Шесть имен кота-демона - Чжан Юнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся монах. – Ты так же добродетелен, как и твой наставник.
Чжан Чжо рассмеялся в ответ.
– Что это за старик? Откуда он родом? – шепотом поинтересовался Авата-но Махито у Шангуань Ваньэр.
Та взволнованно посмотрела на старого монаха.
– Он известен как один из звезд-близнецов, Солнца и Луны. О них написано в священном учении династии Великая Тан.
– Звезды-близнецы Солнце и Луна?
– Во всей стране только два монаха по учению находятся выше остальных. Вы не знали об этом?
– Об этом… точно не знал.
– Вы слышали о южной и северной школах буддизма?
– Немного.
– Тот монах, что перед нами, – глава северной школы.
– Неужели это, – глаза Авата-но Махито округлились от удивления, – патриарх Шэньсю?
– Именно так!
– Ничего себе! Даже не верится! – Авата-но Махито всплеснул руками и благоговейно посмотрел на старого монаха, склонив оба колена.
Учение буддизма пришло в Китай из Индии благодаря предкам Бодхидхармы, что распространяли учение без текстов и практику без каких-либо ограничений. Они хотели «направиться прямо к сердцу и увидеть природу Будды». Так зародился чань-буддизм. После второго патриарха Хуэй Кэ, третьего патриарха Сэн Цаня, четвертого патриарха Дао Синя и пятого патриарха Хун Жэня движение чань-буддизма развивалось и расширялось. Со времен пятого патриарха Хун Жэня чань-буддизм разделился на две школы: южную школу с Хуэйнэном во главе и северную школу, которую возглавлял Шэньсю. И Хуэйнэн, и Шэньсю прославились на весь мир как звезды-близнецы, Солнце и Луна. Патриарх Шэньсю стал монахом в юном возрасте, а позже обратился за учением к пятому патриарху Хун Жэню, который высоко оценил его способности и нарек его «первым в толковании учения», благодаря чему тот затем стал наставником. После смерти пятого патриарха мастер Шэньсю основал свою школу чань-буддизма в храме Юйцюань уезда Цзянлин, и слава его распространилась по всей стране. Монахи и миряне приезжали со всего Китая послушать его наставления, и репутация его была настолько безупречна, что его стали называть живым Буддой. После становления династии У Чжоу императрица с большим уважением относилась к патриарху Шэньсю и пригласила его в Лоян, чтобы совершить ритуал и даровать ему пурпурно-золотое одеяние в честь его добродетелей.
Отдав дань уважения Шэньсю, Авата-но Махито отступил назад, повернулся к Шангуань Ваньэр и сказал:
– Я знаю одну байку о патриархе Шэньсю, и теперь мне интересно, правда ли это.
– Какую байку? – непонимающе подняла брови Шангуань Ваньэр.
– По пути в Чанъань я услышал историю от монахов южной школы. Говорят, что, когда пятый патриарх должен был вот-вот уйти из жизни, он приказал ученикам представить по одной гатхе[23], чтобы продемонстрировать свое просветление. Патриарх Шэньсю написал: «Наше тело – это дерево Бодхи, а наш ум подобен подставке пресветлого зерцала. Старательно вытираем мы их и не позволяем осесть на них пыли». Патриарх не оценил стихотворение Шэньсю и указал, что оно не показывает понимания собственной фундаментальной природы и сущности разума. Когда мастер Хуэйнэн услышал это, он написал гатху, которая гласила: «Бодхи отнюдь не дерево, у пресветлого зерцала нет подставки. Изначально не существовало никаких вещей, так откуда же взяться пыли?» Сравнив эти два стиха, пятый патриарх решил, что Хуэйнэн более просветлен, чем Шэньсю. Ночью он проповедовал главный смысл «Алмазной сутры» Хуэйнэну, который получил дхарму. Ему было передано учение о моментальном просветлении, а также патра и ряса втайне ото всех. Тогда пятый патриарх сказал, что отныне учение Будды благодаря Хуэйнэну станет повсеместным и лучше ему уйти именно сегодня, приложить все усилия, чтобы попасть на юг. Когда Хуэйнэн отправился на юг, буддизм в Китае разделился на две школы – северную и южную.
– Что за ерунда?! – вскрикнула Шангуань Ваньэр. – Это выдумки монахов южной школы. Пятый патриарх выбрал преемником именно Шэньсю. А буддизм разделился на две школы, потому что у патриархов Шэньсю и Хуэйнэна слишком различны взгляды.
– И чем же они отличаются?
