Железнодорожница 2 - Вера Лондоковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дима слушал меня со все возрастающим интересом, но при этих словах вдруг остановился, как вкопанный и огляделся по сторонам.
— Ты что такое говоришь? Зачем повторяешь вслух этот бред?
— Извини, не подумала, — я понизила голос чуть ли не до шепота. — В самом деле, ерунда какая-то. Я, советский человек, и кого слушаю, какую-то гадалку.
Однако, дома, за вечерним чаем, он сам решил вернуться к этой теме.
— У нас, конечно, много недоработок. Один дефицит товаров чего стоит! И все это недовольство когда-нибудь выльется. Я всегда думаю: да дайте вы людям эти джинсы, эту жвачку, эти пятьдесят сортов колбасы, и все успокоятся. Достаточно таких перемен, и все будет в порядке. А знаешь, все к тому и идет. Брежнев уже старый и немощный. Придет на его место кто-нибудь помоложе, и все изменится, вот увидишь.
— Да, конечно, полностью с тобой согласна, — я решила не спорить. И вообще зареклась когда-нибудь заговорить на подобные темы. — Мне завтра надо будет сходить с дедом и Риткой на спектакль в театр юного зрителя. И вообще побыть с ними, я так соскучилась.
— Кстати, — вспомнил Дима, — мы же хотели, чтобы они сюда пришли!
— А я им уже сказала, что мы пойдем к тебе в гости. Знаешь, как Ритка обрадовалась!
— Ну, я рад, — улыбнулся Дима. — Тогда как мы поступим?
— Давай я завтра проведу с ними весь день, а в среду мы придем. А то в четверг тебе уже домой уезжать.
— Что ж, отличная идея, — согласился он.
В девять утра я уже стояла на выходе станции метро «Тверская». Вскоре появились дед с Риткой, и мы отправились в театр.
— Ну как съездили? — спросила я по дороге.
— Отлично, — ответил дед, — нас так хорошо приняли. Баба Вера так и сказала, мол, чувствуйте себя, как дома.
— А баба Вера что, одна живет?
— Да, одна, в маленькой квартирке, в однокомнатной. Городок называется Узловая. Ничего особенного там нет, но для жизни вполне сгодится.
— Для жизни? Так что, Валентина Николаевна решила там остаться, с матерью? — мне все хотелось выведать, какие у деда на нее планы.
— Н-нет, мы потом поговорим на эту тему, я тебе все расскажу, — ответил дед.
— Мама, а ты говорила, мы поедем в гости к дяде Диме? — напомнила Ритка.
— Ох, понравилось по гостям ездить, да? — я хитро посмотрела на девчонку.
— Конечно, понравилось, — подхватил дед, — хорошо ведь принимают везде.
— А вот завтра и поедем к дяде Диме, часам к пяти вечера.
— Ура! — расплылась Ритка в восторженной улыбке.
Мы уже вошли внутрь театра. Не сказать, чтобы там было шикарно и торжественно, но атмосфера театра чувствовалась.
— Мама, деда, смотрите! — тихонько сказала вдруг Ритка.
Да что там такое? Неужели опять какие-нибудь Пашины?
Я проследила за взглядом девочки и увидела маму того самого нашего соседа по купе в поезде. Надо же, я видела ее всего раз в жизни, а узнала. Интересные свойства у человеческой памяти. Вроде и забыл давно, а увидел и сразу вспомнил. Женщина была в том же самом цветастом трикатиновом платье. С поджатыми губами она проверяла билеты на входе в зал.
Конечно же, мне, взрослому человеку, совершенно неинтересно было смотреть детский спектакль. И деду, по всей видимости, тоже. Через полчаса после начала он засобирался на улицу покурить. Я увязалась за ним.
Знакомая нам мамаша стояла у телефонного аппарата возле гардеробной и шипела в трубку:
— Ты домой не собираешься? Не надоело еще по общажкам мотаться?.. А при чем здесь эта, как там ее? Я тебя спрашиваю, когда ты вернешься домой и станешь жить, как человек? Ну и что, что тебя ее родичи так хорошо принимали, что с того? Еще бы, увидели москвича, вот и принимали! А я тебе сразу сказала…
Мы вышли на улицу и встали возле массивной бетонной урны.
— Ее с одной стороны можно понять, — я постаралась стоять так, чтобы противный табачный дым не шел в мою сторону, — сколько таких историй, когда невестку люди прописывают, а она потом с сыном разводится и начинает квартиру делить. Но, с другой стороны, зачем звонить и мотать нервы? Ну, устроились люди в общаге, и пусть себе живут.
— Ой, ты бы видела, как меня приняла мама Валентины Николаевны, — соглашаясь, сказал дед, — как родного! Она так рада, что ее дочь нашла себе человека, и не одна на старости лет останется. Нормальные родители радуются за своих детей, а тут ерунда какая-то. Сама их в общагу вынудила убраться, а теперь звонит.
Двери театра открылись, и на улицу вышла эта тетка в цветастом платье. Зыркнула на нас со злобой и тоже встала возле урны, достав мятую пачку «Родопи» и коробок спичек.
Целых два паровоза возле меня.
— А Валентина Николаевна приехала в Москву или пока у матери осталась? — спросила я.
— Осталась у матери, — ответил дед, — у сестры не очень удобно. В двухкомнатной, считай, две семьи живут. Сама сестра, ее муж, взрослая дочь со своим мужем и их ребенок. Валентине уже неудобно их стеснять, так что она пока у матери поживет, потом через Москву вернется в наш город. Хочет поближе к дочери, да и вообще.
Дед умолк, не желая распространяться при посторонних. Ладно, потом договорим.
После театра мы прогулялись по Тверской и поехали к тете Рите.
В зале надрывался телефон. Я мигом скинула туфли и бросилась к аппарату.
— Альбина, ты? — услышала я в трубке треск и голос Пашиной. — Ты что трубку не берешь, я уже полчаса звоню? Тут такие очереди к автоматам, я еле как пробилась!
— Да мы только зашли, в театре были…
— В каком театре? Я ненадолго к автомату вырвалась, чтобы тебе позвонить! Тебе вчера передавали, что я звонила?
На линии то и дело происходили помехи — шипение, треск, — приходилось по несколько раз переспрашивать.
— А ты где? Не дома, что ли? — я невольно тоже повысила голос.
—
