Дневник. Начало - shellina

Затем я скатал свой экземпляр завещания, уложил его в специальный футляр, протянутый мне гоблином, и отдал его маме. Ну все, теперь можно и поистерить.

— А скажите мне кто-нибудь, когда меня уже перестанут держать за деревенского дурочка? Когда мне наконец–то перестанут врать? Я что, многого прошу? Мне что, вот эти миллионы нужны? Да ни хрена! Кто я вообще такой, мне кто–нибудь скажет? Фолт? Снейп? Или может быть Принц? Мне дед весь мозг выел, что я последний из Принцев и пора бы уже о майорате подумать, а то, что–то я редко заглядывать к ним стал. Какие еще сюрпризы меня ждут? Не стесняйтесь, здесь все свои, рассказывайте все как есть! — Меня начало трясти, и обстановку вокруг меня тоже, причем в прямом смысле этого слова. Краем глаза я отмечал, что стены то покрывались инеем, то по ним пробегал огонь. Понимая, что меня несет, я уже не мог остановиться. — Ну что вы молчите? Я же задал простой вопрос — кто я? Принц, мать вашу, полукровка. Сын принцессы и двух грузчиков. Да лучше бы я и правда наполовину магглом был! — Я уже орал, и рука нащупывала лихорадочно что–нибудь на столе, желательно стеклянное. Гоблин смотрел на меня с явным одобрением, протянув лапу, он нажал кнопку, находящуюся под крышкой стола. Стены и дверь кабинета словно затянуло какой–то пленкой. Защиту включил, видимо к буйству темных магов ему было не привыкать. А затем любезно подсунул под мою ищущую руку чашку. Которая тут же полетела в стену. И тут я успокоился, вернее успокоила меня мама, просто влепив пощечину.

— Угомонился? –Она оглядела уже принявшие изначальный цвет стены. — А теперь послушай, что я тебе скажу. Если Тобиас не афишировал, что он состоятельный человек, значит так было нужно. Теперь следующее, насчет имени. Ты являешься на сегодняшний день лордом двух майоратов, один здесь, один, если я правильно все поняла, во Франции, — она вопросительно посмотрела на гоблина, который утвердительно кивнул. — Когда уйдет твой дед, майоратов станет три. Полное твое имя будет звучать следующим образом: Северус Тобиас Фолт, лорд Снейп, лорд Принц. Именно так, в такой последовательности. Перед Фолтом "лорд" не произносится, это древний темный род, и то, что носитель этого имени лорд — принимается за данность. При представлении в обществе, любое из имен ты можешь опустить. Ты все понял? А к директору Дамблдору у меня возникли вопросы. Очень много вопросов. Как так получилось, что этикет был упразднен как предмет? Ты же абсолютно невежествен. Про экономику, политику и прочее я даже не спрашиваю. Когда я пыталась тебя хоть чему-то научить, ты что делал? Ты сбегал, сославшись на тысячу совершенно неотложных дел. Тогда я понадеялась на Альбуса, но видимо зря. Все, хватит! Мое терпение иссякло. Уважаемый Грипкуф, позвольте вас попросить заняться с этим оболтусом перечисленными мною предметами. А то он нас по миру пустит. Правда, до конца лета осталось совсем немного времени.

— Ничего страшного, миледи, маги не просто так изобрели хроноворот. Я, как поверенный вашего семейного состояния, также заинтересован, чтобы юный Лорд был ориентирован в данных направлениях. Думаю, что три раза по пять часов в день, будет достаточно для первичного ознакомления, а следующим летом мы продолжим.

Я взвыл, схватившись за голову. Я же не выдержу. У меня голова не резиновая, чтобы в нее столько знаний запихнуть можно было.

В комнате заметно похолодало. Гоблин снова активировал полную защиту.

— Миссис Снейп, а позвольте поинтересоваться, почему к юному Лорду до сих пор не был применен обряд контроля? Время еще немного есть, но вы же понимаете как все это опасно. Перепады настроения, как у романтичной барышни, слезы переходящие в смех, и наоборот — это всего лишь вершина айсберга. Страшнее всего спонтанные выбросы, которые с каждым разом будут все сильнее, а сдерживаться будет все сложнее. Даю вам год, если в течении года обряд не будет проведен, я буду вынужден настаивать на принудительной инициации.

Пока гоблин говорил, я успокоился и взял себя в руки. Стол перестал качаться, люстра тоже больше не грозила упасть нам на головы. А еще, я обратил внимание на то, что Грипкуф обратился к маме просто миссис Снейп. А где леди Снейп? Но в следующее мгновение я перестал обращать внимание на это, вроде бы небольшое, несоответствие. Кто этих гоблинов знает? Меня больше стали занимать предстоящие занятия.