– Патриарх Шэньсю не только освоил постулаты конфуцианства и даосизма, изложенные как в классических конфуцианских трактатах, так и в «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы»[24], но и перенял учение, что существовало со времен четвертого патриарха, Дао Синя, впитал в себя постулаты санхи под названием «Врата дхармы Восточной горы». Патриарх Шэньсю утверждал, что «душа и тело чисты, поскольку тело такое же, как у Будды». Основными способами наблюдения и практики, к которым он прибегал, были занятия медитацией сидя и погружение внутрь себя, дабы держать закрытыми двери чувств, чтобы познать истину. Он считал, что, исходя из понимания великого смысла сутр, следует шаг за шагом пытаться достичь состояния видения Будды в собственном разуме, что приведет к постепенному просветлению. А в учении Хуэйнэна центральное место занимала концепция внезапного просветления и чтение сутр, поскольку, по его мнению, «учение без слов не распространить». Он считал, что нужно медитировать, чтобы увидеть истинную природу, и тогда можно сразу достичь просветления.
– А в чем достоинства и недостатки каждой школы? – спросил Авата-но Махито.
– Нет ни достоинств, ни недостатков. Просто у школ разные подходы. – Шангуань Ваньэр задумалась на мгновение. – Один патриарх – выразитель законченной мысли, проповедующий учение на основе Трипитаки, свода раннебуддийских священных текстов, а другой следует собственному пути и благодаря сутрам прокладывает новый путь.
– Понятно! – кивнул Авата-но Махито.
В этот момент Шэньсю и Чжан Чжо разговаривали друг с другом.
– Разве патриарх не был в Лояне? Почему вы прибыли в Чанъань? – с почтением спросил Чжан Чжо, садясь на колени.
– Лоян, Чанъань… Есть ли разница? – Шэньсю мягко улыбнулся. – И то и другое – всего лишь горчичные семена[25].
Чжан Чжо улыбнулся в ответ.
– А ты, дитя… – Шэньсю указал на Ли Доцзо.
До этого агрессивно настроенный Ли Доцзо, теперь согнувшийся, как кот, неловко сложил руки в приветствии.
– Что стоишь на месте? Почему не берешь своих людей и не ищешь то, что хочешь найти? – Шэньсю жестом обвел свой двор.
Ли Доцзо покраснел:
– Я не смею!
– Почему не смеешь? Я такой же человек, разницы нет никакой.
Ли Доцзо собирался сказать что-то еще, но Чжан Чжо махнул рукой:
– Если патриарх велит тебе искать, значит, ты можешь это сделать.
– Есть! – Ли Доцзо улыбнулся и повернулся на пятках, чтобы повести солдат на поиски.
– Прошло более двадцати лет с тех пор, как скончался ваш наставник.
Во дворе было шумно, но на лице патриарха Шэньсю не дрогнул ни один мускул. Он посмотрел на Чжан Чжо и спокойно сказал:
– Если быть точнее, то прошло двадцать пять лет. Да, время скоротечно, проносится перед глазами так быстро, что не успеваешь понять, как пустота поглощает каждого, будь то обычного человека или же наставника. – Патриарх Шэньсю слегка вздохнул и будто погрузился в воспоминания о прошлых событиях.
Чжан Чжо кивнул и не стал перебивать старого монаха.
Патриарх Шэньсю одной рукой погладил свою бороду, а другой нежно провел по лбу свирепого тигра – тот издал низкое рычание.
– Почему ты явился в храм Цзяньфу такой поздней ночью? – спросил Шэньсю.
– Меня привело сюда одно чрезвычайно странное событие.
– Странное? Разве в этом мире есть хоть что-то странное? – Шэньсю удивленно рассмеялся.
– Эта история и правда звучит загадочно! – Чжан Чжо поведал патриарху о стае котов, появившихся у Восточных ворот храма Цзяньфу. Патриарх Шэньсю молча слушал и не проронил ни слова.
– Я хоть и сведущ немного в таких делах, но этот случай весьма запутан, при этом очень важен. Мне бы хотелось попросить у патриарха помощи в решении столь сложной загадки, – сказал Чжан Чжо.
– Глупец! – Патриарх Шэньсю громко рассмеялся, покачал головой и указал на свиток, висевший на ветке. – Посмотри внимательно, что ты видишь?
Чжан Чжо повернул голову, чтобы рассмотреть свиток, и увидел на шелке круг. Внушительных размеров круг, нарисованный кистью, которую со всей силы окунули в тушь! И больше ничего. Почему же вместо красивого пейзажа на столь прекрасном свитке изображена столь простая фигура?
– Похоже на круг, – честно сказал Чжан Чжо.
– Действительно, это круг! – усмехнулся патриарх. – А вот я вижу зерцало.
Зерцало? Шангуань Ваньэр, Авата-но Махито и остальные смотрели на большой круг широко раскрытыми глазами, не в силах понять, где же в мазках кисти можно