялся соединиться здесь с королевскими войсками, но ошибся в расчетах. Несмотря на это, он продвинулся дальше, к самому Смоленску, возле которого его встретили несколько сотен стрельцов, но он их разбил; остатки стрельцов укрылись в крепости. Кмита расположился лагерем на расстоянии полутора миль от Смоленска, но вскоре вынужден был отступить, опасаясь превосходящих сил русских.

Вышедший из Смоленска отряд в 400 всадников и 3000 пехотинцев стал его преследовать. И тут Кмита неожиданно для русских развернул своих солдат и ударил первым, не обращая внимания на численное превосходство врага. Сражение, начавшись вечером, затянулось до поздней ночи и кончилось победой поляков, причем они понесли незначительные потери. Однако воины Кмиты изрядно утомились; поэтому он не стал развивать успех, а отступил в направлении Орши и расположился лагерем на берегу небольшой речки, на расстоянии десяти миль от Смоленска. Но отдохнуть полякам не пришлось, поскольку подошло, как пишет сам Кмита в письменном отчете королю, 25000 русских и татар, которые попытались взять его лагерь в кольцо. Поляки опять отступили, а перед этим перебили всех русских пленных; вскоре, однако, польское отступление превратилось в беспорядочное бегство; русские преследовали врага и рубили нещадно. К счастью для Кмиты, на выручку ему пришел отряд, который, ничего не зная о происходящей драме, двигался на соединение с ним для совместного рейда по русской территории. Таким образом, отряд Кмиты был спасен от окончательного истребления, но все равно его потери были немалые. Поляки потерял 700 человек убитыми, два орудия и 12 гаковниц[89].

Через два месяца после этих событий Оришовский опустошил Северскую область, достиг Стародуба, сжег город и часть его укреплений; затем он атаковал Поченово, но был отбит и вернулся назад, забрав с собою большую добычу.

На этом завершились военные действия в 1580 году. Итогом их стало прежде всего приобретение Баторием важного стратегического пункта — Великих Лук; этот успех укрепил в короле веру в победоносное завершение всей кампании.

VI. Псков

В Великих Луках Баторий находился, пока не была восстановлена крепость; он пристально наблюдал за ходом строительных работ. Когда основные укрепления были воссозданы, Баторий оставил здесь гарнизон в 1117 человек конницы и 1000 пехоты под началом Филона Кмиты, и отправился в Невель. За ним последовали московские послы.

Переговоры так и не принесли никаких результатов. 7 сентября, вскоре после взятия Великих Лук, король получил от Ивана письмо, которое, очевидно, было прислано только с той целью, чтоб известить Батория об успехе царских войск в Ливонии: русским удалось отбить у поляков, писал царь, город Крейцбург. Тон письма свидетельствовал о том, что у Ивана явилась надежда на более успешный для него ход военных действий; как бы то ни было, известием о победе он хотел произвести впечатление на противника. Баторий ответил ему письмом, в котором содержалось сообщение о взятии Великих Лук и опровергалось известие об успехах царских войск в Ливонии.

Затем, уже в Невель, пришло от Ивана письмо к Баторию, как ответ на королевскую грамоту, которую привез к нему гонец Лозовицкий. Царь обосновывал, по обыкновению, свои притязания на Ливонию на наследственном праве, ведущем начало от Ярослава, который построил там город Юрьев. Однако от некоторых городов в Ливонии он теперь, после сдачи Великих Лук, уже отказывался — он уступал Баторию Кокенгаузен, Ашераден, Леневард, Крейцбург, а кроме того, Усвят и Озерище, соглашался, чтобы оба они носили титулы ливонских владетелей[90], но требовал за это возвращения Великих Лук, Велижа и отступления королевских войск от Невеля, о падении которого еще не знал. Послам своим Иван дал полномочия сделать еще большие уступки, если Баторий не примет его предложения.