Перед тем, как попрощаться с гоблином, я попросил его объединить все мои сейфы, оставить три по–назначению: деньги, драгоценности, артефакты и документы. Маггловские сбережения перевести в парочку швейцарских банков, а треть активов оставить в Гринготсе. Есть у них такая услуга, правда о ней мало кто знает. И карточки банковские они тоже обслуживают и выпускают. Затем попросил внести маму в список лиц, которым открыт доступ к любому активу, без ограничений.

Дома мама заявила мне, что уезжает во Францию. Побросала немного вещей в чемодан, поцеловала меня, наказала быть хорошим мальчиком, сняла копию с завещания, где были прописаны координаты аппарации всех наших домов, и пока я стоял посреди гостиной и хлопал глазами, аппарировала в неизвестном направлении.

А завтра у меня начнутся занятия с гоблином. И мне почему–то кажется, что такого сурового учителя еще поискать нужно...»

— Так, значит еще сто, плюс двести пятьдесят, а еще триста…

— Мистер Малфой, а позвольте поинтересоваться, чем вы занимаетесь?

— Считаю, сколько этот, которого я лучшим другом считал, мне задолжал за время нашего знакомства. То тут сотню перехватит, то здесь — двести. Причем ни разу не отдал! А мне стыдно было с него долги спрашивать, как же, учитель, зарплата маленькая.

— Да, ничего себе Принц–полукровка, — раздался задумчивый голос какой–то ведьмочки. — А кто-нибудь в курсе, профессор Снейп — женат?

— Так, Перси, ты что, замерз? Или тоже высчитываешь, женат профессор или нет? Так я тебя огорчу, ты полу неподходящего, читай быстро!

Глава 22. Пятый курс

«1 июля 1976 года.

Я наконец–то понял, для чего веду дневник. Когда перечитываешь записи, то пытаешься осмыслить все, что с тобой произошло, разложить «по–полочкам», выявить ошибки, заново взглянуть на окружающих тебя людей и события ранее не поддававшиеся осмыслению или лишенные, казалось бы, всякой логики и смысла.

Начну описывать все по пунктам. Возможно, буду повторяться, но рассматриваться проблемы будут с разных ракурсов.

Начну, пожалуй, с себя. За прошлое лето я сильно вытянулся, и теперь мой рост составляет примерно 5 футов 8 дюймов, против 5 футов 3 дюймов с каблуками, что были во мне раньше.

Перед первым сентября 1975 года я понял сразу несколько вещей.

Во–первых, у меня нет ни одной вещи подходящей мне по размеру. Выматываясь на занятиях с Грипкуфом до полного отупения, я не сразу обратил на это внимание, но вот когда пришла пора собирать школьный чемодан, то ой…

Ни времени, ни желания последние часы перед отъездом в школу провести в магазинах, не было никакого. Поэтому в чемодан полетели вещи, отбирающиеся по–принципу: не малые и ладно. О качестве этих тряпок я лучше промолчу. Я даже не знаю, кому они до меня принадлежали и не использовались ли в качестве ветоши для протирания полов.

Во–вторых, чудовищные по своей силе перепады настроения, общая усталость и опустошенность не лучшим образом отразились на моей и без того впечатляющей внешности.

Когда перед выходом из дома я посмотрелся в зеркало, то увиденное заставило меня поморщиться. Цвет кожи землисто–бледный, волосы висят безжизненными патлами, вдобавок ко всему, как бы я раньше не мечтал вырасти хоть немножко, теперь я совершенно не знал, что со своим ростом делать. Все движения и походка были приспособлены для более мелкой версии меня. Чтобы хоть как-то компенсировать неудобство, я стал заметно сутулиться. Короче из зеркала на меня смотрел зомби, причем не первой свежести.

Альбус аж вздрогнул, когда меня увидел первого сентября в школе. Он даже свернул свою приветственную речь до одного предложения и двух слов, а потом весь праздничный ужин посматривал в мою сторону с явной тревогой.

На вокзале меня сразу взяли под плотную опеку мои «охранники». Они посматривали на меня с каким-то недоумением и явной брезгливостью. И это люди, которым, судя по всему, приказали очень недвусмысленно, оберегать и защищать. А что говорить об остальных?

Мародеры. С изменением мой внешности в «лучшую» сторону, они возобновили охоту на меня с удвоенным энтузиазмом. Наша война вышла на новый уровень. Причем, сдерживаться мне было неимоверно трудно, а эти придурки словно с цепи сорвались. Нападали теперь только всей толпой. Это их и спасало. Не уверен, что если бы столкнулся с кем-то из них один на один, дело не закончилось бы убийством.