Мемуары. 50 лет размышлений о политике - Раймон Арон

Борьба была тем более сомнительной потому, что американцы сами плохо себе представляли, за что они сражаются. Первоначально, в период между 1954 и 1960 годами, поддержка, оказанная Сайгону, была обусловлена автоматизмом политики сдерживания. В 1961–1962 годах Дж. Ф. Кеннеди, униженный поражением у бухты Свиней и беседой 296 с Хрущевым в Вене 297, старался показаться tough («крутым»), развеять иллюзии, которые мог питать Н. С. Хрущев, введенный в заблуждение плачевным началом его президентства. Л. Б. Джонсон, когда посетил Сайгон в качестве вице-президента, умножил вариации на тему падающих одна за другой фишек домино. По мере того как Соединенные Штаты увязали в тупике, президент и его советники все меньше понимали, почему они расточают такое количество людей и долларов, против кого и с какой целью они жертвуют таким количеством жизней и средств.

У. У. Ростоу, занимавший в Белом доме пост советника президента по международным вопросам после Макджорджа Банди и перед Г. Киссинджером, развил мне одну из тех теорий weltgeschichtlich (всемирно-исторического) значения, до которых он был охотник: Хо Ши Мин и вьетнамская экспансия представляли собой последнее выражение революционного романтизма. Американская победа над этим завоевателем-идеологом будет обозначать конец эпохи. Другие советники в Вашингтоне обнаруживали за спиной Хо Ши Мина лицо Линь Бяо и окружение города деревней, или китайский империализм; третьи видели империализм Кремля. Произошедшие с тех пор события показали правильность последнего толкования.

Наступление в новогодний праздник Тет (в начале 1968 года) было неудачным для Вьетконга. Население нигде не присоединилось к «борцам за свободу». Эти люди совершили злодеяния, которые ничем нельзя было оправдать. Во рвах, которые вырыли по их приказу сами жертвы, нашли смерть сотни чиновников и видных граждан императорского города Хюэ. Мой друг Фам Зуи Хьем, посол Республики Южный Вьетнам в Париже в 1954 году, выпускник Эколь Нормаль (поведавший мне когда-то о своей юношеской любви, походившей на волнующий роман), распространил 13 апреля 1968 года по каналам АФП сообщение, в котором с негодованием рассказывал о поведении вьетконговцев в тех районах, которые они на несколько дней захватили: «Эти интеллектуалы упустили случай увидеть то, что осталось от такого числа простых служащих, безвинных работников администрации и их семей, от военных, находившихся в отпуске, от французских священников, от немецких преподавателей с их женами, — их погребли заживо, без признаков ран (к настоящему времени обнаружены примерно триста человек) или же убили после членовредительства и разнообразных пыток (примерно 700 человек), иногда несколько жертв были привязаны друг к другу колючей проволокой <…>». Это сообщение потонуло в безразличии и забвении. Дело революции облагораживало преступления Севера, усугубляло преступления Юга.

Начиная с 1969 года, когда к власти пришли Р. Никсон и Г. Киссинджер, я еще более замкнулся в своей аналитической деятельности. Республиканцы не несли никакой ответственности за то участие, которое Соединенные Штаты приняли во вьетнамской войне. Р. Никсон мог бы подчиниться требованиям Севера и добиться через пару месяцев мира, которого требовала общественность или по меньшей мере самые авторитетные ее представители. В чем состояли требования Севера? Они сводились к формуле: «коалиционное правительство», в которое, совершенно очевидно, не вошла бы «марионеточная банда» — Тхиеу и его окружение, иными словами, те, кто правил Республикой Южный Вьетнам и символизировал сопротивление. Члены «временного правительства Юга», созданного коммунистами, «третья сила», о которой говорили в столичных кафе деятели, находившиеся в оппозиции к Тхиеу, не являлись некими промежуточными звеньями или посредниками между людьми Сайгона и людьми Ханоя; будучи союзниками или пособниками Вьетконга, сознательными или бессознательными, они не отличались от приверженцев этой лиги или, если хотите, не могли отличаться от вьетконговцев и членов коммунистической партии Севера. «Коалиционное правительство» подразумевало устранение южнокорейской власти, следовательно, капитуляцию Соединенных Штатов. Американская республика должна была бы заставить Тхиеу и его товарищей исчезнуть, иначе говоря, должна была бы от них отречься, признать, что своим существованием они были обязаны лишь благодати или мощи иностранной армии.

Р. Никсон и Г. Киссинджер не были в неведении относительно того, что избиратели ожидали от них окончания войны во Вьетнаме, но ни избиратели, ни даже члены Конгресса еще не поняли, что Северный Вьетнам требовал капитуляции Соединенных Штатов, едва прикрываемой формулой о коалиционном правительстве. Сам Г. Киссинджер рассказывает в своих «Мемуарах», что он рассчитывал достичь соглашения с Вьетнамом менее чем за год. Р. Никсон, обладавший большей проницательностью, в это слабо верил. Накануне своего назначения на пост специального советника по дипломатическим вопросам Г. Киссинджер кратко описал на страницах журнала «Форин афферс» два предполагаемых переговорных процесса, один — Соединенных Штатов с Северным Вьетнамом, другой — между двумя вьетнамскими правительствами. Быть участником второго процесса Север отказался, поскольку «не признавал» режим Тхиеу, который коммунистическое видение мира превращало в ничто, сводило к жалкой роли «марионетки» империализма. Поэтому в 1969 году, после того как стратегия республиканской команды стала известна, я правильно предсказал продолжение войны.

Так, 2 июля 1969 года я сначала подчеркнул невозможность политического соглашения между Ханоем и Вашингтоном: «<…> Если президент Никсон хочет одновременно уйти из Вьетнама и не дать врагу одержать политическую победу (правительство вьетконговцев в Сайгоне), ему нелегко будет найти замену режиму, существующему на Юге. Но северовьетнамцы постоянно и с одинаковым упорством отказываются от диалога с „сайгонскими марионетками“». Немного ниже: «Все происходит так, как если бы северовьетнамцы и Вьетконг рассчитывали на усталость американского народа, чтобы в конечном счете вырвать политическую победу. Поскольку решение на поле битвы отсутствует, война превращается в испытание силы воли. Ее выиграет тот, кто продержится последнюю четверть часа. Если через полтора года война не закончится, сумеет ли Никсон справиться с оппозиционерами, которые становятся все более многочисленными и неистовыми?» И в заключение: «Имеется ли у американцев, сегодня, как и вчера, при Никсоне, как и при Джонсоне, выбор, не ограничивающийся лишь политическим поражением или продолжением военных действий? Быть может, появится третий путь — в тот день, когда северовьетнамцы убедятся, что их неприятель столь же терпелив, как и они сами. Но какое чудо заставит их в этом убедиться?» Другими словами, я правильно сформулировал альтернативу: поражение или продолжение войны.