Баторий, разумеется, ответил отказом, после чего московское посольство, исполняя поручение царя, выразило желание вступить в новые переговоры. Они трижды совещались с сенаторами Батория и сначала уступили небольшие замки Биржи (Биржам), Лаудон (Лявдан) и Руин, затем прибавили еще два (Сечвей и Маенгавз) и, наконец, когда им предложили отправляться к своему государю, отдали королю Румборк, Каркус и, в конце концов, Трикат.

Больше уступать они не могли, так как не имели на то полномочий, вследствие чего переговоры были прерваны, однако послам разрешили, согласно их просьбе, следовать за королем до тех пор, пока они не получат новых инструкций от своего государя. Затягивать переговоры казалось Ивану выгодным, так как он не переставал надеяться на лучший для него оборот дел.

Но затяжка переговоров шла в первую очередь на пользу Баторию. На войну нужны были средства, а средства давал и размер их определял сейм. Поэтому окончательный ответ московским послам был отложен до нового сейма, хотя Баторий мира заключать не хотел и думал только о продолжении войны. По мнению короля, перемирие было выгодно только врагу, ибо дало бы ему возможность оправиться от поражений. На заключение вечного мира также нельзя было соглашаться, пока в неприятельских руках оставались лучшие ливонские гавани. Но для ведения войны нужны были средства.

Прибыв из Невеля через Вильну в Гродно, Баторий обратился к герцогу прусскому Георгию-Фридриху и курфюрстам саксонскому и бранденбургскому с просьбой ссудить ему денег. В это же время он завершил переговоры с Ригой об условиях ее подчинения его власти. Рига обязалась платить в казну короля две трети пошлин с заморских товаров.

Замойский как всегда ревностно помогал королю в исполнении его планов. На сейме, который был созван 22 января 1581 года в Варшаве, именно устами канцлера Баторий объяснил причины, вследствие которых необходимо продолжать войну. Враг соглашается уступить королю некоторые замки в Ливонии и оставляет за собой важные ливонские гавани, но до этого допустить никоим образом нельзя, потому что через эти гавани он будет получать все необходимые ему товары и богатеть через это. Надо врагу нанести такой удар, чтоб у него не только «не выросли снова перья, но и плеч больше не стало», надо его отодвинуть подальше от моря, из‑за которого он может получать вооружение и ремесленников, надо отвадить его от вступления в различного рода дипломатические комбинации, направленные против Речи Посполитой. Вот о чем говорил король сейму, чтобы склонить его к одобрению новых налогов. Если сейчас не предпринять каких‑либо действий и не потратиться, то в будущем придется тратиться куда серьезнее, нежели сейчас.

В конце концов Баторию удалось уговорить сейм изыскать денег на продолжение войны. Правда, сейм заявил, что одобряет двойной налог в последний раз, но, очевидно, только с той целью, чтобы показать королю, как затруднительно положение государства.

Поддержанный сеймом, Баторий с еще большей решительностью стал вести себя на переговорах с московскими послами, которые прибыли вслед за королем в Варшаву и ждали здесь новых инструкций от своего государя. Иван с гонцом Репчуком Климентьевым эти инструкции прислал, но поляков его предложения не удовлетворили. Питая надежду на дипломатическое вмешательство императора и папы, с которыми он в это время пытался заключить союз, московский государь предлагал Баторию продолжать переговоры, но о новых уступках, чего ждали поляки, в письме, привезенном гонцом, не говорилось ни слова. Возможно, о них гонец должен был сообщить непосредственно послам, но сделать он этого не мог, так как поляки посадили его под бдительный надзор и к послам не допускали. Связано это было с тем, что гонец отправился в Варшаву после возвращения к Ивану посольства, которое ездило от него к императору. До короля дошли слухи, позже развеявшиеся, якобы Иван признал над Ливонией верховенство императора и получил за это разрешение набирать солдат в Германии. В тот момент король опасался, что посольство, получив новые инструкции от царя, заговорит не об уступках, а наоборот, ужесточит требования, и не позволял гонцу встретиться с послами, дабы зафиксировать нерушимыми последние переговорные позиции.