Долгие ночи - Абузар Айдамиров

— Что-то я не пойму.

— Не понимаешь? У такого человека, как ты, слух должен быть, как у кошки, глаза, как у барса. Ты должен знать всех: и птиц, и зверей, различать их следы, изучать их повадки. Почему здесь было тихо, а? Потому что птиц на дереве не было. Я там сидел, и они меня боялись. Кружились и улетали обратно. И ехал ты какой-то сонный. Голову в башлык завернул, буркой укутался.

Ружье висело под буркой дулом вниз. Свет бы перевернулся, пока ты его вскидываешь. Ружье нужно всегда держать дулом вперед или класть перед собой поперек седла. Даже в самый сильный мороз уши, глаза и нос должны быть открыты. Постой здесь, я погляжу, не идет ли кто по дороге.

Болат побежал вперед и, убедившись, что там никого нет, махнул рукой, подзывая Берса.

— Болат, — сказал Берс, — вообще-то я знал, что ты откуда-нибудь наблюдаешь за мной, потому так и ехал. Но все твои замечания справедливы. Спасибо за науку. Но кто же научил тебя всем этим премудростям?

— Залма Зумсоевский, — гордо ответил Болат. — Я два раза выезжал с ним в верховья Орги[39]. Летом и зимой. За два месяца он меня многому научил. И не только меня. Нас, мальчишек, было не меньше сотни. Красиво на Орге, особенно летом: всюду густые леса, родники, птицы, звери. Оргу ни с чем не сравнишь. Река стремительная, грозная, холодная, словно лед. Мы учились переплывать ее и в одиночку, и на коне. Плавать я научился быстро, а вот перейти реку вброд, да при этом перенести на голове одежду, оружие, продукты и не намочить их — вот что было действительно трудно. Залма даже мелочей не прощал, строг был! Еще он учил нас вязать плот из бревен, крепя их лозой дикого винограда, учил переправляться на нем через реку. Но самым приятным для меня занятием была охота на зверей. Из их шкур мы делали бурдюки.

— Бурдюки? Разве там было вино?

— Да нет, не для вина. Надуем пять-шесть бурдюков, свяжем их, и, пожалуйста, переправляйся на другой берег. Это куда легче, чем вязать плот из бревен. Да, лето — самая лучшая пора. И еды вдоволь, и спи где угодно. Вот зима — дело другое. Зимой еду брать с собой нам не разрешали, как и корм лошадям. Все самим нужно было добывать. Зимой бывало очень плохо. Морозы, голод, снежные заносы, обвалы, ледники. Чуть поскользнешься — считай, пропал. Хотя так было только поначалу. Потом мы всему научились: и корм лошадям добывать, разгребая снег, и охотиться на диких животных. А вот сискала не было. Но мы терпели. На войне еще не такие трудности будут.

Берс внимательно слушал мальчика. То, о чем он рассказывал, было ему интересно и в будущем могло пригодиться. Правда, от русских офицеров он и раньше слышал о физическом воспитании чеченских детей. Одно время эта своеобразная спартанская школа прекратила было свои занятия, но в прошлом году вновь начала действовать. И предводителям будущего восстания поручили возить мальчиков от десяти до шестнадцати лет в горы для прохождения курса этой суровой жизненной школы. Берс однажды побывал там в качестве военного инспектора и сейчас с большим удовольствием слушал Болата.

— И это все, чему вас там учили?

— Совсем нет! Еще нас учили метко стрелять, рубить шашкой и кинжалом, джигитовать на коне, лазить по скалам, ледникам, деревьям, ходить на лыжах. Тебя тоже этому учили?

— Нет, не этому, — с откровенной грустью в голосе ответил Берс.

— Я так и понял. На тебя смотришь, сразу видно, что ты кое в чем совсем ничего не смыслишь.

— И все же, Болат, было бы здорово, если бы все наши дети учились в той школе, в которой учился я.

— Да ни за какие деньги!

— Почему?

— Из русских школ безбожники выходят. А они рабы гяуров, своих презирают.

Берс покачал головой.

— Беда, что мы неграмотны. Образование — это гораздо больше, чем богатство, Болат. Из тех школ не только одни офицеры выходят. Там и многому другому учат.

Но до мальчика слова Берса не доходили. Он знал другие примеры, а они-то и служили ему лучшей характеристикой при оценке как окружающей его действительности, так и поступков людей.

— Вон, Арзу. Он нигде не учился, а десятка генералов стоит.

