Время ненавидеть - Измайлов Андрей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-у, Галина… – зырк в бумагу перед собой, – Андреевна! С лотком можно было так и не торопиться. Вдруг мы вас сегодня не утвердим? – и смотрит Сам, гад, отец родной, с той самой, как они обожают говорить, с лукавинкой. – Вы, например, уверены, что ваша продукция будет пользоваться успехом? Не обанкротитесь? А то подумайте еще, и мы подумаем. Мы ведь о каждом жителе нашего района должны думать. Опытные химики району нужны, а вот нужны ли… хм!., «дурилки»… И вообще, что это такое? Виза отдела культуры есть? – не у меня спрашивает, у своих. – Есть. Хм!
Под увесистым «хм!» Варвара качает осуждающе своим «Каре» и что-то такое записывает. Словно не она визу, то есть резолюцию отдела культуры, ставила. И прыскала, охала-ахала, когда я ей «крантик» продемонстрировала, а потом от широты души подарила, чтоб ты подавилась! (Как раз я его, «крантик», освоила, а «шлепа», «цокотуха» и прочие – давно готовы!).
– Так что это такое? Что это? – Сам вопрос задал, но без удивления. Не было удивления. Превосходство экзаменатора было, да.
Все, подумала тогда, зарубили!.. И – была не была!
Мое счастье – я в третьей десятке итдэшников шла. Власти подустали, и потом какой-то важный футбол должен был начаться, сборная – не сборная, не знаю, мне до лампочки. А Самому – нет, по-видимому. И остальным тоже. Там почти сплошные мужики, кроме Варвары и Зверякиной. И чем ближе к семи, тем они чаще на телевизор взгляды кидали – пока не включенный, «Радуга» цветная (хорошо живут слуги народа!). А я так стояла, что спиной его загораживала. И – была не была!
Плюп!
– Как бы вам объяснить… – отчаянно наглею. Все одно пропадать! И вроде в порыве делаю шаг от телевизора к ним, к столу поближе.
– Что это?!!
И поняла: выиграла!
Теперь и удивление было в вопросе, и такое… остолбенение. Не только у Самого, но у всех. Еще бы! Они в телевизор смотрят, а сбоку у «Радуги» (никелированной, хромированной, полированной) торчит… кран! Нормальный водопроводный кран. Медный, с вентилем, допотопный. И капля с носика свисает, дрожит, сейчас сорвется.
– Что это?!!
А еще говорят: женщины барахольщицы! Да мужики сто очков вперед дадут! Дети и дети, дай им только игрушку. Тот же футбол. И вот… «крантик».
Даже Сам встал к телевизору, пальцем «крантик» тронул, отдернул руку, снова тронул.
И тут Варвара не выдержала, зарылась в платочек и хрюкнула тайком.
И Самого взорвало здоровым мужским гоготом.
И остальные повскакали, сгрудились – «дурилку» общупали, «да-а уж!» изрекли, как после хорошего анекдота.
Отличные, в принципе, ребята, с чувством юмора, ура!
И сразу загорелись, дрожь нетерпеливая, ощущаемая: а мне, а мне!
Всего-то игрушка, «дурилка» – пластмассовый водопроводный кран на присоске, как у мыльницы. Куда прилепишь – плюп! – там и торчит, была бы поверхность достаточно гладкая. И от настоящего неотличим (моя забота – химика, формовщика, красильщика – чтобы стал неотличим). И капля из носика висящая – тоже пластмассовая (тут уж я самый-самый молодец – у «фирменного» крантика, который Красилин привез и с которого я свою модель слизала, никакой капли не было, не додумались буржуи).
То-то! Глядите у меня! И чтоб если вопрос, то с удивлением! «Что это?!!». Она и есть, «дурилка»! Нате, радуйтесь!
Радуются! Выиграла. Отличные, в принципе, ребята! Почему-то ребята сразу становятся отличными, если у них выигрываешь. И милость к падшим призывал. Правильно призывал! Таким образом вопрос, будет ли моя продукция пользоваться успехом, отпал сам собой. И вопрос «утвердят, не утвердят» тоже отпал. Словом, все отпали.
А Сам отлепил «крантик» от телевизора и озирается с явным искушением куда-нибудь его пришлепнуть. Дети!
Зверякина от Самого по левую руку мысленно меня расстреляла. А я думаю: ну прицепи, пришлепни ей на лоб! И говорю победно:
– Дарю! Остальным для справки: станция метро «Удельная». Вестибюль! – и процокала на выход.
У дверей всего четверо соискателей мандражируют:
– Ну что там?! Что там?!
А там – хохот, как фонтан прорвало. Я так и представила, что Сам внял моему мысленному посылу и – плюп! – Зверякиной «крантиком» в лоб. Еле удержалась, чтобы не заглянуть. Нет, вряд ли ей. Все же дама. Скорее, кому-то из мужиков. Смешно-о! По себе знаю, перед зеркалом у себя всячески примеряла.
