Железнодорожница 2 - Вера Лондоковская

— Ой-й, — сморщился дед, — вот и она тоже все про это продвижение. А я всегда говорю: чистые погоны — чистая совесть. Начальником не так-то просто быть, это и ответственность какая, и проблем сколько. В кассе она сменами работает, и очень удобно, и времени на все хватает. А в управление перейдет? А ну-ка пятидневкой с восьми до пяти! Сама же взвоет!

— В управление? — переспросила я. — Да туда еще не возьмут. Это я так, на всякий случай решила высшее образование получить. Глядишь, пригодится. Тем более, меня взяли сразу на третий курс.

«И бесплатно», — чуть не ляпнула я, но вовремя осеклась. Это в той жизни бюджетное место считается верхом желания, а тут-то все образование бесплатное.

— А как это сразу на третий курс? — заинтересовалась жена Лёньки.

— Так у Альбины уже техникум есть, — подсказала тетя Рита, — наверно, из-за этого.

— А вот и нет, — ответила я, — меня сначала хотели на первый курс взять, но я показала свои блестящие знания по специальности, вот и…

— Ну, ты молодец, — послышалось со всех сторон восхищенное одобрение.

— А в управление я и сама не очень-то рвусь, — сказала я, — меня тоже эти кабинеты с большими коллективами не очень-то прельщают. Гораздо удобнее и спокойнее в кассе сидеть.

Глава 10

— Мама, а тебе нравится Есенин? — спросила Ритка, когда мы зашли в спальню, собираясь укладываться спать.

Проводив гостей около десяти вечера, мы помогли тете Рите убраться, потом помылись по очереди, переоделись в домашние халаты.

— Кому же он не нравится? — ответила я.

Сейчас начнется обсуждение поэта. Ритка ведь обожает разобрать по полочкам все прочитанное и услышанное. А еще она влюбляется в героев книг, и готова обсуждать их часами.

— А ты знала про эту Галину Бениславскую? Ну, про которую у памятника рассказывали. Интересно, как она выглядела, какой вообще была.

— Ну так, мельком слышала, — литература и музыка — не мой конек, я больше по технической части.

— Надо же, как она его любила, оказывается, — восхищенно говорила Ритка, — даже застрелилась на могиле. Представляешь, не смогла жить без любимого!

— А ты думаешь, это правильно?

— Ну, а как еще? — с жаром сказала Ритка. — Любовь потому и любовь, что она граничит с безумием, с жертвами. Вот как я папу люблю! Я же все готова отдать ради него, даже собственную жизнь. Знаешь, если бы в него стреляли, я бы подбежала и заслонила собственным телом.

Боже! Опять ее понесло!

— А помнишь, я тебе говорила, что человека надо уметь отпускать? Пойми, наконец, человек — не игрушка! И, если он тебя не любит, поверь, ему не нужна твоя любовь. Ну, ни капельки не нужна! Все, чего ты добьешься — еще больше оттолкнешь и будешь смешно выглядеть в глазах окружающих. Ты сама как думаешь, папа тебя любит?

— Не знаю, — задумчиво подала плечами девчонка, — я стараюсь для него. Как только придет, сразу бегу за чистым полотенцем, чтобы он умылся. Потом накрываю табуретку газеткой и ставлю тарелки с едой и кружку с чаем. Никогда не спрашиваю, будет он есть или нет. А то вдруг он постесняется и останется голодным. Если на улице жарко, хватаю бидон и бегу за квасом.

Да, Вадим почему-то любит есть с табуретки. Если я устраиваюсь на кухне за маленьким столиком, то ему надо табуретку к дивану приставить.

— А любит он меня или нет, мне все равно, — продолжала трещать Ритка, — мне главное, чтобы ему было хорошо. Это ведь и есть любовь. А когда тебе важно, любит ли человек в ответ — так это не любовь получается, а выгода. У меня есть подружки, которые говорят, что любят своих пап. И тут же хвастаются: а знаешь, какие подарки мне папа приносит, а знаешь, какой он важный человек на работе. Но это ведь тоже не любовь. Если ты любишь за что-то — это не любовь. Попробуй-ка любить папу, если он алкоголик и ничего тебе не приносит.

Я решила воспользоваться ее болтовней и выведать наконец, о каком таком случае она обмолвилась в поезде.

— Рита, а что за случай, после которого ты стала за папу сильно переживать?

— А ты сама не помнишь?

— Да я много всяких случаев помню. Просто не пойму, про какой именно ты толкуешь?

— Ну, помнишь, когда его перевели из шоферов в ремонтную бригаду?

— А, это за пьянку понизили? — догадалась я.

— Ну, да, и папе пришлось целыми днями валяться под машинами вместо того, чтобы ездить. Да и зарплата стала меньше.

— Конечно, помню, — уверенно кивнула я, — он очень переживал из-за этого.

Ритка внимательно посмотрела на меня.

— Тогда почему ты не помнишь, как он решил повеситься?

Я не смогла удержаться от вскрика. Услышанное не похоже было даже на удар кнутом. Это было ощущение, будто вдруг бетонная плита надвинулась. Или вот эта бетонная стена поехала в мою сторону. У меня затряслись руки и ноги.

— Дело в том, что я постаралась забыть тот кошмар, — невнятно проблеяла я, закрывая лицо руками. Бедный мой ребенок! Как теперь избавить ее от страшных воспоминаний? Скорее всего, никак уже не удастся. У нее теперь на всю жизнь психика нарушена.

— Хорошо тебе. А я вот все помню, — негромко продолжала Ритка, — мы тогда жили в бараке на Русской. Пришли домой, а там записка от папы, мол, не ждите, я решил уйти в небытие.

Я стиснула зубы. Интересно, что же Вадиму помешало?

— А потом папа вернулся, — догадалась я и подняла глаза на девочку.

— Да, но только через час, когда мы уже были на грани отчаяния. Он вернулся и сказал, что ходил в лес, привязал веревку на дереве. А когда начал вешаться, веревка оборвалась.

У меня не было слов. И не было никаких мыслей, как помочь Ритке с этим справиться. Даже весь мой богатый опыт работы в образовании не давал ответа.

Зато я теперь точно знала — я больше никогда никакой вины перед Вадимом не почувствую.

Как можно было не подумать о ребенке? Как можно было оставить эту записку? Впрочем, записка нужна в таких