Разве не так?

— Да, Болат, Арзу храбрый и умный человек. Но он неграмотный.

— Зачем так говорить? — Болат махнул рукой. — Арзу не как все.

Дада[40] его очень любит. И меня Арзу многому научил. Сегодня он мне вот этот пистолет подарил. Правда, замечательный?

Болат вытащил из-под полы бешмета пистолет и протянул его Берсу. Берс, чтобы не обидеть мальчика, взял оружие, осмотрел и вернул.

— Оружие под стать храброму воину.

— А как Маккал, он тебе нравится? Но мне кажется, что языком он владеет лучше, чем оружием.

— Маккал — человек особенный. Он пятнадцать лет учился в медресе. Второго муллы с таким образованием нет во всей Чечне.

Болат, широко раскрыв от удивления глаза, посмотрел на Берса.

— Вот тебе на! Я считал его совсем маленьким муллой! Но если он такой большой мулла, почему же он не носит турецкую феску, длинный халат и четки? Всем русским, например, нравятся мулла Идиг, Махмуд-Мулла или Мустапа-Кади. А Маккал на них совсем не похож. Почему?

— Потому, что те верно служат царю. Они и помогли в прошлую зиму расстрелять людей в долине Убитого быка. Они и подобные им — наши враги. Маккал же не делит людей на христиан и мусульман. Для него главное, чтобы человек сам по себе был достойным. Но ты здорово ошибся, Болат: Маккал также мастерски владеет оружием, как и языком.

— Правда? Вот так-так! Но все-таки Арзу лучше всех, даже лучше тебя, — заключил Болат. — Ты только не обижайся.

— И не обижаюсь, и не спорю, — улыбнулся Берс — Он воевал, а я учился в школах.

"Конечно, мальчик прав, — подумал Берс — Мне далеко до Арзу.

Эх, если только к его мужеству мудрости добавить и знаний! Из него тогда вышел бы настоящий полководец".

Польщенный тем, что даже такой умный человек, как Берс, согласился с его мнением, Болат решительно подтянул видавшие виды штаны и сдвинул набекрень свою серую войлочную шляпу.

До родника оставалось совсем немного, а мальчику еще хотелось и Берса послушать, и самому рассказать о многом. Когда еще другой такой случай выпадет! Берс к ним никогда один не приезжает. А сейчас словно сам Аллах организовал такую встречу и такую беседу. И вот-вот она прервется.

— Люди говорят, что царь дал тебе два ордена. Это правда?

— Правда.

— А за что же он их тебе дал? Разве и ты его слуга?

— В одной далекой стране живет народ. У него был свой царь, который притеснял этот народ. И народ восстал. Царь той страны обратился за помощью к русскому царю. Так уж повелось на земле, что когда народы восстают против своих царей, то все цари сразу объединяются против непокорных. Ну вот и русский царь послал в ту страну свои войска, среди которых был и я…

— Я видел офицеров. Все они носят свои ордена на груди. А почему ты их не носишь?

— Я бросил их в Мичик[41].

— Нехорошо ты поступил, ваши, — расстроился Болат. — Спрятал бы дома.

— Дома-то у меня нет. Где же прятать?

— Мог бы мне отдать.

— Не знал я тогда, что живет на земле мальчик по имени Болат.

Только скажу тебе откровенно, что глядишь иной раз на ордена и кажется, что с них кровь людская капает.

— А много людей живет на земле?

— Много.

— И всем живется так же плохо, как и нам?

— Большой разницы нет. Почти всюду сильный слабого поедает.

Но в других странах люди более образованные, знают, что им делать. Твой отец никогда не учился, ты тоже. Потому-то все мы, как слепые, плутаем в потемках и любому легко нас одурачить.

Мальчику очень хотелось расспросить Берса о школах. Медресе он видел, в Шали их несколько. А вот что такое школа? Один Берс знает. Но они уже подошли к роднику, и Болат не успел задать новые вопросы.

* * *

Друзья обнялись. После первых общих расспросов перешли, наконец, к делу. Берс, которому больше всех не терпелось услышать о новостях, подсел поближе к Маккалу.

— Ну, выкладывай, как дела в Ичкерии?

Маккал качнул головой.

— Утешительного мало. Последние события нарушили все наши планы. Бильтинцы Шахбулат и Нуркиши затеяли двойную игру. От нас еще не отреклись, но перед начальством хвостом виляют.