Революция 2. Начало - Александр Сальников

Пуришкевич знал — государь высоко ценит его скромные труды на санитарном поприще. Встреча с императором давала еще один шанс на создание карты территориальных интересов победившей России и ее народа. Именно на нее обязательно станут опираться дипломаты на будущем мирном конгрессе.

Чей-то негромкий окрик выдернул Пуришкевича из мрачных раздумий.

Стремительным шагом его нагонял Керенский. Молодой, но быстро набирающий политический капитал оратор трудовиков. Владимир Митрофанович поморщился: этого позера и думского выскочку он в глубине души недолюбливал.

— Владимир Митрофанович, дорогой! — повторил Керенский, подойдя вплотную и заглядывая ему в лицо. — Мне нужно с вами серьезно поговорить!

Пуришкевич замер. Невероятно, но раньше он не замечал у Керенского такой особенности — глаза трудовика были разного цвета.

Один — бирюзово-синий, второй отливал малахитом.

Глава шестая. Первый выстрел революции

Российская империя, Петроград, ночь с 16 на 17 декабря 1916 года

Травить Распутина цианидом предложил Шломо.

Липовые документы и рекомендации Освальда сделали свое дело — Феликс Юсупов представил Соломона остальным заговорщикам как поручика лейб-гвардии Преображенского полка Сухотина. Лучший итальянский грим и бутафорские усы не только изменили внешность, но даже несколько омолодили Шломо. Юсупову и Романову он казался господином, едва достигшим среднего возраста, а потрепанный жизнью Пуришкевич и вовсе принял его за молодого человека.

Молчаливый поручик, только оправившийся от контузии, сразу приглянулся новоиспеченным конспираторам. Амплуа загадочного злодея всегда хорошо удавалось Соломону. Хладнокровным и решительным выглядел он среди неуверенных и истеричных подельников. Редкие, но всегда по существу замечания быстро создали ему репутацию надежного и дельного человека.

Даже подозрительный и ревнивый Пуришкевич проникся к Соломону уважением. Орел и Керенский потрудились на славу. Владимир Митрофанович относился к их «опасному предприятию», как называли предстоящее убийство деликатные заговорщики, весьма трепетно. Если кому и дозволялось разрабатывать план — так только ему и Юсупову, на правах хозяина. Местом действа выбрали дворец князя на Мойке. Феликс отправил жену в Крым к родителям и спешно занялся ремонтом подвала, превращая часть винного погреба в уютную столовую.

План, между тем, был не слишком хорош. Вечером шестнадцатого декабря Юсупов предполагал заехать на Гороховую улицу за Распутиным на автомобиле Пуришкевича. Старец давно собирался познакомиться с молодой княгиней Юсуповой, и Феликсу удалось под этим предлогом зазвать его на чай.

Дальше у стратегов не заладилось. Дело остановилось на способе убийства. Нажимать на спусковой крючок желающих не было. Ко всему, напротив Юсуповского дворца на другом берегу Мойки в доме номер шестьдесят один располагался полицейский участок, а на набережной круглосуточно дежурили городовые. Феликс предложил потихоньку удавить Распутина. Экспрессивный Пуришкевич — проломить старцу череп кастетом.

Со времен амазонских приключений Соломон не любил крови. Глядя на никудышных своих пособников, Шломо отчетливо видел в них малодушие и нарастающий страх. Страх дрожал в пальцах Романова, мнущих папиросу, и звучал в невнятном бормотании князя Юсупова. Страх переполнял нервно машущего руками Пуришкевича и стекал струйками пота по бледному лицу тучного доктора Лазоверта.

Шломо не любил крови, а проливать ее, кроме него, оказалось некому. И тогда он посоветовал задуманный заранее цианистый калий. Раздобытые им кристаллы и склянку с раствором Юсупов передал Лазоверту. По настоянию Пуришкевича, старый его фронтовой товарищ по санитарному поезду был взят пятым в число заговорщиков. Ему в опасном предприятии отводилась роль шофера.

Яд, как и предполагал Соломон, устроил всех. Заговорщики облегченно потирали руки, и Шломо вновь пришлось вмешаться.

— Прошу меня извинить, господа, — глядя на Пуришкевича, сказал Соломон, — но за шампанским посылать преждевременно. Устранить Распутина — это лишь половина дела. Нам еще нужно избавиться от трупа и замести следы.

За Старцем круглосуточно присматривали филеры из охранного отделения. Утаить его поездку к Юсупову будет непросто. Выслушав несколько нелепых предложений, Соломон раскрыл карты.

— Чтобы сбить шпиков с толку, кто-то из нас в одежде Распутина должен уехать в открытом авто с Мойки, — сказал он, пристально вглядываясь в лица заговорщиков.

Те отводили глаза. Желающих снова не было.

— Потом нужно сжечь одежду, — продолжал Соломон.

— Это можно устроить в моем классном вагоне! — воскликнул Пуришкевич. — Санитарный поезд стоит на Варшавском вокзале. Там же оставим и мой автомобиль.

Соломон удовлетворенно кивнул:

— Еще я бы посоветовал навести туману. Где Распутин обычно устраивает кутежи, Феликс Феликсович?

— В Новой Деревне, — тотчас откликнулся Юсупов, — у цыган. Кроме этого, он часто бывает в «Вилла Рода».

— Я думаю, — осторожно продолжил Соломон, преданно глядя на Пуришкевича, — нам следует туда позвонить, чтобы выиграть время. Справиться, скоро ли появится Распутин. Сказать, что он собирался посетить заведение.

— В вертеп можно будет телефонировать с Варшавского, — надул щеки Владимир Митрофанович. — Из привокзальной будки.

— После этого нам понадобится новый экипаж, — продолжал Шломо. — Вместительный и с крытым верхом. На нем мы вывезем тело, а затем утопим его.

Юсупов вопросительно посмотрел на князя Дмитрия Павловича.

— Хорошо, — поддался взгляду кузен императора. — Я предоставлю свой автомобиль. С вокзала направимся ко мне на Невский и заберем. В нем можно будет расположиться четверым и поместить тело. Надеюсь, великокняжеские стяги оградят нас от лишних остановок в пути.

— Участие вашего высочества, — восторженно произнес Пуришкевич, — делает нам великую честь! Решено! Осталось только присмотреть подходящую укромную полынью. Я подготовлю цепи или гири, чтобы отправить этого мерзкого проходимца на дно!

Стрелки на каминных часах показывали пять минут первого.

Заложив руки за спину, Феликс Юсупов нервными шагами мерил кабинет.

— Да где же они, черт возьми! — в очередной раз проронил он.

На набережной раздался шум мотора.

Великий князь отодвинул занавеску и осторожно выглянул на улицу. У дворца остановился большой автомобиль защитного цвета, с брезентовым верхом. Сзади была прикреплена запасная шина.