Так что выиграла за счет ошарашивания. Рисковала, но выиграла. Так и надо!.. Только когда эйфория от победы поутихла, вычислила, что промашку дала, когда остальных, кроме Самого, назвала остальными – и у них эйфория пройдет от новизны игрушки, а подкожная обида останется. Вычислила, потом на практике убедилась: ни один из всей их комиссии ко мне на «Удельную», к лотку не появился. Не то чтобы врагов нажила, но влиятельных знакомцев утеряла. А они бы мне пригоди-ились. Ведь Сам помнить помнит, но заниматься проблемами отдельно взятой итэдэшницы не будет – поручит коллективу, а те помнить помнят, но не подарок, а обиду…
***– Что это?!! – вот и Вику проняло! Самоиронично, с достоинством, но офонарел.
Еще бы! Знай наших!
И сразу стал отличным парнем НА РАВНЫХ. Наконец-то. А то я ему все вопросы, вопросы: ты им дал как следует? куда мы едем? в смысле? на них вообще есть управа? еще сварить? И совсем униженное, хорошо что хоть немое: куда же ты?!. куда же ты?!
А он – никуда. Через какие-то секунды поняла, что он не ушел, а вышел. К машине. Даже поняла зачем – за чем. Я не я, если сейчас не презентует (банку? пачку? горсть?) кофе. Снова сам все просчитал и, оставив меня на минуточку идиоткой, после «Да. Спасибо» вышел, ничего не спросив.
Не-ет, ты у меня спросишь! Ты у меня еще как спросишь!
Пришел. Точно, с пакетиком. Пакетик чуть промасленный. Ого, кофе сейчас будет! Из конфиската, полагаю. Однажды довелось попробовать. У Вики же. Это не наш жмых, даже не финский суррогат (отличный, отличный, но суррогат), даже не бразильская растворючка, за которой почему-то убиваются. Это «мокко»! Чер-р-ный, будто пережженный, но просто цвет у него такой. И промасленность пакетика натуральная, от зерен. Интересно, Вика им запасся или время от времени пополняет закрома, экспроприируя экспроприаторов? Мы ведь с ним лет семь назад «мокко» и пробовали. У него…
Да-да! И такой пунктик у меня тоже есть, не приставайте, отстаньте: кофе. И у Вики тоже. А у кого из нас нет подобного пунктика?! У кого из нас, из тех, кого долго умоляли-приучали силком с витрин: «Тот, кто утром кофе пьет, никогда не устает!», а впоследствии резко отняли. И нечего врать-завирать про неурожаи и валюту. Не верю и никогда не поверю! Ой ладно, только не надо мне ля-ля… вот как раз в этот кофий. И про политику не надо. Надоело! Что за политика, если кофе нет!
И когда Вика появляется с пакетиком «мокко» во всей красе своих превосходящих сил, я готова сдерживать эти силы до полной победы. У меня все готово, у меня готов контрудар. Ты у меня, Мыльников, спросишь! Ты у меня сейчас та-ак спросишь!
Он как должное ставит пакетик с «мокко» на стол и специфически шевелит пальцами: ополоснуть бы. Уже подался было к ванной и… офонарел. Еще и подумать не успел, а оно вот оно! И торчит из боковой стенки беленького «Саратова» препохабный зеленый крантик. Только что ничего не было – он, Вика, сам же только что сидел, спиной опирался, лекцию про бессилие милиции читал и – выросло!
Что выросло, то выросло.
– Что это?!
Сработало! Вика очень вкусно и красиво смеется. Не клокоча горлом, не ге-гекая, не вереща, а, запрокинув голову, чисто и свободно. И заразительно.
– Ну, Лешик! Да уж, Лешик! – снова узорчато гладит меня по щеке староприятельски, где-то даже нежно. И признает себя побежденным – в данном конкретном случае.
И мы пьем «мокко», словно семь лет назад. И он спрашивает, а я отвечаю. Он удивленно восхищается и восхищенно удивляется: ты, Лешик, дае-ошь!
Отвечаю:
– Сама делаю. Очень просто: сижу и делаю…
Видишь, всю кухню в лабораторию превратила…
В свободное от работы время, а когда же еще!..
А у меня теперь, чтоб ты знал, нет другого времени, кроме свободного!..
Давно – не давно. Год назад. Всего-то!
Для меня такое ощущение, что вечность прошла. Я теперь свою лабораторию только в ночных кошмарах вижу…
Естественно ИТД! А ты думал?! ИТД и т.п.
Свободный человек полностью! Я и не знала никогда, что такое бывает!..
Дел под завязку, но свои дела, понимаешь!
И никакой зависимости! Ни от кого!
Я же сказала: ни от кого! Сказала же: свободна полностью! Абсолютно!
Послала куда подальше и никакого сожаления! Честно-честно! Никакого!
Я наверное не как все женщины. Вот поверишь: никто не нужен! ни вот на столечко!
– А у тебя что, Вика?
Он говорит:
– Работаю.
И чувствуется, что он р-р-работает. В охотку и без пресса. Как же можно в милиции работать в охотку?
